Вкусив маминого борща так, что появился риск не влезть в прокрустово ложе тольяттинского автопрома, мурлыкая под нос слова песни «Городок» Анжелики Варум, Григорий выкатился из родительского гаража и не спеша порулил к Потапычу, старательно привыкая к изменившейся интенсивности городского движения.

За пяток километров до адреса напевать, да и слушать песни почему-то расхотелось, а когда оставалось сделать последние два поворота, в животе появилось такое же тянущее чувство, какое он ощутил, подходя к госпиталю в злосчастное утро своего ареста, когда убили генерала Миронова.

Резко свернув, он припарковался за квартал до дома полковника и дальше пошёл пешком, привычно держась зелёнки. Когда вдали наконец показался знакомый подъезд и стоящий рядом с ним чёрный, как ворон, диковинный в то время для Москвы Mercedes-Benz G-класса, прозванный в народе «гелендвагеном», сердце уже отбивало набат и ладони неожиданно вспотели.

«Если хотите выжить в наше беспокойное время, Григорий, запомните: всё новое, непривычное должно вызывать у вас тревогу и подозрения. Новые люди, новые вещи…» – вспомнил он ненавязчивое наставление генерала Миронова. «Гелендваген» в этом дворе выглядел действительно чужеродно, и Распутин решил не торопиться, а понаблюдать издали, что это за транспортное средство и кому оно может принадлежать.

Ждать пришлось недолго. Через пару минут после того, как Распутин занял удобное место наблюдения на скамейке у песочницы, из подъезда вывалились трое стандартного вида «братков». Григорий чуть не вскрикнул. Среди них шариком перекатывался Бамбук – при полном параде и с элегантным коричневым дипломатом в руках. Вся гоп-компания не спеша погрузилась в машину, и «мерседес» неторопливо прошелестел из двора на выезд мимо отвернувшегося наблюдателя.

Распутину вдруг стало неимоверно страшно и тоскливо. Преодолевая кричащий об опасности инстинкт самосохранения, он встал и деревянной походкой сломанного робота отправился к конечной цели своей поездки…

Стальная дверь «линии Мажино» была приоткрыта. За ней медицинская помощь уже никому не требовалась. У самого порога лежал сосед, решивший ещё раз зайти наудачу попросить в долг. Ему чем-то крепким треснули в лоб, затащили за ноги в коридор и от души добавили лежачему, сломав кадык. В полуоткрытых соседских дверях виднелись босые ноги старшей Танюши. Наверно, открыла дверь на шум и получила пулю в лицо. Младшая испугалась, бросилась в спальню, ей выстрелили в спину и потом контрольный в голову.

Потапыч сидел, привязанный к своему любимому креслу, запрокинув голову и глядя на потолок безучастным потухшим взглядом. Дикий бардак, в который превратилась его аккуратная квартирка, не оставлял ни единого сомнения в цели визита «группы заинтересованных граждан». Шум-гам-тарарам соседи наверняка списали на очередной ремонт и монтаж мебели. Вот и сейчас хорошо слышны работающие где-то дрель и шлифовальное оборудование.

Беспомощно осмотревшись по сторонам, Распутин, надеясь увидеть знакомую полевую сумку, поворошил разбросанные бумаги, заглянул в шифоньер, за шкаф, под диван, на кухню, в ванную, а когда выглянул на балкон, сквозь решётку заметил остановившийся милицейский «бобик» и наряд, неторопливо направляющийся к подъезду.

Дальше для Григория всё происходило как в замедленном кино – ревизия запасных выходов, понимание, что спускаться с балкона Потапыча можно только на крышу милицейской автомашины, перемещение в квартиру соседки, осмотр газонов под её окнами. Вроде пусто…

Он уже закинул ногу на ограждение, как взгляд упал на подарок Потапыча, приткнувшийся среди банок домашних солений. «Нельзя оставлять врагу оружие!» – резануло мозг. Григорий метнулся обратно в прихожую, схватил свою оставленную вчера на хранение сумку, упаковал и тщательно принайтовал пенал с карабином, ящерицей спустился на землю, мысленно благодаря Ежова за тяжёлые уроки скалолазания.

К собственному дому Распутин крался с максимальной осторожностью. И не зря. Увиденное подтверждало его худшие опасения. Около подъезда стояли сразу три милицейских машины, а через некоторое время в одну из них посадили отца Григория и увезли.

Но не это было самым тревожным. Чуть в стороне от суеты, примяв кормой заросли сирени, демонстрировал свой квадратный тевтонский нос знакомый Распутину «гелендваген». А это значило сразу многое. Его инкогнито, как и цель прибытия, раскрыты. Предполагаемый тайфун и звездопад не состоится. Крысы останутся на своих местах и продолжат безмятежно торговать Отечеством в штабах и кабинетах. Но самое обидное – грош цена смертям Потапыча и ребят из группы Ежова. Да и его собственная жизнь вместе с Лёшкиной сейчас не стоит и полушки.

«Гелендваген» аккуратно тронулся с места, не спеша покатил в противоположную от милиционеров сторону.

«Уходят, сволочи».

В несколько прыжков преодолев расстояние до отцовской «пятёрки», Григорий с трудом завёл почему-то закапризничавший жигулёнок, но успел пристроиться за «мерседесом», стараясь исключить подозрение в слежке.

Ехали недолго и недалеко. Свернув в один из стандартных двориков, автомашина остановилась у ворот бывшего детского садика. Их в девяностые массово закрывали и переделывали в офисы ВИП-класса – с огороженной территорией и своим зелёным уголком на месте песочниц детворы.

Сдав назад, Распутин припарковал машину около другой «стройки века». Какой-то НИИ, павший в борьбе с коммерческой целесообразностью, выметался из заманчивого здания в центре Москвы, и оное срочно переделывалось в бизнес-центр. Одни машины спешно загружались выносимым из здания барахлом «Сделано в СССР». Рядом разгружались другие, со стройматериалами и сантехникой. Из окон по протянутым на улицу рукавам с весёлым уханьем летели обломки стен и отделки, противно визжали болгарки, грохотал отбойный молоток… Здесь царил весёлый строительный бардак, когда никому ни до кого нет дела, но зато все дико заняты, озабочены и сосредоточены на решении задач, ведомых только самим исполнителям.

Распутин подобрал с асфальта одну из многочисленных, беспорядочно сваленных прямо на землю солидных папок в жёстком переплёте с проектными «синьками», развернул её и, задумчиво глядя то на чертежи, то на стены, зашёл внутрь, проследовал через фойе, поднялся по лестнице в поисках какого-нибудь спокойного этажа, пока не дотопал до самого последнего, очевидно, не такого востребованного, как нижние. Побродив между архивными эверестами, подёргал ручки кабинетов и обнаружил нужное ему помещёние – хоть и плотно заставленное стеллажами, но тихое и безлюдное, выходящее окнами на интересующий его объект.

Там, наоборот, всё было чинно и спокойно. «Гелендваген» пристроился в один ряд со своими собратьями, рядом с ними суетился какой-то расторопный малый в ярко-оранжевом комбинезоне с аксессуарами для мойки машин.

Не отрывая глаз от окон бывшего детского садика, Распутин на ощупь раскрыл пенал, достал прицел и приник к нему, изучая личности постояльцев. Так продолжалось минут пять. Потом он быстро отстранился, протёр глаза, покрутил настройки оптики и опять приник к окуляру. Резко поднявшись и едва не свалив стоящий позади стеллаж, раскрыл пенал и начал лихорадочно собирать карабин, снаряжать магазин, бубня про себя:

– Хоть этого достану… По-хорошему, оружие надо бы пристрелять, но ничего. Тут максимум метров двести пятьдесят – триста, с такого расстояния и из рогатки не промахнусь…

* * *

Капитан милиции обычно спокойного, богом забытого РОВД встречал у крыльца дежурную группу, вымотанную так, будто она только что участвовала в марафонском забеге до Афин и обратно.

– Ну и что за война разразилась в нашем сонном царстве? – спросил он, протягивая пачку сигарет старшему оперу, выдернутому из долгожданного отгула.

– Да дурдом! – зло сплюнул тот, охотно закуривая, откидывая голову и щурясь на солнышко. – Какой-то сумасшедший вояка, прибыв вчера из Чечни, успел устроить бойню в квартире отставного полковника, а потом грохнул генерала Бугая, тяжело ранил его адъютанта и ещё двух работничков частной фирмы.

– С катушек слетел?

– Записочку очень интересную оставил на месте своей огневой позиции, – скрипнул зубами опер, не ответив на вопрос.

– Какую?

– Привет от генерала Миронова.

– А кто это?

– Не знаю, но чувствую, что начались крутые разборки внутри министерства обороны, а мы, сцуко, оказались между молотом и наковальней… Ты знаешь, что мы обнаружили в генеральском офисе? Больше двадцати миллионов наличными! Прямо в коробках от ксерокса…

– Рублей?

– В том-то и дело, что долларов…

– Так дело должны были сразу наверх забрать или к военным…

– Должны, но никто не торопится. Перекидывают, как горячую картофелину, друг другу, ну а пока вот дали нам подержать… Суки…

– А в чём проблемы?

– В чём? – Старший опер сделал последнюю затяжку. – Главная задача любого расследования – в ходе оперативно-разыскных мероприятий случайно не выйти на себя! Поэтому и военные прокуроры, и наши главнюки судорожно ищут, нет ли в этом деле чьих-то родимых пятен и любимых мозолей. Нам пока поручено работать и ждать решений… А эти решения могут быть неожиданными, потому что сидят там ребята очень непростые и дела делают крайне интересные… Это тебе не гопников по притонам гонять. Посчитают собранную нами информацию для себя опасной – исполнят весь наш отдел, а ты у себя в аквариуме даже не заметишь. Всё, увольняюсь на хрен. Жизнь дороже…

* * *

– Я думал, что ты уже забыл меня, Гриша!

– Я тоже так думал, муалим Файзулох. Но когда решил, что уже всё, хана, твой номер телефона, что ты дал мне в Джелалабаде, мгновенно всплыл в памяти.

– Ты правильно сделал, что позвонил, Гриша. Должником плохо жить, а ещё хуже умирать. Однако Аллах всемилостив и дал возможность отплатить тебе за спасение моей дочки.

– Это случайность, Файзулох…

– Зря так думаешь, Гриша! Случайность – непознанная закономерность. То, что ты сидишь здесь, передо мной, тому доказательство. Твои начальники всегда были плохими людьми. Там, в Афганистане, когда с базы «Баграм» только поднимался в небо ваш самолёт, моджахеды уже знали, какой приказ получил лётчик, куда он полетит и кого собирается бомбить. Твой конфликт с армейской мафией был предрешён. И я рад, что ты остался в живых. Буду молиться, чтобы Аллах не оставил тебя без своей милости и в будущем. Ты достоин этого больше, чем некоторые мои ученики, аккуратно совершающие намаз и наизусть цитирующие Коран. Твой караван уходит сегодня ночью. Границу в Европу будете переходить с помощью прикормленных пограничников из Латвии – их начальники ещё подлее и беспринципнее, чем твои. Что ты улыбаешься, Григорий?

– Никогда не думал, что буду бежать от одной мафии, пользуясь услугами другой…

– Ты просто ещё слишком молод и не понимаешь, что такое добро и зло. Это только в сказках первое побеждает второе. На самом деле гораздо чаще зло побеждает другое зло, обращаясь при этом добром…

Глава 13
Блиц

2019-й. Рейс Ереван – Москва

На рейс до Москвы полковник, убаюканный отменным сервисом бизнес-зала, пришёл в прекрасном настроении, мурлыкая какое-то дикое попурри из Леди Гага и бит-квартета «Секрет». На самом входе к россыпи магазинов дьюти-фри прикупил для внука яркий оранжевый рюкзак, в котором можно было запросто переносить его самого, нацепил на себя спереди и неторопливо наполнял, гуляя по аэропорту и собирая всякую мелочовку на гостинцы. Так и дошёл до своего места в самолёте.

На переднем кресле к его приходу уже разместился и отчаянно ёрзал какой-то толстячок. У него бегало всё: маленькие глазки на пухлом лице, ощупывающие каждого проходящего с головы до пят, руки, непрерывно теребящие то сиденье, то кожаную папку, лежащую на коленях, и даже галстук, постоянно съезжающий куда-то вбок от усиленного вращения шеей.

– Это что у вас? – ткнул он пухлым пальцем в оранжевое сокровище полковника.

– Парашют, – пошутил Григорий. – А вам что, не выдали? Всем, кто летит в бизнес-классе, обязательно выдают…