Эпоха перемен: Curriculum vitae. Эпоха перемен. 1916. Эпоха перемен. 1917 (страница 29)
Распутин понял, что второго боевика с ходу не достанет. Выпавший из рук убитого пистолет стопой отбросил назад, превратил ногу в опорную, швырнул «инструмент», созданный беспокойным британским «гением», в спину бросившегося к оружию албанца. «Серборез» не воткнулся, но, ударив между лопатками, хотя бы сбил равновесие, заставил раскорячиться. Укороченный FAMAS Commando привычно вылетел из-за спины. Сухой треск короткой очереди на три патрона. Тут всё закончено…
– Вася!
Напарник огромными прыжками несётся к дому. Там, где он только что стоял, несерьёзно и неубедительно, будто новогодняя хлопушка, бухает фугасная граната LU 216, прозванная им «любкой». Взрывная волна долетает до строения. Васька ничком падает на дорожку, но через секунду вскакивает и бежит дальше. Около машины один лежит неподвижно, двое барахтаются. Нормально! В то же мгновение сзади раздаются хлёсткие щелчки ПМ, и вверху справа на притолоке появляются выщербины от пуль.
– Ни хрена ж себе!
Вася застывает в дверном проёме, царапает пальцами кобуру своей пятнадцатизарядной «Беретты».
Распутин оглядывается и видит девчонку с крепко зажмуренными глазами и трясущимися руками, давящую на спусковой крючок опустошённого «макарыча».
– Отставить! – рявкает Григорий, успев подбить поднимающуюся руку напарника с пистолетом.
– Командир, какого?! – возмущается Василий. – Эта стерва нас чуть не порешила!
– Сербка! Пленная… В шоке! – бросает ему Распутин, поворачивается и орёт уже по-взрослому, снабжая свои слова тремя этажами специфических идиоматических конструкций: – Ты, мать твою, что делаешь, дура?! Брось оружие, идиотка!
ПМ с грохотом падает на пол. На Распутина снова таращатся испуганные глаза и удивлённо открывается рот, словно в ожидании ложки манной каши. Брови озадаченно взлетают, ломаются в обиженный домик. Трясущиеся губы сминаются в гармошку, разжимаются, и Распутин впервые слышит сдавленный голос балканской пленницы:
– Русси!.. Русси!..
– Ну вот, кажется, разобрались, – усмехнулся Распутин.
– Командир, как сваливать будем? Их тут целая рота, – частит Василий, застывший в дверном проёме. – Даже снайперы есть!
Его слова перебивает хлёсткий выстрел и так хорошо знакомый Распутину чавкающий звук пули, врезающейся в тело. Неведомая сила вдруг приподнимает напарника, швыряет, как тряпичную куклу, ему на руки, и они вместе с размаху валятся на засыпанный штукатуркой пол.
– Кажись, на пол-одиннадцатого, – неожиданно тихо бормочет Василий и закрывает глаза.
– Чёрт! Чёрт! – шепчет Распутин, осторожно вылезая из-под напарника, оттаскивая его под прикрытие стены и переворачивая на спину. – Вась! Только не вздумай!
Рукоятка FAMAS привычно ложится в руку. Короткий выдох. Надо выглянуть в окно. За несколько секунд весь рожок улетает по координатам напарника туда, на пол-одиннадцатого. Обратно к нему, расстегнуть разгрузку и камуфляж, выпотрошить аптечку, наложить тампон на кровавое пятно, расплывающееся на майке, противошоковое прямо через штаны, включить рацию и не забыть перейти на английский.
– Внимание, внимание! Я Браво-пять! Подвергся нападению. Напарник ранен! Требуется эвакуация. Мои координаты…
Совсем рядом барражируют вертолёты прикрытия.
– Я Дельта-два, слышу тебя, Браво-пять, буду через пять минут.
Отпустить тангенту, заботливо вытереть кровавую пену на губах напарника, повернуть на бок, чтобы не захлебнулся собственной кровью, перезарядить автомат. Аккуратно поднять шлем над подоконником. Выстрел… Каску вырывает из рук, но по входящему отверстию примерно понятно местонахождение врага. В этом направлении разряжен полный магазин. Перебежать к другому окну, перезаряжая на ходу автомат.
Камуфляжные фигурки ручейками стекаются со всех сторон к дому. Длинную очередь им навстречу, ещё одну от третьего окна, потом гранату – в надежде если не попасть, то хотя бы задержать.
– Ложись, убьют! – крикнул он девчонке, застывшей, как статуя, возле дальней стенки.
На штукатурке одна за другой появляются щербинки от влетающих свинцовых шмелей. Постепенно в звуки выстрелов вплетается гул двигателей приближающегося вертолёта.
– Браво-пять, я рядом, наблюдаю переполох в курятнике. Прошу обозначить себя!
Белая ракета вверх.
– Понял, Браво-пять! Начинаю работать! Пригнитесь там…
* * *
Командир разведроты, капитан Иностранного легиона Франции, сердито барабанил пальцами по пластику походного стола, исподлобья поглядывая на стоящего по стойке смирно подчинённого.
– Косовары говорят, что вы открыли огонь первыми и они вас приняли за сербский спецназ.
Распутин был хмур и лаконичен:
– Врут.
– В результате дружественного огня с вашей стороны и обстрела с вертолётов по вашей наводке было почти полностью уничтожено оперативное подразделение наших союзников…
– Армия освобождения Косово – наши союзники? Не читал ни в одном приказе!
– Полсотни трупов албанцев и тяжело раненный легионер первого класса. Не велика ли цена вашей политической щепетильности, капрал?
– Бремя цивилизованного человека иногда требует жертв, мой капитан…
Офицера словно пробило электрическим зарядом. Он вскочил, нервно комкая перчатки, подошёл вплотную к Распутину, снизу вверх, насколько хватило роста, заглянул в глаза. Открыл рот, собираясь что-то сказать, но тут же закрыл его, передумав. Развернулся и медленным шагом вернулся на своё место. Сев боком к подчинённому и глядя на живописный балканский пейзаж за окном палатки, проговорил, взяв в руку карандаш и бесцельно крутя его пальцами:
– Наши американские и английские союзники требуют строго наказать виновных в этом… несчастном случае…
Капитан вдруг резко вскочил на ноги, выпрямился, блеснул глазами, будто приняв какое-то решение. Карандаш полетел на стол, отрикошетил и упал на утоптанную землю.
– Так вот, хрен им! Пока ты бегал по горам, у нас тут чуть не началась Третья мировая война. Русские захватили аэропорт Слатина в пятнадцати километрах от Приштины. Этот сумасшедший генерал из Пентагона Уэсли Кларк приказал уничтожить их десант. Но – слава всем святым! – даже среди янки не нашлось ни одного придурка, готового выполнять этот идиотский приказ. Завтра начнутся переговоры.
Капитан повернулся к Распутину, одёрнул форму, опустил руки по швам.
– Капрал Буше! Довожу до вашего сведения, что вы отстраняетесь от боевых дежурств и не участвуете в запланированных легионом операциях вплоть до выводов созданной следственной комиссии. На время служебного расследования командируетесь в специальную контактную группу по организации взаимодействия с русскими, созданную в штабе группировки. Назначение получите в канцелярии батальона. А сейчас сядьте и напишите подробную, максимально достоверную curriculum vitae. Только личный совет: не откровенничайте слишком, особенно про свою жизнь до легиона… И ещё: никогда не козыряйте фразой про бремя цивилизованного человека…
Глава 19
«И дым отечества нам сладок и приятен…»
Ночь для Распутина выдалась бессонной, липкой и противной во всех отношениях. Жаркое июньское солнышко плавило асфальт и мозг, а установившийся штиль не позволял прохладе с гор заместить собой горячую воздушную подушку, плотно накрывшую расположение роты разведки.
Но пуще летнего зноя голову терзали навязчивые вопросы при одной мысли о скорой встрече с соотечественниками. Вася и добрый взвод бывших граждан СССР, собранных в легионе, не в счёт. Все они, подписавшие в своё время контракт на службу во французской армии, в той или иной мере изгои. А завтра он своими глазами увидит собственную несбывшуюся мечту – служить Отчизне.
Вопросов эта встреча порождает больше, чем ответов. Четыре года назад Родина не смогла защитить Распутина от банды уродов, покалечивших Ежова и убивших Потапыча. Григорий честно, как и было написано в присяге, старался «быть храбрым, дисциплинированным, бдительным, стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять воинские уставы и приказы командиров и начальников». В результате вынужден был бежать за границу, прячась в машине наркоторговцев, как преступник.
Кто в этом виноват? Он, Григорий? Или Родина?.. Или это стечение обстоятельств, несчастный случай, как модно нынче говорить – форс-мажор? Какая демоническая улыбка судьбы – невиновен, но наказан изгнанием… Кто он теперь для вчерашних однополчан? Предатель? Возможно, хотя никого не предавал… Те, кого он пытался разоблачить, на чьих руках кровь сотен и тысяч российских солдат и офицеров, сегодня абсолютно легитимны и правомочны, а он – не более чем беглый преступник, для которого Родина уместилась в крошечный уголок личной памяти, и её больше нет нигде.
Отечество – не поля и березки, а прежде всего люди, считающие тебя своим. Вне такого признания нет никакого Отечества. Есть сумма абсолютно чужих квадратных километров, совсем как в Европе, Америке или на любом другом континенте.
Утро не принесло облегчения. Лениво разжевав безвкусный омлет и нацедив эспрессо, Распутин присел рядом с галдящими парашютистами, прибывшими с Корсики и шумно обсуждавшими события в аэропорту Слатина. Всем было интересно, как долго удастся горстке русских десантников противостоять всей мощи натовской военной машины, собирающейся вокруг аэродрома. Профессиональные военные, они не видели ни единого шанса. Двести человек с лёгким вооружением против тяжёлой техники, вертолётов и пехоты числом более трёх тысяч.
Самые лихие обещали, что уже этой ночью всё будет кончено и подошедшие танки «Леклерк» без единого выстрела раскатают оборону русских, не имеющих даже полевой артиллерии. Более осторожные выделяли на освобождение аэропорта три дня. Дошло до пари. Ставки делались азартно, бесшабашно, как и полагается солдатам удачи.
Распутин, ни слова не говоря, вытащил бумажник, аккуратно, одну за другой, выложил перед спорщиками десять купюр с изображением Мари и Пьера Кюри.
– Сто к одному, что и через год никому не удастся вытеснить русских из Косово… – отчеканил Григорий так громко, что на него обернулись все находившиеся в столовой.
Спор моментально затих, а Распутин, нацепив одним движением форменный берет с кокардой в виде стилизованного взрыва и цифрой 2 под ним, вышел не оглядываясь.
* * *
– Таким образом, – закончил свой импровизированный доклад командующий французскими силами в Косово генерал Бернар Куш, – мы договорились разместить российский военный миротворческий контингент в зонах ответственности Германии, Франции и США. Россия оставляет за собой контроль над аэродромом Слатина, но позволяет использовать его силам НАТО, а российские представители вводятся в штаб KFOR. Кроме вооружённых сил российское командование развёртывает в районе аэропорта военный госпиталь и службы обеспечения. Американские, французские и немецкие военнослужащие будут прикомандированы к российским подразделениям для обеспечения связи и взаимодействия. В связи с этим просьба к командирам всех войсковых соединений представить список своих подчинённых, владеющих русским языком, и командировать их в распоряжение штаба для направления в русские подразделения в качестве переводчиков и делегатов связи. Ответственным за эту работу с русской стороны назначен майор Ежов.
* * *
– Чёртушка, воскрес!
Лёха крепко схватил Распутина двумя руками, как будто боялся, что сейчас отпустит его – и однополчанин растает, улетит, исчезнет в балканской буйной зелени.
– Все больницы, все морги обыскали, весь криминал перетрясли – как в воду канул…
Он держал его за плечи, а по щекам текли слёзы. Огромные, скупые, счастливые тем, что их никто не сдерживает, что они могут вырваться наружу и бороздить запылённые щёки, скатываясь к жёстким складкам уголков губ.