Эпоха перемен: Curriculum vitae. Эпоха перемен. 1916. Эпоха перемен. 1917 (страница 31)

Страница 31

– Хрен его знает, чем я оправдаю такую самодеятельность, но пока это единственное, что пришло мне в голову и что позволит легализовать твоё нынешнее положение. А теперь главное. – Он опять наклонился к легионеру и продолжил горячим шёпотом: – Выйди на связь с Дальбергом. Сообщи, что согласен на вербовку. И ещё… – Последовала театральная пауза. – Намекни этому иезуиту, что у тебя на примете есть знакомый майор Главного разведывательного управления Генерального штаба России, крайне недовольный своим положением, материальным состоянием и вообще собственным правительством… Поиграем на чужом поле, Айболит. Где наша не пропадала…

Глава 20
Посмотрите, кто пришёл!

Если десант на аэродроме Слатина подчёркивал степень российского влияния на Балканах, то русский госпиталь, развёрнутый недалеко от аэропорта, с первых дней олицетворял милосердие. Тут занимались конкретным делом, спасая от смертельных ранений и болезней всех людей: собственных солдат и офицеров, военнослужащих международных миротворческих сил, чиновников ООН и ОБСЕ и местных жителей – сербов, албанцев, цыган… Лечили без разбора, без различия национальностей и вероисповедания, всех, кто нуждался в помощи.

В Косово развернулись три роскошных, современных госпиталя: американский – в Бонстиле, французский – в Митровице и немецкий – в Призрене. Медицинское оборудование – по последнему слову техники, в том числе компьютерный томограф, где все внутренности человека сканировались от макушки до пяток. Но почему-то именно русский госпиталь местные жители стали называть символом добра и надежды.

Один из новейших приборов – офтальмоскоп 1991 года производства. О таких вещах, как одноразовые медицинские инструменты, простыни, бельё, русским врачам-миротворцам тогда приходилось только мечтать. Самый ходовой аппарат – сухожаровой шкаф, где после стирки и стерилизации всё прожаривалось и шло в работу по новому кругу. Да что там оборудование! Не хватало обычных лекарств: анальгетиков, новокаина, но-шпы… даже капель в нос.

Зато в русском госпитале работали семь кандидатов медицинских наук и один доктор! Такого не видели нигде и ни у кого. Практически все прошли Чечню, многие – Афганистан, в том числе и медицинские сестры. До командировки в Югославию трудились в Военно-медицинской академии имени Кирова, в крупнейших столичных госпиталях Бурденко и Вишневского, в подмосковном Хлебникове, в Самаре и Воронеже… Руки и головы у них были золотые.

Французский санитарный вертолёт приземлился возле госпиталя с триколором под вечер, доставив тяжело раненного легионера. Собственные хирурги в полуполевых условиях делать операцию побоялись, а транспортировку во Францию Вася мог не перенести. Состояние раненого удалось стабилизировать, но прошла уже почти неделя, и ждать дальше было нельзя – оперировать нужно было срочно.

Распутин, намереваясь сопровождать напарника вплоть до дверей операционной, в самый последний момент чуть не опоздал к вылету из-за абсолютно внеплановой встречи.

– Жорж, тебя хочет видеть какой-то абориген, – вызвал его дежурный с КПП.

Напротив въезда в расположение французской части, на кипе готовой к укладке тротуарной плитки, примостился старик… Хотя называть его так было бы неправильно. Есть люди старые, а есть очень пожилые. Он относился как раз ко второй категории. Это было заметно по фигуре. Никакой сутулости, никакой согбенной спины и впалой груди. Широкие плечи поданы назад, правая рука опирается на элегантную трость, будто взявшуюся из прошлого столетия, левая приложена к козырьку летней бейсболки. В тон легкомысленному головному убору – лёгкие льняные штаны и такая же рубаха навыпуск. По тому, как старик вытягивал шею и высматривал внутренний двор, было понятно, что он кого-то ждёт, поэтому Распутин не мешкая направился к этому абсолютно незнакомому посетителю.

– Добрый день. – Григорий решил сразу начать разговор по-русски, предполагая, что этот язык будет более понятен, чем все остальные.

– Здраво! – поприветствовал старик легионера по-сербски и сразу же перешёл на приличный русский язык. – Стало быть, ты тот самый неправильный француз, что нашу Душе́нку у шептаров отбил? Хвала вама пуно!

Серб снял бейсболку, и в Григория упёрся живой взгляд прозрачных глаз – будто чистая река текла в глазницах старика, играя на солнце, отсвечивая голубыми и зелёными сполохами, как северное сияние.

– А её зовут Душенка? – улыбнулся Григорий. – Буду знать. Ну и как она?

В воздухе повисла пауза. Взгляд старика водяным потоком вливался в глаза Распутина, и капрал почувствовал, что голова загудела, как трансформатор высокого напряжения. Даже волосы начали потрескивать, будто наэлектризованные.

– Да вот я как раз и хотел это узнать, – проговорил старик, не опуская глаз.

– Отец, но при чём тут я?

Старик наконец отвёл взгляд.

– Да я вижу, что ни при чём, – вздохнул он и тихо, беспомощно добавил: – Её перед допросом осматривал немецкий врач, предложил работу: она же у нас медсестра. Душенка так обрадовалась… Надеялась, что тебя так легче найти будет… А ты, значит, её тут не встречал?

Сердце Распутина кольнуло неприятным предчувствием.

– Прости, отец, но нет. А как звали врача? Давай у него спросим.

– Душенка назвала его герр Вуле. Из немецкого госпиталя. Может, знаешь такого?

Григорий почувствовал, как его глаза сами расширяются, а руки холодеют. Заметил это и старик.

– Стварно лоше?[36] – автоматически перешёл он на сербский.

– Знаешь, отец, – голова Распутина моментально переключилась в режим турбо, – давай сделаем так… Ты пока иди домой и жди известий, а я узнаю всё, что смогу…

Вернувшись обратно, он быстро позвонил Ежову. Как же! Лёшкин номер был или занят, или недоступен.

Второй звонок – оперативному дежурному.

– Добрый день! Французские коллеги беспокоят! Передайте майору Ежову, что интересующие его медикаменты прибыли и Жорж Буше будет с ними через час в госпитале. Ждать не смогу, поэтому пусть поторопится, мне нужно обязательно перевести ему инструкцию, чтобы избежать осложнений!

* * *

– Ну просто какой-то праздник души, – балагурил Ежов, залезая в БТР. – А у меня как раз согласована с союзниками плановая инспекция нашей десантуры в немецком и американском секторе. Даже ничего изобретать не придётся – наше появление ни у кого вопросов не вызовет. Осталось придумать, с какого такого перепугу русская делегация попрётся в немецкий госпиталь.

– Я ничего сложного не вижу, – пожал плечами Григорий, – приехали попрошайничать медикаменты. Но в данном случае лучше пойду я: у меня уважительная причина – ищу спасённую, обещавшую мне свидание. Кровь бурлит, тестостерон зашкаливает, а она тут с немецким доктором вась-вась. Могу даже Отелло изобразить.

– Самое то, – согласился Ежов. – Ну, ямщик, трогай!

– Поехали…

* * *

– Герр Вуле! Вас ждут около поста!

– Кого там черти носят?

– Француз. Капрал Буше. По личному делу.

– По личному? Да-да, уже иду! И кому я тут понадобился? О Боже!..

– Посмотрите, кто пришёл! – удивился Распутин по-русски, проглотив свою ранее заготовленную речь. – Никак не ожидал… И почему тебя зовут Вуле?

У высоченного, под самую притолоку блондина в светло-зелёном халате с бейджиком «Доктор Август Вуле» поползли вверх белёсые брови. И без того светлая кожа потеряла остатки пигмента, рот приоткрылся, а светло-серые глаза, казалось, сейчас выскочат из орбит. Вопрос Распутина основательно выбил доктора из колеи, и он воровато оглянулся по сторонам. Увидев, что никто их разговор не слушает, потряс головой, будто прогоняя видение, и расплылся в такой знакомой Распутину застенчивой улыбке.

– Наверно, по той же причине, по которой тебя теперь зовут Буше! – ответил он тоже по-русски, но с заметным акцентом. – Фамилию обычно меняют в двух случаях – удачный брак или неудачный гешефт. И что-то мне подсказывает, что в твоём случае амурные дела ни при чём.

– А в твоём?

– Ты специально нашёл меня, чтобы исповедовать?

– Нет, конечно! – Григорий тоже полностью пришёл в себя, распахнул объятия и схватил блондина в охапку. – Ну, привет, чертяка! Как я рад тебя видеть живым и здоровым!

Доктор, ещё не зная, как себя вести, потрепыхался в руках Распутина и, поняв, что просто так не вырваться, изобразил нечто похожее на встречные объятия.

– Гриша, ты же знаешь, что у меня никогда не было от тебя секретов. Просто тут… э-э-э… не совсем удачное место для дружеской беседы. А ты так стремительно навалился со своим вопросом про мою жизнь, что я растерялся…

– О нет! Можешь не отвечать. Просто я ищу одну симпатичную девочку, которая задолжала мне свидание. А ты, оказывается, лично осматривал её перед допросом неделю назад. Сербка. Попала в переделку недалеко от Митровицы. Не подскажешь, где её найти? Родственники сказали, что ты её устроил на работу…

Собеседник Распутина опять побледнел и замялся, опустив глаза в пол.

– А ты тот самый Одиссей, перестрелявший всех женихов Пенелопы, – пробормотал он. – Знаешь что, давай не здесь и не сейчас. Я заканчиваю буквально через час. Подожди меня. Сдам смену, и махнём в одно уютное местечко. Там готовят потрясающее жаркое. Приглашаю на ужин, и по такому случаю я угощаю! Обещаю удовлетворить твоё любопытство в обмен на подробный рассказ о тебе, как ты дошёл до жизни такой. Ок?

– Договорились, Айвар. Прости, Август…

* * *

– Давай прекращай мандражировать! – успокаивал Ежов нервничавшего Распутина, прибежавшего за инструкциями к командиру. Говорил с ним, как с маленьким, а у самого глаза полыхали газовыми факелами над нефтяными вышками. – Всё к лучшему… Состояние влюблённого пингвина выигрышное, допускает любые глупости. Эксплуатируй его по полной. Соберись и отправляйся на встречу с однокурсником. Отметьте, выпейте, закусите… Постарайся создать у него впечатление циничного солдата удачи, намекни, что денег постоянно не хватает, готов подзаработать. Короче, сам сориентируешься. Наш человек из местных должен подъехать с минуты на минуту – присмотрит за тобой. Мы тоже будем рядом. Пошёл!

* * *

В небольшом, но уютном кофане у подножия горы Шар-Планина, примостившемся на самой окраине Призрена, Айвара явно знали, поэтому стоящий у дверей то ли служка, то ли официант учтиво поклонился, пропуская гостей, и коротко крикнул что-то на албанском.

Из-за резной ширмы, скрывающей вход в служебные помещения, резво выскочило местное начальство – маленькое, круглое и волосатое, похожее на Винни-Пуха из одноимённого советского мультфильма. Увидев Айвара, мужчина расплылся на все тридцать два и торопливо застрекотал, как газонокосилка, на таком бесподобном немецком, что Григорий уловил только начало и конец фразы, поняв, что им рады и «они всегда».

Айвар, небрежно кивая филологическим изыскам, сразу двинулся на веранду, бросив через плечо Григорию:

– Могу поклясться, что такого тушёного мяса ты ещё нигде никогда не пробовал. – И, обращаясь к ресторатору, коротко скомандовал: – Таве козе, спеца ми джиз, шендетли… И, – Айвар поднял палец, – не беспокоить!

«Винни-Пух» испарился, будто его и не было, а на крошечном столике для двух персон стали появляться столовые приборы, пышные лепёшки, источающие потрясающий запах, и, конечно же, виноградное бренди – ракия.

– У меня создалось впечатление, что ты сейчас говорил по-грузински, – улыбнулся Распутин.

– А? Нет, это местные блюда. Уверен, тебе понравится. Давай, за встречу и за удачу, которая позволила нам до сих пор оставаться на плаву, независимо от суровой окружающей действительности.

– Ты мне обещал сообщить, где сербская девчонка, – напомнил Распутин, развалившись на стуле, как только действительно потрясающая, тающая во рту баранина была безжалостно поглощена.

[36] Так плохо? (серб.)