Они снова замолчали, и в наступившей тишине было слышно тиканье часов в соседней комнате.

– Знаете, Алан, будет глупо, если это совпадение, и в мою квартиру просто залез вор, и это никак не связано с Грандвейв и нашим путешествием.

– Я не верю в такие совпадения. – Атрес осторожно поднял руки, проверяя, насколько свободно позволяет ему двигаться повязка, и легко поднялся. – Проверьте, что пропало.

Она принялась собирать испачканные бинты, чтобы выбросить.

– При условии, что этот человек успел что-то взять. Вы могли спугнуть его раньше.

Дверь в ванную была приоткрыта, и Кейн видела часть комнаты – обрывки платья на полу, осколки светильника, перевернутую шкатулку с украшениями. Ничего ценного у нее не было, несколько подвесок, нитка жемчуга. Роскошь осталась вместе с семьей и статусом в ее прежней, другой жизни.

Теперь она жила просто, на большее зарплаты преподавательницы не хватало. Обычно у нее не было повода опасаться воров.

Атрес осторожно потянулся к своей рубашке. Та была испачкана, но предложить взамен Кейн было нечего.

– Вы понимаете, что мы не можем обратиться к властям?

– Разумеется. – Кейн кивнула. Будь все иначе, она связалась бы с жандармами, случай стали бы расследовать, но звать их сейчас – значит привлечь внимание и рисковать и собой, и Атресом. – Я все понимаю, Алан, только не хочу оставаться здесь и ждать, кто и зачем заберется ко мне следующим.

– Вам есть где остановиться?

– Конечно. У меня полно знакомых. Или я могла бы отправиться в гостиницу. Но вы и правда думаете, что подставлять посторонних людей – правильно? На самом деле существует всего один приемлемый вариант.

Атрес, к его чести, не стал ни спорить, ни изображать непонимание.

– Хорошо. До отлета вы поживете у меня.

* * *

Квартира Атреса была небольшой, почти без мебели. Она казалась бы совершенно нежилой, если бы не часы на стене коридора. Их было много, несколько десятков, маленьких и больших, с круглыми и прямоугольными циферблатами, простых и богато украшенных. Они казались неуместными, лишними в квартире Атреса и совершенно не вязались с тем, что Кейн успела о нем узнать.

Все часы шли, и было в их тиканье нечто, что показалось странным. Она не сразу поняла, что именно ее насторожило, а когда поняла, вдоль позвоночника прошелся неприятный холодок жути. Все они тикали в унисон.

– Не обращайте внимания, – сказал Атрес. – Я редко бываю здесь. Большая часть моего времени проходит на «Сильверне».

В квартире было чисто и аккуратно, нигде не валялись вещи, все располагалось на своих местах. Не было и пыли, и это тоже казалось странным.

– Экономка следит за порядком, – ответил Атрес на невысказанный вопрос Кейн.

– Вы коллекционируете часы? – спросила она невпопад.

– Это важно? – Он прошел по коридору и посторонился у двери, демонстрируя Кейн комнату.

Кровать была одна. Наверное, если бы Кейн была вынуждена остановиться у кого-то другого, она бы смущалась, но с Атресом все было иначе.

– Я просто спросила, Алан. Я не собираюсь использовать эту информацию против вас. – Кейн с любопытством огляделась.

– Я не коллекционирую часы, – ответил он, на ходу стянув сюртук и небрежно бросив его на спинку ближайшего кресла. – Просто мне постоянно их дарят.

Кейн отвернулась, чтобы Атрес мог переодеться, и взгляд ее упал на тяжелый дубовый стол у окна. По его поверхности змеились светящиеся линии схемы – агрессивной, угловатой. Вероятно, стол был охранным медиатором. Такие иногда устанавливались для защиты квартир, но она никогда не слышала об охранном медиаторе в спальне.

– Вы ведь знаете, что это вредно, – кивнула она на стол, – жить рядом с активным спиритом.

– Вредно встречаться с ворами, – отозвался Атрес, и Кейн услышала шуршание ткани – должно быть, он одевался. – И я не живу в этой квартире. Только ночую иногда.

В свете сложившейся ситуации Кейн и сама была бы не против охранного медиатора, даже такого агрессивного.

За ее спиной скрипнула дверца – наверное, открыли платяной шкаф.

– Вы когда-нибудь думали, почему именно вы? – спросила Кейн и уточнила: – Почему именно вы стали схематиком?

На секунду звуки замерли, словно Атрес застыл на середине движения, потом снова послышался шорох.

– Это имеет значение?

– Нет, – Кейн улыбнулась, хотя Атрес не мог ее видеть, – просто вопрос. В вас врастает медиатор времени, и у вас коллекция часов на стене. Странное совпадение.

Многие исследователи, писавшие о схематиках, говорили о закономерностях сверхсовместимости, об условиях врастания спирита в человека, но сами закономерности никто так и не выявил. В каждом случае причины были слишком индивидуальны. Честно говоря, и Атрес, и Хаузер не производили впечатления тех, с кем подобное может случиться. Но все же у Атреса были часы.

Он молчал довольно долго.

– Мне говорили, что я похож на часовой механизм, – сухо произнес Алан, будто констатировал факт и хотел покончить с разговором побыстрее.

Она попыталась представить себе саму ситуацию, в которой один человек мог сказать такое другому, и не смогла. «Часовой механизм».

– Должно быть, неприятно было это слышать.

– Мне было все равно. Я не эмоционален. Можете оборачиваться.

Кейн обернулась, с любопытством его разглядывая. Атрес переоделся в домашнюю одежду, и очень непривычно было видеть его без строгого мужского костюма. Словно без брони.

– Можете считать меня странной, Алан, но мне вы совсем не напоминаете часы. Ни разу не встречала часы, которые я раздражала бы. И я не верю, что закономерность настолько простая. В Хаузера пророс медиатор иллюзий, но сам Вольфган… знаете, он на самом деле был совершенно обычным человеком. За пределами сцены в его жизни не было иллюзий. Он любил дочь и свою работу и понятия не имел, как для него все закончится. Многие говорят о связи между схематиком и медиатором, о первопричине. Но это точно не то, что вы кому-то показались похожим на часы.

– Вам это не нравится? – Атрес недовольно поджал губы.

Кейн рассмеялась, чтобы сгладить неловкость.

– Странно, правда? Я не знаю, кто вам сказал это и при каких обстоятельствах, а меня все равно злит.

– Странно, – согласился он и неожиданно добавил: – Я не против.

* * *

В читальном зале пахло пылью, типографской краской и бумагой. Свет косыми лучами ложился на каменные плиты пола и полированные деревянные столешницы, золотил витые ножки светильников. Было тихо, казалось, что стеллажи с книгами поглощают звуки.

Кейн выбрала место в закутке с литературой по теории спирита, между полками с университетскими пособиями и каталогами бытовых схем. Из окна было видно ратушу и круглые часы наверху, иногда Кейн отвлекалась от чтения, чтобы посмотреть на них.

Кейн жила у Атреса уже три дня, и ничего примечательного с тех пор не происходило – никакие воры не вламывались в квартиру, Стерлинг не давал о себе знать, и Линнел по-прежнему не приходила в сознание. Даже с Атресом Кейн почти не виделась. До отлета оставалось мало времени, и он занимался финальной проверкой «Сильверны».

Оставаясь одна в его квартире, Кейн чувствовала себя неловко и, как правило, уходила в библиотеку. Она читала книги про Сонм и Первую катастрофу, искала и учила схемы, которые могли пригодиться в путешествии, – старалась успеть как можно больше, прекрасно осознавая, что это невозможно.

Найти что-то стоящее в общей части библиотеки было сложно, а для изучения специальной литературы требовалось разрешение. Поиск изматывал и вызывал малодушное желание бросить все и забиться куда-нибудь до самого отлета.

Днем в читальном зале было пусто и почти жутко, это напрягало и заставляло отвлекаться из-за каждого шороха – Кейн несколько раз ловила себя на том, что перечитывает одно и то же место в книге.

Приглушенный звук слева заставил ее повернуть голову к проходу. В последние дни ей постоянно приходилось одергивать себя, чтобы не хвататься за спирит. Красное яблоко и теперь возникло на столе между «Теорией защитных сфер» и «Атласом Сонма». Мираж проступил под поверхностями предметов, в воздухе и в пыли, плеснул на страницы книги и проглянул сквозь чернильные буквы, но Кейн усилием воли заставила себя не трогать точку смещения.

Потом она почувствовала присутствие постороннего спирита – слабое и будто бы смутно знакомое. По проходу мимо нее пролетела черная бабочка, потом еще одна… Их было много, десятки, а может, сотни крохотных миражей-образов, которые рассыпались серым дымом о корешки книг, опускались пеплом на пол, заполняли читальный зал запахом крови и гари.

– Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать, – нараспев сказала Эрика. – Выходите, мастресса Анна. Я знаю, что вы здесь.

Кейн неосознанно уцепилась за точку смещения, горстью зачерпнула Мираж и сложила перед собой защитную схему. Одна из бабочек ударилась об нее и пропала.

– А, вот вы где. – Голос Эрики прозвучал ближе.

Разумеется, она могла определить, когда рядом с ней кто-то использовал ее архетип.

– Я здесь, – прочистив горло, сказала Кейн.

– Дайте угадаю, вы меня не ждали. – Эрика появилась между стеллажей и улыбнулась.

Она была в красном платье, и его шлейф стелился по полу, как кровавый след, извивался и колыхался, как настоящая ткань была не способна. Черные бабочки порхали вокруг Эрики, садились на платье, чтобы превратиться в причудливый узор и исчезнуть. Лицо она прикрывать не стала, и шрамы – настоящие, уродливые – казались гротескным контрастом по сравнению с ирреальной красотой одежды.

Никто не мог жить в состоянии смещения и оставаться при этом нормальным. Эрика была тому доказательством.

– Вы как будто увидели призрака, мастресса Анна. – Эрика усмехалась добродушно, и это совершенно не вязалось ни с ее лицом, ни с миражами вокруг. – Не рады меня видеть?

– Не ожидала, – насколько могла нейтрально ответила Кейн. – Как вы узнали, что я здесь?

– Где же еще вам быть за пару дней до отлета? – Эрика отодвинула стул и села. – Я ненавижу вас и хорошо знаю. Поэтому я спросила у администратора, здесь ли вы, и – вуаля!

– Вы пришли поговорить? – тщательно контролируя голос, уточнила Кейн.

С этой новой Эрикой она чувствовала себя словно на струне над пропастью, в одном неверном вдохе от падения.

– Я пришла почитать. – Эрика взмахнула рукой, и на кончиках ее ногтей вспыхнули искры. – Я отправляюсь в то же самое путешествие, что и вы, стоит освежить память. Я много раз планировала его, собирала информацию, готовила схемы. Все-таки не зря, вы напрасно надо мной смеялись.

– Я никогда над вами не смеялась, – поправила ее Кейн.

– Неужели? – Эрика преувеличенно удивленно вскинула брови.

– Судьба и смерть Вольфгана Хаузера никогда не казались мне смешными.

На мгновение между ними повисла напряженная, почти звенящая тишина, а потом Эрика рассмеялась, сложила пальцы пистолетом и «выстрелила». С кончиков ее ногтей сорвались черные бабочки.

– Бах! Будем считать, один – один. Передайте мне «Атлас Сонма».

Кейн помедлила, прежде чем исполнить просьбу. Она была странной. Странной именно потому, что слишком нормальной. Так могла бы попросить та девочка, которую Кейн учила в университете, но не нынешняя Эрика – ненормальная, окруженная миражами и образами королева иллюзий в кроваво-красном платье.

Это было очень эффектно, словно придуманная кем-то картинка: золотистые пылинки в воздухе библиотеки, платье и бабочки, но в этой эффектности не было места «Атласу Сонма» – потрепанной старой книжке, страницы которой кое-где были изрисованы всякой ерундой.

– Вы не уберете это? – Кейн неопределенно повела рукой, подразумевая миражи целиком.