– Как только я перепроверю курс и получу разрешение от главного причала «Трели», мы отправимся в Цитадель, – сказал Атрес. – Экипаж я отпустил в оплачиваемый отпуск, и сейчас на борту помимо нас только Дейн и главный механик. Для перелета их хватит, но «Сильверна» будет медленнее обычного.

Кейн понимала, почему он отпустил команду, и все же путешествие без нужного количества людей само по себе было рисковым.

– Этого будет достаточно?

– Для перелета до Цитадели – да.

– Вы схематик, Алан. Если об этом узнают члены вашей команды, они могут выдать нас властям. Вы поступили правильно. – Кейн не пыталась утешить, озвучила то, о чем Атрес наверняка знал и так, и все же в ответ на ее слова он едва заметно усмехнулся.

– Вы жалеете мое самолюбие? – Возможно, мысль об этом казалась ему забавной.

– Можно и так сказать. Ваше самолюбие дорого мне как память, – в тон ему отозвалась Кейн. – На самом деле я доверяю вам в том, что касается дирижаблей. Если вы уверены, что трех человек для управления кораблем достаточно, чтобы пройти Грандвейв, значит, вы правы.

Путешествие по Древним Городам намного опаснее всего, что ждало их в небе. Кейн не видела смысла просчитывать риск, потому что все равно не могла этого сделать.

– Вы настолько верите мне? – спросил Атрес.

– Вы же поверили мне раньше. Надеюсь, вы знаете, что делаете.

– А если нет?

– Тогда я предпочту об этом не знать.

– Вы самоубийца, – неодобрительно произнес он, заставив Кейн рассмеяться.

– Вы и раньше знали об этом, Алан. И пока я не хочу думать о Грандвейв. У нас есть дела в Цитадели.

Прежде чем пытаться пройти Грандвейв, Кейн нужно было узнать точные координаты точки расщепления, собрать необходимые инструменты и информацию и продлить отпуск в университете.

Первое было сложнее всего. Кейн могла добиться доступа в закрытую секцию государственной библиотеки, в которой содержались карты узлов Земли, но это требовало времени. Был у нее и альтернативный вариант. Намного быстрее, но намного болезненнее.

– Сколько времени вам потребуется? – спросил Атрес.

«Сколько вы можете мне дать? – хотела спросить в ответ Кейн. – Как глубоко в вас пророс медиатор? Как долго вы сможете…» Но эти вопросы не имели смысла. Неважно, как далеко зашел процесс, ни она, ни Атрес не отказались бы от попытки расщепления. Каждый по собственным причинам, но в этом они были похожи.

Тем не менее вопрос, который она задала, с логической точки зрения вообще не имел никакого смысла:

– Это больно? – Она не так много знала о схематиках и вот уже два с половиной года изо всех сил старалась не узнать больше.

Должно быть, Атреса удивил ее вопрос, но ответил он сразу, не пытаясь подбирать слова:

– Как будто от меня отрезают части под наркозом. Я не чувствую боли, но осознаю, что теряю что-то важное.

Кейн не смогла в тот момент смотреть ему в глаза и намеренно перевела взгляд на окно в боковой стене. За плотным стеклом медленно плыли по небу облака.

– Мне не следовало спрашивать. Наверное, я не хотела это знать.

– Ваша жалость бессмысленна и никому не нужна. – Кейн не видела его лица, но говорил Атрес как обычно: бесстрастно и очень ровно.

– Что, если это не жалость, а чувство вины?

Дальнее облако чем-то походило на кита в небе. Смотреть на него было намного проще, чем на Атреса.

– Тогда это вдвойне бессмысленно. Вы не виноваты в том, что произошло со мной.

Его голос, взвешенный и спокойный, немного напоминал Кейн голос судьи.

– С вами – нет, – согласилась она и только тогда посмотрела Атресу в глаза. И правда как два дула. – Хотите, я исповедаюсь вам, Алан?

– Нет.

– Можете считать меня взбалмошной, но я все равно это сделаю.

– Я и без того так считаю, – сухо заметил он.

Странно было ловить себя на мысли, что ей не все равно. Что мнение Атреса, человека, которого она встретила совсем недавно, имеет для Кейн значение. И ей не хотелось его разочаровывать.

Увы, люди не всегда получают то, что им хочется.

– Знаете, Алан, вы не первый схематик, которого я встретила. Несколько лет назад был еще один человек. – Он не отреагировал на ее слова, выражение лица не изменилось, и Атрес не казался напряженным. – Несколько лет назад ко мне обратился Вольфган Хаузер. Возможно, вы слышали о нем.

Тогда Хаузер был известен.

– Нет, – равнодушно сказал Атрес.

Его сцепленные в замок руки покоились на столе, поверх одной из небесных карт, и все вместе наводило на мысли о каком-то странном собеседовании.

– Хаузер был основателем и владельцем «Золотого колеса», самого известного цирка в Цитадели и ее окрестностях. Он также был довольно успешным дрессировщиком.

– Он использовал медиатор?

– Для контроля над животными? Конечно нет, спирит неспособен на подобное. Но у него был медиатор иллюзий – Арлекин. Хаузер использовал его в программах. Я как-то видела одно его представление, оно было по-настоящему волшебным.

– Не отвлекайтесь. – Атрес неподвижно сидел напротив, и его интересовали только факты.

– Хаузер был схематиком на самой начальной стадии, – продолжила Кейн, вспоминая ту давнюю встречу. Детали стерлись, но какие-то вещи все еще снились ей по ночам: тесная, обклеенная афишами гримерка, букеты цветов и их душный запах и Хаузер, еще не успевший до конца оттереть грим. – Он не знал, что с ним происходит. Он думал, что его медиатор начал барахлить, иначе не рискнул бы обратиться к мастрессе.

Кейн помнила тот первый момент, когда взяла в руки Арлекина. Первые секунды непонимания: что это за схема? Почему она так странно звучит? Почему связана с Хаузером? А потом шок при мысли о том, что этот человек, мужчина лет сорока, устало и с любопытством глядевший на нее, ожидая, что она скажет, – обречен.

– Вы объяснили ему?

– Не сразу, – призналась Кейн. – Сначала сказала, что мне нужно все проверить.

– Вы уже знали правду?

– Да. Просто не представляла, как сказать человеку, что для него все кончено.

Может быть, Атрес считал это странным. Может быть, он думал, что Кейн на самом деле все равно.

– Это естественно, – бесстрастно заметил он. – Продолжайте.

– По закону я обязана была выдать Хаузера властям, но я этого не сделала. Мне это ничем не угрожало. Его превращение только началось, и оно шло довольно медленно. Медленнее, чем у любого схематика, про которых я читала потом.

– Но в конце концов вы сказали ему правду. – Атрес не спрашивал, утверждал, и он был прав.

– Да. Я обещала, что никому его не выдам. Мне хотелось дать Хаузеру хотя бы немного времени, пока процесс не зашел слишком далеко. Вы думаете, я лицемерка?

– Нет.

– А я иногда думаю так. – Кейн усмехнулась и добавила: – Но вас вряд ли интересуют мои переживания.

– Продолжайте.

– Я не стала давать ему надежду и рассказывать про метод расщепления. Он узнал о нем сам и через два месяца снова пришел ко мне. Хаузер… знаете, он действительно очень хотел жить. Он предлагал мне деньги, умолял о помощи, пытался угрожать… На самом деле он был хорошим человеком, но я все равно ему отказала.

Ей иногда это снилось: Хаузер у нее в кабинете на коленях со склоненной головой. «Пожалуйста, если не ради меня, то ради моей дочери. Пожалуйста, я найду деньги».

– Все хотят жить. Зачем вы мне об этом рассказываете?

– Это может касаться вас. – Кейн заставила себя внутренне встряхнуться. – У Хаузера была дочь, Эрика. Тогда ей было шестнадцать. Она очень любила отца.

Эрика тоже приходила к Кейн – упрямая светловолосая девчонка, которая казалась младше своих лет. Взбалмошная Эрика, которая не умела отступать.

– Когда я отказала им в помощи, она пошла учиться на мастрессу. Обычно обучение занимает от семи до двенадцати лет в зависимости от способностей ученика, но Эрика, как вы понимаете, очень торопилась. Она выбрала самый простой для освоения архетип – Мираж. И попала в мою группу. У Эрики действительно был талант. – Атрес слушал, не перебивая, и Кейн решила пояснить: – Люди выбирают Мираж по разным причинам: потому что легче остальных или просто им нравится. Это редкость, чтобы к архетипу была настоящая глубинная предрасположенность.

У самой Кейн было не так. Двенадцать лет назад, когда она поступала в университет, у нее был выбор из трех равно доступных ей архетипов. И она выбрала тот, что проще. Тогда спирит был для нее скорее возможностью сбежать от семьи и от статуса, а не истинным увлечением.

– Я ни разу не видела, чтобы кто-то осваивал программу с такой скоростью. У Эрики были настоящий дар и цель, ради которой она была готова на все. Она отличалась от остальных девочек в своей группе. Вообще от всех, кого я знаю.

– Но она не стала мастрессой, – заметил Атрес, словно точно знал это.

С другой стороны, если он искал мастрессу, ему наверняка были известны все, кто получил это звание.

– Обучение проходит в два этапа, – ответила ему Кейн. – Титул мастрессы подразумевает не просто овладение архетипом, а умение управлять спиритом через архетип, который в данном случае носит характер проводника. Он пласт, который отделяет человека от изначального спирита, спирита в его чистом виде. Быть мастрессой означает уметь управлять изначальным спиритом, воплощать его в материальном мире в виде энергии. Эрика очень быстро освоила Мираж, но у этого была и обратная сторона. Нулевой архетип – изначальный спирит – лежит под Миражом. – Кейн было сложно подбирать слова, чтобы описать то, что можно было увидеть только лично, но она надеялась, что Атрес поймет. – Чем глубже связь с Миражом, тем сложнее пройти его насквозь до Нулевого архетипа.

– Она не успела вовремя?

– Нет, все не настолько просто. – Кейн поискала слова, чтобы объяснить. – Нулевой архетип – это дверь, в которую можно или пройти с первого раза, или она закроется навсегда. Обычно подобное не представляет проблем, потому что есть способ определить готовность ученика. Этот этап проходят все, кто соблюдает методику обучения, потому что выходят на него уже тогда, когда готовы. Но на эту готовность уходят годы.

– Должно быть, Эрика Хаузер ждать не хотела.

– Нет. Она решила пойти на риск и попросила меня помочь. Для прохождения последнего этапа нужно разрешение преподавателя – пропуск в комнату для испытания, подтверждение готовности и еще несколько документов. Я предупреждала ее, что это риск. – Но Эрике с самого начала было плевать на риск. Она оказалась очень талантливой, настолько, что, наверное, считала себя неуязвимой. – Знаете, Алан, я и правда верила, что у нее все получится. Ей все так легко давалось.

– Типичная ошибка, – сказал он бесстрастно, и Кейн невесело улыбнулась.

– Теперь, похоже, вы жалеете меня. И вы правы, это действительно оказалось ошибкой. Нулевой архетип вышел из-под контроля, Эрика не сумела его стабилизировать и пострадала. Попала в больницу с серьезными ожогами и так и не стала мастрессой. Ее отец превратился в схему и умер, и я думаю, что Вольфган Хаузер ненавидел меня до самой своей смерти. Такая вот исповедь. Как вам?

– Долгая, – спокойно заметил он. – Зачем вы мне рассказали?

– Вы не верите, что мне просто захотелось поделиться?

– Не верю.

– Вы правы. Я уже несколько лет стараюсь не вспоминать. Но эта история может касаться и вас. Эрика знает координаты точки расщепления. Я могу выяснить их сама, но это займет время, или обратиться к ней. Эрика меня ненавидит, но вам, думаю, не откажет.

Это было рискованно, Атрес понимал – и потому спросил:

– Думаете, она не выдаст нас?

– Она могла бы выдать меня, но я не верю, что Эрика способна причинить вред схематику. В любом случае выбор за вами. Если согласитесь, вам придется пойти к ней со мной.

Он задумчиво побарабанил пальцами по карте, как раз по тому участку, на котором была изображена Цитадель.