И тогда всё началось. Все начали подходить. Кто с вопросами. Кто с предложениями «попить водички». Кто с открытым ртом, забыв зачем вообще пришёл. Валя пыталась отгородиться от реальности бумагами, калькуляторами и собственной неуверенностью. Она нырнула в ящик стола, как подлодка в тревожные воды, надеясь, что если прятаться глубже, то и похоть коллег отступит.

Но запах – её, чужой, новый – уже расплылся по отделу. Он был сладким, дерзким, почти клубничным. Тело выдавало флюиды, даже если мозг требовал немедленного отката. Она чувствовала себя украшением, которое случайно поставили на алтарь. Ни один взгляд не скользил мимо. Все липли.

Дыхание сбивалось. Уши жгло. Шея чесалась, как будто туда поселилась мораль. Она вспотела в месте, где обычно потели только Excel—формулы. Её оторванность от привычной невидимости становилась невыносимой, но внутри что—то замирало от странного восторга.

Кляпа молчала. Видимо, наслаждалась представлением, как режиссёр, который наконец—то увидел, как актриса вошла в роль. Валя не слышала комментариев, но ощущала одобрение. Оно вибрировало где—то на уровне солнечного сплетения.

Айтишник Ваня снова прошёл мимо, бросив взгляд через плечо.

– Ты выглядишь настолько сексуально, что даже я задумался о смене ориентации на бухгалтерскую, – произнёс он тихо, но с тем затаённым жаром, который даже в его круге общения считается тревожным.

Валя в панике подумала: «Ну всё, теперь меня официально признали корпоративным сотрудником с айтишной ориентацией». И прижала папку к груди. Внутри было пусто. Но выглядело – как броня.

Первой заговорила Люся. Не громко, не с драмой – просто встала от стола и медленно, методично провела пальцем по подоконнику. Пыль, как всегда, оказалась. Она покачала головой, будто разочаровалась в целой эпохе, и только потом подняла глаза на Валю.

– Офис всё—таки не театр, – сказала она, ни к кому конкретно. – Хотя теперь уже и не скажешь.

Никто не ответил. Не было команды – но все услышали. Воздух в бухгалтерии стал плотнее. Плотный, как глазурь на торте, но с привкусом соды.

– Ну и кислая у вас тут атмосфера, – наконец, раздалось изнутри. Кляпа ожила с выражением, достойным секс—коуча в отставке. – Я, конечно, понимаю, зависть – вещь полезная, она хоть циркуляцию крови разгоняет, но, девочки, если вы и дальше будете метать пассивную агрессию, я тут устрою показательное обнажение с разбором белья. У кого что есть – и у кого чего никогда не будет.

Она захихикала, как будто только что придумала новую форму пытки для ханжей: медленное раздевание под «Свод правил внутреннего распорядка». – А Валю я вам не отдам. Вы её, конечно, хотите обратно в формат "девочка—серая—папка—с—прошивкой", но извините: апгрейд завершён, и теперь она, знаете ли, поддерживает только протоколы высокой влажности и низкой моральной устойчивости в радиусе пяти метров. С чем я вас и поздравляю.

Валя пыталась сделать вид, что не слышит. Экран Excel подёргивался, как будто тоже нервничал. Пальцы жали на клавиши, не зная, что именно писать. На столе стоял степлер, рядом лежала ручка, а внутри всё сводилось к одному вопросу: как быстро можно отменить себя обратно?

Люся вернулась на место, села, покрутила в пальцах скрепку.

– Не люблю, когда женщина меняет себя под чужой вкус, – добавила она спустя минуту. – Это слабость. Настоящая женщина себя не продаёт. Её покупают целиком. Или никак.

Эта фраза пошла по отделу, как по коридору. У каждой – свой отклик. Кто—то кивнул. Кто—то закусил губу. Кто—то сделал вид, что увлечён отчётом. Но общая волна прошла. Признание: Валя вышла из общего строя. А таких не прощают. Особенно если они красивее, свежее, свободнее.

– Ну наконец—то, – протянула Кляпа с ленивым восторгом, – коллектив почувствовал опасность! Женщина, которая вдруг стала соблазнительной, – это как змея в библиотеке: всем хочется заорать, но никто не знает, по какой инструкции её вытаскивать. А ведь я предупреждала: апгрейд Вали – это не просто смена прически. Это ядерная перезагрузка архетипа. Теперь она не просто бухгалтер, она соблазнительница с доступом к первичным документам и вторичным желаниям.

Кляпа хихикнула, в голосе сквозили фанфары.

– Хотите знать, что такое женская зависть, детки? Это когда у одной новая помада, а у другой – только старая обида и муж, который не вывозит даже мусор, не то что страсть. У Вали теперь всё есть: форма, феромоны и флуоресцентная способность возбуждать даже в Excel. Она не виновата, что вместо борща испеклась шлюшечка на дрожжах Кляпы. Приятного аппетита, девочки.

Валя сжала мышку. Пальцы вспотели. В голове было пусто.

У кулера собрались две женщины. Наталья из кадров и Марина из договорного. Обе – с опытом, с глазами, которые видели всё: разводы, авансы, корпоративы и унижения. Говорили тихо. Спокойно. Но каждая фраза летела, как иголка, точно в кожу.

– Слишком резко. Вчера – тень, сегодня – обложка. Такие метаморфозы без посторонней мотивации не случаются.

– Думаешь, с кем—то?

– Думаю, на кого—то.

– Начальник?

– Или хочет начальника. А может, хочет, чтобы подумали, что хочет. Что хуже, сама не знает.

Смеха не было. Ни в словах, ни в паузах. Только выводы. Точные, быстрые, как бухгалтерские формулы. Их не интересовали чувства. Только результат.

– Вот оно началось, – пропела Кляпа с оттенком театрального ужаса. – Коллективное обрезание клиторного воображения! Дорогие мои, вы там что, пишете комментарии для форума «Мораль и калькуляция»? Вон та, у кулера, ещё вчера обсуждала, как муж ей не даёт. А сегодня она уже верховный суд по делам офисной похоти?

Голос стал слаще. Ядовитее. Веселее:

– Девочки, расслабьтесь. У Вали не гормональный срыв, у неё – взросление тазовой уверенности. Она теперь не просто Валя. Она – кризис ваших серых фантазий. И если вам кажется, что она сделала это ради начальника – поздравляю, у вас устаревшее программное обеспечение. У Вали теперь не брак по расчёту, а расчёт по возбуждению. И что вы ей можете предложить? Пирожки из лука и уксусное осуждение? Да она вас этим маникюром порвёт, не оставив следов на клавиатуре.

Валя встала. Не знала зачем – просто не могла больше сидеть. Пошла в сторону кухни, чтобы налить себе воды. Стакан оказался пуст. Кулер булькнул, как будто вздохнул. В этот момент она услышала:

– Видела, как он ей подал отчёт? Сложил, выровнял, будто с цветами пришёл. Мы таких жестов за год не видим.

– А она как на него смотрит… Это уже не бухгалтерия. Это павильон на съёмочной площадке.

– Хорошо, что я замужем, – сказала Наталья. – У меня уже всё случилось. Мне не надо. А ей, похоже, очень надо. Причём сразу всё.

– Да что вы знаете о «надо», – отозвалась Кляпа с удовольствием, как будто вылезла из шкафа в образе бурлеск—диктора. – У Вали теперь в организме установлен модуль «Мужик—распознавание плюс». Видит внимание – активируется желание. Видит отчёт – превращает его в прелюдию. А взгляд начальника? О, девочки… он туда вложил всё, что не смог вложить в годовой бюджет!

Она залилась сладким смехом:

– И, если вы думаете, что ваша замужняя стабильность защищает вас от искушений – ха! Валя теперь как вирус: стоит одному прикоснуться к её локтю, и у него на жёстком диске прописывается желание раздеваться при звуке Excel. Потому что Валя – это уже не девушка. Это обновление офисного ПО, в котором больше не работает функция «игнорировать возбуждение».

Валя повернулась. Не громко, не резко. Просто ушла. Шла медленно, будто несла что—то хрупкое – себя. Не в руках, в плечах. Посадила себя обратно за стол и выдохнула. Экран моргнул, мышка заела. Сердце било ровно, но неубедительно.

Она вспомнила старый сон: идёт по офису в купальнике, и никто не обращает внимания. Сейчас всё наоборот. Полностью одета. И чувствует себя голой.

Люся взяла в руки электронную сигарету, затянулась и проговорила в воздух:

– Раньше у нас в бухгалтерии мужчины вымирали от скуки. Теперь начнут от желания. Но вряд ли от счастья.

– Так и запишем в отчёт по внутренним рискам: повышенный уровень офисной эрекции, – протянула Кляпа с откровенным удовольствием. – И добавим примечание: источник угрозы – Валентина, с новым интерфейсом и встроенной системой возбуждения. Если раньше мужики в отделе писались только от страха перед аудиторской проверкой, то теперь – по другим причинам, и прямо в штаны.

Голос Кляпы был сладким, как зефир на гормонах:

– Вы, главное, держитесь, девочки. Я понимаю, тяжело, когда коллега начинает выглядеть, как секс—инструктаж на каблуках. Это же надо – всю жизнь думала, что "файл" это документ, а теперь выяснилось, что это состояние. У Вали теперь всё – как надо: губы – для побудительных наклонений, бёдра – для экспортного шока, взгляд – как счёт за отопление: страшно, дорого и вызывает жар.

Кляпа хихикнула:

– Валя теперь не сотрудник. Она – контрагент от страсти. И если кто—то не может с этим справиться – пишите жалобу в техподдержку. Только не забудьте приложить влажную салфетку.

Фраза не вызвала ни смеха, ни реакции. Только тишину. Валя знала – смеялись внутри. Каждый – по—своему. Но вслух не решались. Пока.

Всю оставшуюся часть утра она сидела ровно, дышала медленно и делала вид, что полностью поглощена задачами. В реальности – считала слова. Слова, которые про неё произнесли. Слова, которые она бы сказала в ответ. И те, которые так и не нашла. Их было слишком много.

Всё началось в коридоре, который обычно служил невидимой границей между двумя несовместимыми измерениями – миром платёжных ведомостей и миром выговоров с обтекаемыми формулировками. Но сегодня он был ловушкой. Удачно вычищенный, пахнущий хлоркой и чужими намерениями, этот коридор с узкими стенами и тусклым светом превратился в место событий, которые Валя потом ещё долго бы прокручивала в голове, если бы это была только её голова.

Она шагала быстро. Не убегала, не пряталась – просто шла, как шла всегда, когда нужно было пройти мимо чего—то опасного, не выдав дыханием, что страшно. Каблуки – новые, скользкие, непривычные – гремели по плитке. В голове крутилась таблица с незавершённым отчётом, но в груди уже росло ощущение, что день всё—таки не даст ей просто доработать до обеда.

Пятно на полу не предупреждало. Оно просто было – тёмное, ничем не примечательное, но коварное. Валя наступила на него как раз в тот момент, когда из—за угла вышел Сергей Валентинович – сам, во плоти, в костюме Hugo Boss и с лицом, которое в любой другой ситуации ассоциировалось бы с бонусом к кварталу. В этот момент всё произошло одновременно. Валя поскользнулась. Папка вылетела. Тело ушло вперёд. И через секунду она врезалась в него грудью, лбом, носом и ещё чем—то, что сложно было определить без медицинской экспертизы.

Парфюм был густой, как сливки, с нотками уди и доминирования. Ткань пиджака оказалась неожиданно тёплой, чуть шершавой, но с тем особенным лоском, который, казалось, могли позволить себе только мужчины с доступом к бюджету на представительские расходы. Валя вжалась в него так плотно, что рука автоматически ухватилась за лацкан, вторая – инстинктивно соскользнула ниже и замерла в районе ремня. Отдышка, испуг, ступор.

– Простите, – пробормотала она, не поднимая глаз. – Я… не хотела… Это… опора неожиданная… теплая…

Речь была скомканной, как записка в школьный дневник. Но дальше что—то изменилось. Голова осталась прежней, а тело – нет. Спина выпрямилась. Пальцы, вместо того чтобы отпустить, скользнули по пиджаку. Грудь подалась вперёд. Бёдра будто нарисовали из другого сценария. И из глубины, лениво, сладко, растянуто – вынырнула Кляпа.

– Ой—ой, – раздалось внутри, но уже как будто и снаружи. – Какая я, оказывается, ловкая. Секунда – и уже держусь за власть обеими руками. Простите, Сергей Валентинович, не сдержалась. Это всё инстинкты. А вы, похоже, совсем не против. М-м-м?

Голос был не Валин. Губы шевелились иначе. Спина выгибалась под другим углом. Ироничным. Точным. Сексуальным в той мере, в какой можно быть сексуальной в коридоре между бухгалтерией и серверной.