– Большое спасибо, что сходили со мной! Даже не знаю, что бы делала без вас! – Она горячо пожала руку Джесс, а затем добавила: – Извините за мое… эмоциональное поведение. Сначала смерть бабушки, потом эта непонятная квартира… – Белла заглянула ей в глаза. – Надеюсь, все, что я наговорила сегодня, останется между нами.

– Да, конечно! – озадаченно ответила Джесс. – Вас подвезти?

Разумеется, Белла с радостью согласилась. Выйдя недалеко от своего отеля, она попрощалась с Джесс и направилась в номер. Однако, прежде чем подняться к себе, девушка обратилась к приятному юноше за стойкой с требованием убрать из ее номера «протухшее кресло». Ее просьбу тут же выполнили, и Белла с облегчением выдохнула.

В кармане пальто завибрировал телефон. Она настороженно взглянула на экран, а затем улыбнулась – звонила Марта.

– Ну что? Ну как? – в трубке зазвенел энергичный голос подруги. – Рассказывай скорей, а то я сгораю от любопытства!

– Квартира оказалась в отличном состоянии, – невозмутимо солгала Белла. – Внутри было много картин, антиквариата, в общем, все прекрасно.

– Класс! – восторженно взвизгнула Марта. – И даже ни одной дохлой крысы на полу? – И, получив отрицательный ответ, она поспешила уточнить: – Послушай, дорогая, но правильно ли я помню, что, помимо квартиры, тебе достался еще и дом?

– Да, я как раз собираюсь туда поехать на следующей неделе… – непринужденно ответила Белла, добавив про себя: «…и перевернуть этот чертов дом с ног на голову! Я выведу старуху Маргарет на чистую воду!»

Глава II

1936 год

Звезды. Они искрятся, мерцают, переливаются таинственным ледяным светом. Их сотни, тысячи, бесчисленное множество. Лиловые и синие завихрения сливаются в неведомые фигуры и распадаются на далекие галактики. Кажется, протяни руку и сможешь дотронуться до холодной поверхности звезд. Они всколыхнутся, затрепещут и разлетятся, словно пуганые птицы, в разные стороны…

Маргарет медленно открыла глаза и устремила долгий задумчивый взгляд на пустой холст. Неожиданно рука с тяжелой кистью сама принялась порхать по шершавой поверхности. Появились первые очертания картины. Обычно Маргарет долго примерялась, делала бесконечные наброски и беспощадно уничтожала получившееся до тех пор, пока изображение не достигало точного соответствия с тем, как она его представляла в мыслях.

Впрочем, иногда что-то менялось, и наброски делать не требовалось. Это было редкое, а оттого особенно ценное чувство, которое Маргарет всеми силами пыталась удержать в себе как можно дольше. В такие моменты она переставала контролировать движения руки и словно в забытье отдавалась импровизации. Это странное состояние одновременно влекло и пугало: порой казалось, что кто-то другой, невидимый ее взору, стоял за спиной и водил ее руку по холсту.

Среди великого множества сюжетов для картин Маргарет всегда отдавала предпочтение морским пейзажам. И они, к слову, выходили совершенно великолепными. Любой, кому посчастливилось увидеть картины Маргарет, находил, что, будь то тихая гладь или кипящие волны, они неизменно производили впечатление «подлинности». Казалось, еще немного – и вода сорвется с холста и выплеснется в комнату, затопив все вокруг. Такое увлечение морскими пейзажами легко объяснялось: усадьба, некогда принадлежавшая родителям художницы, находилась совсем недалеко от курортного города Брайтон на юге Англии, и Маргарет в детстве часто отправляли в сопровождении гувернантки понежиться на морском берегу. Разумеется, купаться в ледяных водах Северного моря девочке строго-настрого запрещалось, потому оставалось лишь наблюдать за бурлящими волнами с берега, расположившись на острой гальке.

Страсть к морю передалась Маргарет от отца, владельца крупной судостроительной компании. Он мог часами пропадать в море на своей белоснежной яхте, а вернувшись, сиял от радости, потирая загорелые руки. Маргарет слезно упрашивала отца взять ее в плавание, но тот лишь снисходительно смеялся. Наверное, все стало рушиться именно после продажи яхты…

Год назад Маргарет, которая в то время училась в частном пансионе для девушек, получила от отца весьма странное письмо. Едва развернув его, она сразу заметила, как поменялся почерк папы. Всегда ровные и изящные буквы вдруг запрыгали по бумаге невнятными закорючками. В письме отец сообщал Маргарет, что с великим сожалением был вынужден распрощаться со своей «Фантазией» (так называлась яхта). Что значит «распрощаться»? Почему? Ведь он так ее любил!

Он не написал о том, что из-за экономического кризиса, бушевавшего по всей стране, его компания окончательно обанкротилась и продажа яхты была наименьшей из бед. Спустя недолгое время после получения странного письма произошло нечто абсолютно непредвиденное, а оттого еще более ужасное.

Был поздний вечер, и большинство учениц пансиона уже улеглись в постели, то и дело перешептываясь и сдавленно хихикая. Мысли Маргарет беспорядочно прыгали от надвигающегося экзамена по литературе к запланированному на выходные пикнику, который организовывала классная дама. Расчесав свои черные как уголь кудри, она уже направилась было к кровати, как вдруг в дверь спальни кто-то с силой застучал.

Все девушки тут же приподнялись с постелей, устремив любопытные взгляды на источник шума. Дверь приоткрылась, и в проеме показалась мисс Флеминг, управляющая. Она обвела девушек своими блеклыми глазами и, остановив их на хрупкой фигурке Маргарет, воскликнула:

– Мисс Астор, прошу за мной!

Маргарет растерялась:

– Но, мисс Флеминг… Я не одета…

– За мной! Дело не терпит отлагательств! – настойчиво крикнула управляющая и скрылась в дверях.

Делать было нечего: пришлось поспешить за непреклонной мисс Флеминг в одной ночной рубашке. Они молча шли по темному коридору, с черных стен которого за ними внимательно наблюдали с портретов великие деятели прошлого и почетные выпускники. Мисс Флеминг деликатно постучала в массивную резную дверь, после чего осторожно заглянула и сообщила о визите Маргарет.

– Пожалуйста, заходите, мисс Астор! – донесся из кабинета властный голос директрисы пансиона.

Управляющая тут же удалилась, а перепуганная Маргарет робко вошла. В кабинете было совершенно неуютно: множество книжных стеллажей, переполненных безликими изданиями, поднимались к самому потолку и занимали практически все стены. Казалось, зацепи нечаянно одну из полок, и все книги лавиной обрушатся вниз, завалив посетителя с головой.

За огромным письменным столом восседала мисс Смитс, дама почтенных лет с тяжелым взглядом и армейской выправкой. Она никогда не улыбалась, совершенно не терпела шуток и ненавидела всех, кто находился в хорошем настроении.

– Садитесь, мисс Астор, – указала директриса на кресло напротив. – У меня для вас плохие новости.

Вести были действительно прескверными. Выяснилось, что после того, как компания отца Маргарет обанкротилась, он запаниковал и вложил все оставшиеся деньги в некое сомнительное дело. Разумеется, ни к чему хорошему это не привело, и, лишившись последних средств к существованию, отец решил избавиться от всех проблем, приставив револьвер к виску.

Маргарет сидела в кресле, не видя ничего вокруг. Услышав о скоропостижной смерти отца, она вскочила было на ноги, но тут же почувствовала, будто под ногами открывается черная бездна. Очнулась Маргарет в больничном крыле от отвратительного запаха микстуры.

На следующий день ей сообщили о том, что оплачивать ее дальнейшее обучение некому. Семья Маргарет, которая теперь состояла лишь только из нее одной (мать давно умерла от продолжительной болезни), была абсолютным банкротом. Ей позволили доучиться два месяца, после чего двери пансиона навсегда захлопнулись за спиной несостоявшейся ученицы.

Согласно завещанию отца, которое он предусмотрительно составил несколько лет назад, опека над юной Маргарет в случае его смерти переходила к его родной сестре леди Руфи Берримор. Она была вдовой некогда очень состоятельного лорда Берримора, жила в Лондоне и имела совершенно ужасную репутацию. Но, как всем известно, родственников выбирать не приходится, и Маргарет была вынуждена переехать к тете.

Леди Берримор жила в шикарной, но достаточно небольшой по меркам аристократии квартире, располагавшейся в доме неподалеку от Трафальгарской площади. Недвижимость эта досталась ей в качестве извинения за некое «недоразумение» от супруга, лорда Берримора. Как только документы были оформлены, Руфь в спешке переехала сюда, а ее муж остался жить в особняке за городом. Впрочем, вскоре после «недоразумения» лорд Берримор скончался (при весьма загадочных обстоятельствах, к слову), оставив после себя довольно крупное состояние. Руфь без доли колебаний продала особняк и зажила спокойной и беспечной жизнью в Лондоне.

К сожалению, беспечная жизнь быстро переросла в транжирство и зависимость от игровых домов и букмекерских контор. Леди Берримор с легкостью проигрывала огромные суммы год за годом, отчего состояние, столь удачно полученное после кончины супруга, постепенно таяло. В светских кругах шептались о болезненном пристрастии леди Берримор к азартным играм, ее чрезмерно экстравагантных нарядах и эксцентричных выходках.

Руфь любила роскошь, а еще больше обожала ее повсеместно демонстрировать. Вот только роскошь требует вложений, и денег стало не хватать. В разгар Великой депрессии, затронувшей и без того шаткое финансовое положение леди Берримор, пришлось резко сокращать расходы на привычную разгульную жизнь. Скрипя зубами, она уволила часть прислуги, продала несколько фамильных украшений и перестала посещать игорные заведения и скачки. Посторонним казалось, что Руфь одумалась и начала вести благоразумный образ жизни. Но это была лишь иллюзия.

Как известно, зависимость нуждается в пище. Лишившись доступа к любимым азартным играм, леди Берримор с удовольствием кинулась в крепкие объятия другой, еще более разрушительной зависимости – от увеселительных напитков, пристрастившись к ним не на шутку. С присущим ей стремлением к роскоши она заказывала редкие коллекционные экземпляры по немыслимым ценам. Прислуга знала: если леди Берримор приходила посылка в большом деревянном ящике, то вечером входить в гостиную было категорически воспрещено и передвигаться по квартире стоило на цыпочках, чтобы ни в коем случае не привлечь к себе внимание раздражительной хозяйки.

Любившая званые ужины и вечеринки, леди Берримор поначалу приглашала к себе представителей светского общества, однако вскоре выяснилось, что никто из знати не желает посещать эту «скандальную даму», как о ней отзывались многие. Тогда в апартаментах леди Берримор стали гостить менее привилегированные слои лондонского общества – различные спекулянты, разорившиеся и отчаявшиеся бизнесмены, выходцы из якобы благородных семейств с непроглядно темным прошлым.

Среди всех посетителей леди Берримор выделялся один отъявленный жулик, мистер Гудман, владелец небольшого аукционного дома в Ковент-Гардене. Сам он себя называл «коллекционером и антикварным энтузиастом». Прознав про бедственное финансовое положение леди Берримор, а также про ее патологическую боязнь кредиторов, аферист стал наведываться к ней, присматриваясь к ценностям в квартире. Тем более что после пары-тройки бокалов коллекционного вина леди Берримор становилась более сговорчивой.

Помимо антиквариата и прочих ценностей, у мистера Гудмана была еще одна причина появляться в гостиной леди Берримор несколько чаще, чем того требовали приличия. В присутствии Маргарет он сразу приосанивался, незаметно поправлял широкие усы и напускал на себя исключительно важный вид. Он следил за каждым ее движением, ловил каждый жест и, казалось, даже задерживал дыхание, как только девушка появлялась в гостиной.

Юной Маргарет, разумеется, был совершенно не интересен и даже неприятен этот старый, заносчивый и жуликоватый «энтузиаст». Она всегда старалась держаться от него подальше и находила любой повод, чтобы как можно скорее покинуть его общество.