Был идеальный весенний вечер – не жаркий и не слишком холодный. Как раз такой, чтобы чувствовать себя комфортно. И все же для Аяко весна являлась самым тяжелым временем года. Это было время перемен. Время потерь и возрождения. Какой бы прекрасной ни была погода, Аяко ненавидела весну. И в особенности ей не нравилось то исступленно-восторженное настроение, в которое впадали все вокруг, стоило расцвести сакуре. Аяко предпочитала, чтобы все развивалось в нормальном спокойном русле, когда в мире царила стабильность. К тому же ей печально было наблюдать, как столь восхитительные цветки появлялись лишь на краткое, мимолетное мгновенье – и исчезали прочь. Вот они есть, живые и прекрасные, – и вот их уже нет. Как и самое дорогое в ее жизни…

Именно весной ее сын Кендзи покончил с собой. От этой мысли у Аяко снова защемило в груди. С внуком все должно сложиться по-другому. Она сделает все, что от нее зависит.

Наконец, когда женщина уже битый час просидела на террасе, ее все-таки потянуло в сон. Аяко плотно задвинула дверь, поставила к раковине пустой стакан и забралась обратно на футон, под одеяло. Веки у нее устало сомкнулись, но в голове продолжали кружиться мысли, точно в неприятном предчувствии. Она медленно погрузилась в тревожное забытье, и странные сновидения начали один за другим вырастать у нее в голове. То она убегала от жутких чудовищ, то в кафе роняла и разбивала вдребезги чашки с блюдцами, то пыталась поймать Колтрейна, а он выскакивал на оживленную улицу… Это была ночь совершенно сумбурных кошмаров, и Аяко несказанно обрадовалась, когда наконец настало утро.

Глава 2
二

– Ну же, Кё, взбодрись! Не навсегда же это, в самом деле!

Кё напряженно глядел на блестящие плитки пола, не в силах встретиться с матерью глазами.

Они стояли в вестибюле Токийского вокзала, у самых турникетов, ведущих к высокоскоростному поезду «Синкансэн». У Кё при себе был только легкий рюкзачок, перекинутый через левое плечо, – основная часть его багажа была отправлена службой доставки Black Cat еще накануне.

– Я так и не понял: зачем это надо? – пробормотал он, не решаясь оторвать взгляд от пола.

– Ты знаешь зачем, Кё, – резко ответила мать. – Мы с тобой это уже обсуждали.

Людей на вокзале было полным-полно, они перебегали туда-сюда во всех направлениях, пересаживаясь с дальних пригородных поездов на местные токийские линии, что развозили пассажиров по городу. Однако именно этот турникет к суперэкспрессу служил как бы воротами ко всей остальной Японии. Кё огляделся, все так же избегая маминых глаз, и в сознании у него люди на вокзале разделились на две категории: токийцы и приезжие.

Проще всего было выделить служащих, приехавших из мелких городов: они выделялись мятыми костюмами, небольшими дорожными сумками на колесиках и странным, чуть ли не испуганным взглядом тревожных глаз. На лицах у них – в отличие от Кё и его матери – выражалась паника перед царящей в городе суетой и огромной массой людей, крутящихся рядом. Одежда, которую носили эти провинциалы, была не самой новой и явно не из дорогих магазинов. Еще на них были безвкусные панамы и кепки. Функциональные, конечно, но давно вышедшие из моды. Как говорится, бел, да не сахар.

В противоположность им мать Кё была одета в строгий элегантный деловой костюм с белой накрахмаленной блузкой под пиджаком, ногти блестели безупречным маникюром, а длинные черные волосы благодаря шампуню с кондиционером выглядели идеально. Сам Кё был одет в щеголеватые шорты и футболку с эмблемой музыкальной группы, купленную на прошлой неделе на концерте. Волосы его были подстрижены по последнему слову моды столичной молодежи.

И подумать только – при всем том ему предстояло теперь жить среди провинциалов! Кё даже передернуло при этой мысли.

– Послушай… – уже намного мягче произнесла мать. – Мне на самом деле пора идти, не то я опоздаю на работу. У меня сегодня пациенты вереницей.

Кё мрачно кивнул, смиряясь с судьбой.

– И еще кое-что… – Мать достала из внутреннего кармана пухлый конверт и вручила Кё. На конверте ее рукой было написано полное имя юноши и адрес бабушки. – Там достаточно, чтобы купить билет на экспресс, а оставшееся отдашь бабушке, когда доедешь. Это чтобы покрыть ее расходы на твое проживание. А если тебе еще что-нибудь понадобится, просто дай знать, и я переведу деньги. Договорились?

Кё наконец поднял глаза, встретившись с мамой взглядом. Выглядела она очень уставшей. Уставшей, но сосредоточенной. Специалистом, готовым начать новый рабочий день. Глядя на ее лицо, Кё не мог не улыбнуться, и уголки рта у него непроизвольно изогнулись вверх.

– Спасибо, мама! – Он забрал конверт.

– Не благодари, – отмахнулась она ладонью. – Скажи спасибо твоей бабушке.

– Но… – смутился Кё. – Я ведь ее, считай, не знаю.

Мать глубоко вздохнула.

– Ну, вот теперь у тебя и появится возможность как следует ее узнать. Верно?

– Верно, – отозвался Кё, засовывая конверт в боковой кармашек рюкзака.

– Кё, – с раздражением поглядела на него мать, – положи конверт куда-нибудь в более сохранное место. Отсюда он просто выпадет!

Кё послушно расстегнул рюкзак и положил конверт в главное отделение, после чего застегнул ремни. Мать за всем этим пронаблюдала, молча кивая. Когда он снова закинул рюкзак на плечо и мать убедилась, что все ценное в безопасности, она поглядела на часы.

– Ну что, мне надо поторопиться. А тебе уже пора купить билет. Ближайший «Синкансэн» отправляется через пятнадцать минут, он доставит тебя до Фукуямы. Там ты просто пересядешь на местную электричку и меньше чем за полчаса доберешься до места – это всего несколько остановок. Сегодня вечером бабушка будет тебя ждать. Хорошо?

– Хорошо.

– Уверен, что справишься?

Мать напоследок еще раз окинула его взглядом, глаза ее заблестели от подступивших слез.

Кё кивнул, слабо улыбнувшись.

– Береги себя, – тихо сказала она, вытирая краешки глаз. – И скоро уже увидимся. Это не навсегда. Ладно?

Кё кивнул, проглотив застрявший в горле комок.

– Ладно.

Взглянув на табло терминала, Кё узнал стоимость билета на высокоскоростной «Синкансэн». Достал конверт с наличными, что вручила ему мать, и полистал купюры в десять тысяч йен, прикидывая в уме, сколько их нужно отсчитать.

Затем достал телефон, загрузил приложение с расписанием поездов и задумчиво его просмотрел.

Если он поедет местными электричками со всеми остановками вместо экспресса, ему на дорогу понадобится всего два дня. Он мог бы остановиться на ночь в Осаке в каком-нибудь интернет-кафе, или найти фамирэсу^[34], работающее до утра, и подремать там в кабинке с чашкой кофе, или просто посидеть где-нибудь на улице, не привлекая к себе внимания. Всего один лишний день пути, но это сэкономит кучу денег! Кё жизнерадостно внушал себе, что из окна пригородного поезда гораздо лучше сможет оценить красоту местных пейзажей, и все же – при всем этом позитивном настрое – потаенная часть его души неудержимо влекла юношу к темным водам одного из каналов Осаки.

Приняв решение, Кё кивнул.

Сунув телефон обратно в карман шортов, он двинулся прочь от выхода к «Синкансэну», озираясь и ища поезда местного сообщения. Поднявшись на эскалаторе на нужную платформу, Кё купил у дамочки в киоске онигири и банку холодного кофе, затем нашел подходящий поезд, который должен был отправиться через пару минут. Юноша занял место в электричке, надел наушники и включил музыку, мысленно хваля себя за столь блестящую идею.

Еще он решил, что сообщать матери или бабушке о том, что его планы изменились, бесполезно. Мать все равно не увидит его сообщений до конца рабочего дня, а у бабушки вообще не было мобильного телефона, не говоря уж о смартфоне с мессенджером LINE, чтобы можно было ей отправить послание, так что с ней связаться по пути не было никакой возможности.

И ничего! Все будет хорошо. Задержится-то он всего на денек-другой! Может, даже и пару дней проведет в Осаке – как следует осмотрит достопримечательности. Какой вообще резон так мчаться в Ономити? И что изменится, если он приедет позже? Ну, будет потом приятный сюрприз.

И когда поезд медленно тронулся от платформы, Кё уже полностью настроился на предстоящее приключение.

Он ненадолго задремал, а когда открыл глаза, девица сидела на прежнем месте. Кё сразу приметил ее, когда она только села напротив него в вагон в Йокогаме. Она тоже посмотрела в упор на проснувшегося Кё, и он смущенно отвел взгляд. Зашарил в рюкзаке, доставая альбом для эскизов. Он слушал старенький аудиоплеер Walkman, доставшийся ему в наследство от отца. Кассета с музыкальным миксом, что он сам записал для себя дома, тихонько прокручивалась на маленьких катушках. Многие сочли бы странным, увидев, как он слушает допотопный кассетник, в то время как большинство людей пользуются MP3-плеерами, айподами или слушают музыку со смартфонов. Однако Кё очень ценил свой Walkman. Это была надежная вещь.

Нельзя сказать, чтобы Кё недолюбливал смартфоны (это было бы довольно странно для девятнадцатилетнего парня), но именно сейчас он избегал пользоваться смартфоном, потому что ему было все неприятнее видеть, как его друзья, бывшие одноклассники, без конца постят фотографии о своей новой студенческой жизни, в то время как сам он застрял в подвешенном состоянии непоступившего.

Мысли юноши вернулись к последним разговорам с матерью. Их и без того нечастое, отрывочное общение теперь омрачалось ее тревогой насчет его будущего. Тот факт, что Кё провалил поступление на медицинский, в ее сознании каким-то образом ассоциировался с тем, что он катится к неминуемой гибели.

Кё не любил разочаровывать мать. С самого начала они как будто держались вдвоем против всего мира. И те немногие радости, что случались в ее жизни, происходили главным образом от его успехов, не бог весть каких заметных. При воспоминании, какое лицо было у мамы в тот вечер, когда стали известны результаты экзаменов, Кё снова переполнило чувство вины. Ведь именно он доставил матери такое огорчение!

Его постыдный провал.

Он постарался поглубже похоронить эти мысли в сознании. Необходимо было вообще от них избавиться.

Чтобы скоротать время, Кё принялся рассматривать сидящих вокруг людей. Он внимательно изучал взглядом каждого пассажира, пытаясь определить, откуда этот человек и куда направляется, каков его род занятий. Выискивал в людях наиболее броские черты – то, что делало их непохожими на других. Он сидел с раскрытым альбомом и от нечего делать просто зарисовывал туда все, что видел. Поскольку его попутчики почти поголовно уткнулись в свои телефоны, было достаточно легко рисовать на них карикатуры: вот их глазные яблоки буквально засасываются экранами, и на смартфонах разеваются огромные рты, жадно поглощающие физиономии владельцев.

Поглядев некоторое время в окно, Кё отметил для себя, а потом и зарисовал, как металлически-серые высотки Токио сменяются рисовыми полями, как пейзаж постепенно становится гористым. И когда он сидел тихонько, рисуя карандашом мужчину с огромным, как баклажан, носом, за окном внезапно поплыли величественные очертания горы Фудзи. Кё мигом снял наушники, и его слух тут же заполнили восхищенные ахи и вздохи, поскольку все, кто находился в поезде, повернули туда головы, указывая на прекрасный вид вдали. Небо в этот день было ясным, и видимость была идеальной. Гора смотрелась великолепно – с мягкими белыми облачками, словно целующими ее в макушку.