– Поторопись, Хелд. – Пепел поглядывал в конец коридора, туда, где начиналась галерея над обеденным залом.

Потом нагнулся и подобрал оброненный меч. Оглядел его, поморщился, швырнул в комнату. Снова вооружился своей палкой – в два раза толще той, прежней.

– Погоди малек, кое-что возьму, и пойдем, куда скажешь. Нам теперь с барышней все равно куда, лишь бы подальше…

Паромщик отвалил матрас и вытащил узел из моей клетчатой шали.

Дверь заперли, ключ Хелд сунул за пазуху. Кроме узла у него в руках обнаружился еще один сверток. Успел-таки еды прикупить.

Я вспомнила:

– Меня черной лестницей волокли. Кажется, это в ту сторону.

– Туда, барышня, туда, – сказал Хелд. – Из «Трех голубок» я вас выведу, а там уж господин Пепел обещался. У него захоронка гдей-то в городе есть. Так ведь, господин Пепел?

Пепел, паромщик и я

Сумерки

Вода открылась меж дюн, блеснула отраженной закатной зеленью, еще более яркой, чем на небе. Впереди, в полумиле от берега, темным курганом поднимался остров. Я разглядела бледно-лиловые в сумерках скалы и череду сосновых стволов, похожих на турмалиновые друзы. Лимонной долькой висела над островом половинка луны.

Амаргин же сказал – в полнолуние.

Но сейчас не полнолуние. Луна растет. До полнолуния еще…

Амаргин сказал – иди к морю. Амаргин сказал – на берегу тебя ждут.

Ирис ждал меня на берегу, стоя по колено в волнах седой от росы травы, у самых дюн. Я прибавила шагу.

– Стеклянный остров, – сказал он.

Не поздоровался, будто мы и не расставались.

– Почему стеклянный?

Он пожал плечами. Полы плаща его намокли и грузно лежали на траве. Ирис улыбнулся, поднял руку к виску, откидывая тяжелые черные волосы. Радужный отблеск скользнул по ним, слюдяной, розовато-сизый отблеск – такой, какой бывает на горлышках лесных голубей.

– Пойдем.

– Дай руку. Очень скользко.

Он взглянул на меня – неожиданно серьезно.

– Старайся не поскользнуться, Лессандир. Я всегда подам тебе руку. Если дотянусь.

Мы преодолели сыпучий обрывчик и вышли на берег, на плотный, вылизанный водой песок.

Отмель голубела, рукой утопленницы спускаясь в сумрак. Среди травянистых прозрачных кустиков, покрытых созвездиями мелких цветочков, щедрыми россыпями мерцали зеленоватые огни. Фосфорное свечение плыло над песком и мягко изливалось в воду. А навстречу ему поднимался серый длинноворсый туман и, наползая брюхом на пляж, застревал в прибрежной траве.

Ирис прошел вперед к кромке темной воды. Обернулся нетерпеливо:

– Лессандир!

– Иду, иду.

Я ступила в туман – он был плотнее лежащего под ним песка. Я чувствовала даже некоторое сопротивление, будто кто-то, весь в мягкой сырой шерсти, уперся упрямым лбом мне в голень и не хочет уступать дорогу. Нагнувшись, я коснулась рукой серой перистой плоти – ладонь моя наполнилась волглым текучим мехом, упругим изгибом спины, ластящимся движением большого невиданного зверя. Я запустила в туман вторую руку.

– Ирис! Иди сюда! Он живой!

Зеленоватые огоньки парой вспыхнули в серой глубине. Ладонь мою сейчас же вылизал мокрый нежный язык. Длинное тело протащилось сзади, отирая ноги плотным влажным боком. Какой он ласковый! Какой он…

– Хватит, – сказал Ирис резко. – Прекрати.

Я выпрямилась.

– Почему?

– Он заиграет тебя. Залижет до смерти. Пойдем.

Ирис почти насильно поволок меня к воде. Только сейчас я поняла, что руки у меня окоченели. Предплечья покрылись пупырышками.

– Кто это был, Ирис?

Он дернул плечом.

– Нэль. Туман.

Маленькая волна без всплеска легла нам под ноги. Песчаный берег уходил в глубину, ребристый, словно нёбо чудовища.

Ирис уверенно двинулся к темному острову прямо по воде. Я ощущала стопами все тот же рельеф песчаного дна, но дна под ногами не было, а была лишь прозрачная, полная тени пропасть, поверх которой, словно покрывало, невесть кто накинул тонкую пленку воды. Мы шли в этой воде – по щиколотку, а по колено – в перьях плывущего к берегу тумана.

Я оглянулась через плечо. Сумерки обесцветили берег, все теперь стало серым – светло-серым, темно-серым и серо-сиреневым. Туман залил весь склон, заровнял обрывчик, затянул низкорослые кустики морской травы, только гнилушки кое-где светились сквозь его рыхлую плоть.

И – серое на сером – я разглядела, как медленно кружит в тумане большой бесшумный белесый зверь, играя сам с собой и сам себя ловя за хвост.

Нэль. Туманный волк.

Мы шли и шли, я уже устала придерживать подол и уронила его в воду, мы шли и шли, но не могли дойти до острова. Он даже вроде бы и приближался, Стеклянный остров, вернее, приближался, пока я глядела на него, но потом оказывалось, что я смотрю под ноги, или по сторонам, или на Ириса, а остров маячит себе все в той же полумиле и ни на йоту не придвинулся.

Море и небо сливались впереди зеленовато-золотой вогнутой сферой, словно бы задернутой на расстоянии вытянутой руки тончайшей черной паутиной; горизонт отсутствовал.

Остров парил невесомой темной громадой, лишенный корней, увенчанный друзами сосен, молчаливый, пустой, недвижимый, и было совершенно очевидно, что нет на нем ни замка, ни малого дома, никаких построек, ни единой живой души, ничего на нем нет, кроме скал и сосен, да и те почти не существуют…

Ирис шел впереди, словно так и надо, без плеска раздвигая еле теплую, легкую, почти неощутимую воду. Шел словно не по воде, а по воздуху. Он шел впереди, а я вдруг поняла, что не могу его догнать и он точно так же как Стеклянный остров – недостижим, неуловим и нереален.

Я стала отставать. Волной взлетела горечь – как же так? Зачем я иду за ним? Это ведь просто морок, болотный блуждающий огонек, он ничего не освещает, никого не согревает, но манит неодолимо.

Зачем я иду за ним?

Ирис обернулся, протянул руку:

– Не отставай.

Я еле перевела дыхание. Понадеялась, что он не видит отчаянных слез.

– Долго… еще?

Он поглядел на небо.

– Нет. Недолго. Скоро придем.

Над островом в зеленом небе висела луна.

Круглая как монета, только чуть-чуть размытая с левого края.

* * *

280 год от объединения Дареных Земель под рукой короля Лавена (сейчас)

– Нет, Хелд. – Короткий смешок. – С меня взятки гладки, ни при чем я. Она мне денежки и передала, а я их на судейский стол высыпал, как велено было. И не называй меня господином, какой я тебе господин.

– Повадки у тебя господские, вот чего.

– Брось. Я, было время, господ потешал, в королевские палаты вхож был, вот и набрался красивых манер. Таким, как я, нельзя иначе, простеца немытого, вежества не знающего, на порог не пустят.

– Тогда наемничал, поди?

– Нет. Не наемничал. Лицедей я, не воин. Менестрель.

– Песенками, што ль, балуешься?

– Да какое баловство, помилуй! Менестреля песенки кормят, как волка – ноги. Да и ноги мне тоже ой как надобны. Где свадьба, где похороны, где праздник какой.

– Ну, ну… А драться против мечника как научился?

– Ну, мил человек, я же не первый год на свете живу.

– Да я вот тоже не первый год. Ненамного тебя старше, поди. А вот против мечника от меня толку чуть, даже если самому меч в руку дадут. Не учен потому что. А чтоб с палкой, да супротив меча…

– Да повезло мне просто, Хелд. Испугался мужик, мы же вдвоем набежали. Не ждал он нас с тобой.

– Спужался – не спужался, а напрыгнул будь здоров! Я уж решил, все, суши весла, порубит он тебя.

– Повезло, говорю.

– Темнишь ты, друг, все одно. Недоговариваешь.

Ясен пень, недоговаривает. И не скажет ничего, зря ты, Хелд, стараешься. Так и будет мокрым камешком из руки выскальзывать. Нобиль он, Хелд, у него это на лбу написано. А что признавать того не хочет – его право. Это нам с тобой не понять, что за корысть благородному простецом прикидываться. А у него – причины. Возвышенные, и нам с тобой, серой кости, недоступные. Обет у него, Хелд.

Отстань ты от него.

– А мечом орудовать кто у нас горазд? – продолжал рассуждать Хелд. – Ну, господ благородных окромя? Наемники с югов. Найлы-северяне, которые охранники там иль тож наемники. Инги разбойные, ежели Найгон да Найфрагир обогнут, да пираты лестанские, это опять с югов. Верно говорю?

– Верно-то верно. А вот парень тот, с которым мы у дверей дрались, – нобиль, по-твоему?

– Да сейчас молодежь какая пошла, ты погляди только! Сынки купеческие моду взяли оружием щеголять. Но ежели такой в драке кого порежет – загребут, как пацана моего загребли, по-крупному, малым залогом не отделается. А ежели нобиля порежет, да еще и до смерти – вздернут, на денежку не посмотрят. Вот так-то. Да ты ж у нас молодежь разве?

– Э… у меня душа молода.

– Во! А что из ентого следовает? А из ентого следовает…

Я завозилась и села на кровати.

– Госпожа наша проснулась.

Послышался скрип отодвигаемого стула, в просвете опущенного полога мелькнул огонек. Полог откинулся, явив руку со светильником и озабоченную Пеплову физиономию.

– Какая я тебе госпожа… – проворчала я мстительно.

– Женщина для меня всегда госпожа. – Пепел отдернул занавесь и сел на покрывало. – Ну, как ты? Поспала?

– Угу. Который час?

– Ночь. Середина первой четверти. Можешь спать дальше. Мы мешаем?

– Нет, нет. Сидите тут. Не хочу одной оставаться. Ты мне снотворного, что ли, дал?

– Нет. – Он улыбнулся. – Просто хорошего вымороженного вина. Будешь дальше спать?

Я подумала.

– Пока нет. Есть хочу. Там у Хелда что-нибудь осталось?

– А как же, – отозвался паромщик. – Полкурицы, колбаска, сыр. Булка есть белая. Винишко, опять же. Вылазь да к столу присаживайся.

Столом тут служил большой сундук для белья – комната была спальней, а не обеденным залом. Зеленая шелковая спальня в заколоченном доме, куда Пепел привел нас с Хелдом после приключений в «Трех голубках». Я выбралась из-под одеяла и уселась прямо на сундук, рядом с разложенной снедью.

Пепел вернул светильник на «стол» и сказал:

– Завтра я вас переодену и выведу за ворота.

– Да уж, – вздохнул Хелд, разливая вино из баклаги в красивые серебряные кубки. – Видать, барышня, придется нам таки уехать. Прознали тут про твое золото.

Он протянул мне кубок и посмотрел выжидательно – мол, рассказывай, чего уж там, про свои богатства.

– Клад это, Хелд, – объяснила я, нисколько не кривя душой. – Старинный клад.

– Да я понял… Где ж ты его откопала, барышня? На Стеклянной Башне небось?

Я взглянула удивленно:

– Как ты догадался?

Хелд разинул рот и забыл про вино. Пепел отвернулся, скрывая улыбку.

– Да ты что? – выговорил, наконец, паромщик. – Правда, что ли? Там и в самом деле клад оказался, на острове-то? Вот, итить, сказки… Золото с Хрустального Острова, что Лавен Странник выкупом за прекрасную Невену отдал! И как же тебе в руки далось енто золото волшебное, а?

– Да там под водой лаз есть. – Я невинно пожала плечами. – Узкий, темный, но пролезть можно.

– А как же дракон?

Я снова пожала плечами. Поглядела на Пепла.

Вот Пеплу я бы рассказала, что там был за дракон, но Хелда морочить не стоило. Поэтому я смолчала.

Пепел усмехнулся, покачал головой:

– Выкупом за Невену? Впервые слышу такую версию.

– Ну так! Ты, господин, нездешний, небось и не знаешь, как дело-то было промеж Лавеном и Мораном Амалерским.

– Не знаю, – согласился Пепел. – И как было дело?