Возьми моё сердце (страница 41)
– Стоять, полиция! – раздался крик за дверью. Одновременно в кафе влетели три дюжих молодца, «одинаковых с лица». Они заломили лейтенанту руки и приказали не дергаться, однако тот ловко вывернулся и попытался одной рукой сбросить купюры на пол, типа «не мои», а другой залить их кофе, но манёвр не удался. Опер из группы захвата ловко сгреб салфеткой деньги, стараясь не касаться их пальцами, в целлофановый мешок.
– Это ошибка! – заорал лейтенант. – У вас будут проблемы! Я офицер полиции! Проверяю все кафе на районе! Слишком много на них жалоб от местных жителей.
– Это вы расскажете в другом месте, – сказал второй офицер из группы захвата, видимо, главный, – а именно в подразделении собственной безопасности. К нам поступил сигнал о вымогательстве денежных средств у мелких предпринимателей. В частности, на вас, Виталий Маратович, неоднократно поступали жалобы.
– Гражданин, будете понятым, – обратился он к Сергею, и тот растерянно кивнул.
– Я не понимаю, что здесь происходит, – опять заорал лейтенант Виталий, однако служивые не обратили на его слова никакого внимания.
Третий сотрудник управления собственной безопасности быстро оформил протокол, и взяточника повели к полицейской машине. Серега еле удержался от того, чтобы помахать ему вслед рукой.
Вскоре в кафе влетела Юлька. У нее был вид триумфатора. Сергей, напротив, выглядел растерянным и даже виноватым:
– Слушай, Юль, музыка в нужный момент не включилась! Я решил: все, капец, но полицейские влетели сюда, едва наш взяточник прикоснулся к деньгам. Ничего не понимаю! Как они догадались, что пора его брать?
– Ну. ты меня-то не сбрасывай со счетов! – рассмеялась Юлька. Я ведь этого Виталика еще с того раза прекрасно запомнила. Как только он вошёл в кафе, я указала на него полиции. Этих ребят учить не надо, они и не таких брали – влиятельных, матёрых, опасных! Наш мент для них так, котенок с коготками…
Тут появились Варя с Бусинкой, и друзья решили отпраздновать удачное проведение операции «Конверт» с капучино и апельсиновым печеньем.
Все начинается с любви
Кафе «Кира» ребята решили открыть торжественно, с воздушными шариками у входа и выступлением студенческого ансамбля. Развесили объявления в универе, пригласили однокурсников. Пообещали студентам скидки в честь открытия – и не ошиблись. Народу набежало столько, что крошечное помещение не вместило всех желающих, у входа даже образовалась очередь. Пирожные стремительно заканчивались, пришлось срочно отправить водителя за новой партией. Сергей крутился за стойкой сам и одновременно отдавал распоряжения другим бариста.
Варя с трудом пробралась вовнутрь, огляделась по сторонам и обомлела: Зинаида Ивановна! Вот уж кого было трудно узнать! В её облике не было ничего общего с прежней соседкой Вари по больничной палате. Уверенный взгляд слегка подкрашенных глаз, помада красно-коричневого цвета, такого же оттенка маникюр… Одним словом, баба Зина выглядела весьма эффектно. Ещё бы! Статус главного бухгалтера кафе «Кира» обязывал. В своем лучшем платье в стиле оверсайз она смотрелась ничуть не хуже, чем дамы на сайтах «Если вам 50+». Единственное, что осталось неизменным – её огненно-рыжий пучок, с которым баба Зина не смогла расстаться, напротив, украсила его в честь праздника заколкой леопардовой расцветки.
– Как я рада, что вы теперь с нами! – сказала Варя, обнимая Зинаиду Ивановну.
– Радоваться будем, когда баланс сведу, – сказала баба Зина с новыми, бухгалтерскими интонациями.
– Я в вас верю! – улыбнулась Варя.
– Веру к отчёту в налоговую не пришьёшь. Вижу, вы тут широко размахнулись, планы строите не по средствам. Придётся, Варюха, для начала ужаться. Стать чем-то вроде «кофе на вынос». Ну. а там посмотрим. Как дело пойдёт. Если все эти студенты, что у дверей толпятся, будут и дальше сюда приходить, может, и вырулим – настоящим кафе станем со всеми вашими прихлопами и притопами.
Варя смотрела на веселых молодых людей, пришедших на открытие, и думала: какая все-таки странная штука жизнь! Она, Варя, непохожа на этих ребят, её ровесников. Невозможно быть такой безоглядно веселой и беззаботной, как они, когда в твоей груди бьется чужое сердце, да и жизнь не кажется бесконечной, как другим девушкам в двадцать лет. Впрочем, никто не знает своей судьбы. Выражение «часики тикают» означает для неё совсем не то, что для других девушек. Девушкам за тридцать родственники нередко намекают: дескать, пора рожать, время идет. Для Вари «тиканье часиков» означает другое: чужое сердце в её груди постепенно изнашивается, лекарства медленно перестают действовать, срок жизни сокращается. Пусть донорское сердце остановится не сейчас, лет через восемь-десять, не думать об этом она всё равно не может. Надо торопиться жить, чтобы сделать что-то хорошее. Кстати сказать, что она может успеть в двадцать с небольшим лет? Если подумать – немало. Например, поменять филфак на экономфак, закончить учёбу, помочь Сергею наладить работу кафе, сделать атмосферу в нем интересной и веселой. В конце концов, всерьез закрутить с Серегой роман и оставаться счастливой ровно столько, сколько получится. Впрочем, грех обижаться на новое сердце, оно пока стучит ровно и ритмично, а это дает ей возможность жить и любить… Нет, не так! Её сердце живет своей отдельной жизнью – чувствует, любит, радуется и огорчается. Впрочем, она, Варя, не киборг, а человек со всеми слабостями и переживаниями. Её прошлое тоже имеет значение.
К сожалению, новое сердце принесло ей не только радость. Так получилось, что она разлюбила Макса, но что поделаешь, если любовь прошла? Хорошо бы её бывший парень нашел своё счастье, а то стыдно оставаться счастливой в одиночку. Дыра в её душе постепенно затягивается. Кира, отдав ей сердце, не только разрушила её прежнюю жизнь, но помогла полюбить снова. Недавно к Варе снова пришли стихи. Она даже удивилась, потому что была уверена: способность писать стихи исчезла навсегда. Прежде ей кто-то будто диктовал, потом этот кто-то замолчал, и вот наконец стихи пришли снова:
До декабря всего один пролёт.
Не уходи. Не торопи метели.
Мы встретиться с тобою не успели
На лестнице, ведущей в Новый год.
Неужто нами выдумано зря
Про заговор двух одиноких взглядов?
Не торопи январских снегопадов.
Всего один пролёт до декабря.
Варя подумала, что Сергей, кажется, тоже неравнодушен к ней, но ему нужно время, чтобы смириться с потерей Киры. Может быть, у них в итоге ничего не получится, но Варя все равно счастлива – хотя бы тем, что живет, видит вокруг себя молодые веселые лица, чувствует восхитительный аромат кофе и свежей выпечки, а главное – тем, что у нее и у её друзей появилось настоящее взрослое дело…
– О чем ты задумалась? – спросил Сергей. – Сегодня полагается веселиться. Это же наш общий праздник! Давай все проблемы оставим на потом.
– Думаю о любви, которая крепче кофе и слаще пирожных, – улыбнулась Варя. Бусинка тявкнула, подтверждая её слова.
Сергей рассмеялся и нежно поцеловал Варю в щеку.
Горы лечат горе
Прошло несколько месяцев. Наступила зима. В последние годы в Москве даже в середине зимы погода стояла слякотная, дождливая и хмурая. Как обычно бывало в это время, Максима потянуло в горы. Он физически не мог жить долго в этой хмари, без солнца и ослепительно белого снега. В конце января Макс прилетел в Минеральные воды и затем добрался на автобусе в Приэльбрусье, в маленький городок у подножия Эльбруса под названием Терскол. Он специально поехал в отпуск туда, где не так давно, но словно в другой жизни отдыхал с Варей. Вдруг захотелось вызвать в душе сладостно- горькие воспоминания – о тех днях, когда они безоглядно любили друг друга и ничто не омрачало их страсть и нежность. Иногда мучительно тянет расчесывать свежие раны и расковыривать едва затянувшиеся струпья. Вот и Макс несколько месяцев предавался этому стыдному удовольствию – расчесывал душевные раны и вызывал в памяти ещё не зарубцевавшиеся воспоминания о тех днях, когда они были счастливы. Все тогда было прекрасно, разве что… разве что внезапная одышка Вари, ставшая первым звоночком беды, отменила их совместные вылазки в горы. Ни он, ни она не предполагали, чем это легкое, как им тогда казалось, недомогание может закончиться. Пожилой врач-балкарец показался Варе провинциальным перестраховщиком, а ведь он первым обнаружил ее проблемы с сердцем и объяснил причину сильной одышки в горах.
Макс решил вышибать, так сказать, клин клином: проветрить голову свежим горным воздухом, да что там голову – всего себя просквозить морозным ветром на крутых, порой рискованных трассах, чтобы хоть ненадолго, пусть на десять дней отвлечься от мыслей, не оставлявших его никогда.
Макс, как большинство покинутых влюбленных, искал причину охлаждения к нему возлюбленной в себе и винил прежде всего себя. Где и когда он поступил не так? Что сказал и что сделал неправильно? Он любил Варю с первого класса, всегда считался с ее увлечениями, даже прихотями, соглашался со всеми ее планами, порой взбалмошными и по-девичьи наивными. Казалось, Варя тоже любила его. Нет, не казалось, все было по-настоящему. Варя постоянно находилась с ним на одной волне, чувствовала малейшие перемены его настроения, старалась развеселить, когда на душе было тоскливо, приласкать, намекнуть на внезапный секс и отдаться нежно и страстно, чуть-чуть не так, как раньше. Они были рядом с детства, вместе взрослели, с годами привыкли угадывать мысли друг друга, радовались часам, проведенным наедине, не выдерживали долгих ссор… Казалось, так будет всегда. Даже страшная новость не смогла разрушить их любовь, они вместе преодолели весь ужасный путь до и после операции. И вот теперь… Больнее всего обманываться в иллюзиях. Макс всё рассчитал и всё продумал – как он будет беречь свою любимую после тяжелой операции, как они начнут опять жить вместе – столько, сколько Варе отпустят Бог и ее организм. Максим был готов на любые жертвы ради любимой, на любые ограничения – господи, да на всё он был согласен! И тут – такой обвал! Словно снежная лавина съехала с вершины горы и погребла его под собой. Как выбираться из-под нее, Макс не имел ни малейшего понятия.
Он не мог отключиться от горьких мыслей даже в те минуты, когда скользил по склону горы. Тренированные ноги ловко направляли лыжи в очередной вираж, а голова помимо воли покручивала сладко-горькие воспоминания. Варины светлые волосы, спутанные ветром, её звонкий смех, её глаза, становившиеся в зависимости от цвета неба то серо-зелеными, то ярко-синими.
Хлоп! Какая-то тетеря в оранжево-белом лыжном костюме въехала в него на повороте. Макс потерял равновесие и шлепнулся на нее, едва успев отбросить палки в стороны.
– Извините, – сказала растерянная «чайница», – вы не могли бы с меня встать?
– Не умеете кататься – не суйтесь на трудную трассу, – ответил Макс довольно грубо, поднимаясь и отряхиваясь. Он заметил наконец на снегу свои палки, поднял их и уже собирался ехать дальше, вниз по склону.
– Ой, я, кажется, ногу повредила! – простонала девица. – Помогите, пожалуйста, встать.
Он не слишком охотно протянул девушке руку и с усилием поднял её. Она оказалась высокой, ростом почти с Максима. Лыжный костюм не скрывал, а, напротив, подчеркивал ее хорошо сложенную фигурку и длинные ноги.
Незнакомка поправила каштановые кудряшки и стянула их резинкой на макушке.
– Вон там моя шапка лежит, подайте пожалуйста, – продолжала командовать девушка. Максим отрыл в сугробе белую шапочку с большим оранжевым помпоном и вручил бестолковой девице.
«Чайница», похоже, получила небольшую травму. Вроде, могла стоять на ногах и даже тихонько ехать, но морщилась от боли. В шоколадных глазах ее под каштановой челкой стояли слезы – опять же, не от ветра, а из-за ноги, которая явно болела.