Верлибры

I

Хорошо быть Великим Кормчим,
Хоть каждый день ешь себе рыбу,
Обсасывая косточки…
Зато столько раз могли убить, но не убили
Прошёл весь Великий поход и ни одной царапины
Любимые книги, правда, пришлось оставить
В одной был засушен цветок провинции Гуандун,
Сентиментальная память об актрисе с косичками.
О, актриса с косичками, похожая на лисичку,
Из провинции Гуандун!

Под окном – маисовое поле,
В императорском дворце
Смотри сколько хочешь в шевелящийся маис
Из окна дворцового павильона.
О Великий Кормчий, состарившийся стручок фасоли,
Ты богат!
Хоть каждый день ешь свежую рыбу,
Рыбу с красной фасолью,
Красную фасоль с рыбой
Из провинции Гуандун…
(После войны мы ели фасоль с луком
И с постным маслом,
Больше ничего не было в продаже
В освобождённом Харькове.
Фасоль почему-то была…)

II

Неудавшиеся путчисты,
Капитан, ушедший из армии с треском,
Отсидевший в тюрьме начальник разведки,
С виду – обыкновенные старики, но трагические фигуры.
Профессор экономики – бывший глава мятежа…

Нет, я не смог вас выдержать долго,
Я убежал после торжественной части,
Я не могу видеть сотни стариков сразу,
Я могу принимать их только по одному, порционно…
Старики все равно пахнут смертью,
Даже если это – трагические старики…

III

Раньше умывались в фаянсовых вазах,
Изображавших императоров Священной
Римской Империи,
Девушек-прорицательниц с распущенными волосами,
Пастушков, подкрадывающихся к пастушкам,
Чтобы извлечь у них между ног искры…
Такова была умывальная культура…
Мыло делало воду мутной,

И можно было увидеть в глубине чертей…
– Герр Бетховен, пожалуйста, умываться и бриться! —
И нужно было толкнуть его в бок локтем,
Потому что, как известно, он ничего не слышал.
Героическая симфония стучала у него в голове
Швейной машинкой жены лакея,
Зашивающей панталоны мужа,
Ставящей заплату на ягодицу…
– Герр Бетховен!—
И можно было угадать в глубине чертей,
В глубине фаянсовой вазы,
В мыльной воде, герр Бетховен…

«Ты обладаешь девкой стоя…»

Ты обладаешь девкой стоя,
Ведь девка – существо простое,
Вечерний час вдоль девки льётся,
Она и стонет, и трясётся,
Тебе – мужчине отдаётся…

Кишка у девки горяча,
И ножки пляшут ча-ча-ча.

Дон

Река лежит как макарона,
И начинается узка,
Преодолеешь в полплевка
Верховья Дона.
Но разливается на юг
Казаку забубённый друг,
Вода мощна и непреклонна
В низовьях Дона.
В Старо-Черкасской русский род
Как в старой опере живёт.
С монастырём подворье дружит,
Ему музеем верно служит.

Над камышами – пароход
Россией-Родиной плывёт.
Здесь Разин был, и Пугачёва,
Здесь видели солдата злого.

«Выходит дама молодая…»

Ф.

Выходит дама молодая
В окрестностях шести утра
И, сапогами снег сминая,
Пересекает даль двора.

Я из окна смотрю, тяжёлый,
Как эта женщина моя,
Объект ещё недавно голый,
Взрезает волны бытия.

Японка? Или парижанка?
Не обернулась на окно.
Ну что же ты, взгляни, беглянка!
Как я стою, в руке вино

Зажато, красное, в бокале.
Стою я, старый самурай.
Идёшь ты, дама, по спирали,
Уносишь раскалённый рай —

Твой треугольник разозлённый,
Одетый в нежные трусы,
Зубастый, перенапряжённый
И чуть колючий, как усы…

Тост

Ну что ж, за девок и детей!
За пламенных вождей!
За смерть, засевшую в углу,
За гильзы на полу!
За «тёлочку», в зубах трусы,
За женских туфелек носы,

За белый зад, за тёмный взгляд.
Пусть «Очи чёрные» гремят…
И стонут пусть бойцы,
Что жизни порваны концы,
Но их хирург связал, еврей,
За спасших нас людей!
За устриц, что дрожат во рту!
За «выйти из тюрьмы»-мечту!
За автоматный дробный стук!
За внутренности сук!
Я подымаю свой стакан,
Известный старый хулиган.
Да здравствует! Да здра…
Великий Солнце, Ра!

Два трактора

Ну что ж, весна! День тёмный и мохнатый,
Без женщины, ее тяжёлых век…
Вне ног её (прекрасные канаты!)
Под юбкой две дыры, входыаптек…

День тёмный, удивительно тревожный.
Ах, лечь бы спать, но невозможно спать,
Чтоб ночь пришла, черна, как крем сапожный,
Чтоб ночь пришла, мне нужная, опять!

Без женщины, столь нервных окончаний,
Её всегда катящихся шаров,
Пластичных рук, шершавых сочетаний,
Без нежных шей, без пламенных узлов…

Два трактора в окне прилежно роют,
По жёлтой глине ползают босы…
Своим жужжаньем острым беспокоят,
Вертя в грязи колёса-колбасы…

Чего же ты, день тёмный и мохнатый,
Меня прижал у мокрого окна,
И я теку, столь плотно к вам прижатый?!
К двум тракторам. Без женщины. Весна…

«Я люблю твоё детское нижнее бельё…»

Я люблю твоё детское нижнее бельё,
И то, как ты заикаешься,
Люблю твои чёрные волосы —
Гриву кобылки,
Ты ведь маленькая кобыла, Фифи,
Разве не так?
Ну разве не так?

Берроуз

Сухопарую желчность Берроуза Вилли
Вы уже смаковали? Уже Вы вкусили?
С шоколадной коробкой сухого морфина
Ни за чем человеку его половина…

Продавцом без изъянов готового платья
Не готов его скромную руку пожать я.
Убивает жену, уезжает в Танжер,
Наркоман, джентльмен, сатанист, voyager,

Сухопарый, дощатый, худой, в плоской шляпе,
На диване, в кровати и в кресле-канапе.
Вилли! Вилли! Вставайте! Не спите, не спите!
Вам пора, электрический стул посетите!

У Берроуза старого стиля ботинок,
Нет шнурков, вместо них только жабры резинок.
Boys бегут с оглушительным криком «Ура!»,
И мачете, ножи, лезвия топора…

И мачете, мачете, мачете стальные,
Эти boys, эти юноши ледяные
Подъязычной таблеткой, уколом у локтя
Как и следом глубоким горящего когтя,

Вилли глазом вращает, зрачок, как юла,
И жена, распростёртая подле стола.

«Феллахи свергли фараона…»

Феллахи свергли фараона.
Каира тёмные сыны
Среди туристского сезона,
Как будто дети сатаны,

Стащили с трона Мубарака.
Зоологических богов
(Там Бог-шакал и Бог-собака)
Они не тронули, однако,
Не отвинтили им голов.

Феллахи поступили мудро,
Им надоел их фараон.
И вот, главу посыпав пудрой,
От власти отрешился он.

Найдут другого Фараона
Каира тёмные сыны,
Тутмоса или Эхнатона…
Из чувства мести и вины…

«Как иногда приятно есть…»

Как иногда приятно есть
Простую колбасу на хлебе,
И ожидать благую весть,
Не в Интернете, но на небе…

Бокал простейшего вина
Над Ленинским проспектом… В дали…
Мне длань Создателя видна
Все её дактило-детали

Вообразим, что некто худ,
И смугл лицом, и бел главою
На нас обрушит груду чуд,
Тебе и мне кивнув чалмою…

«Тушеобразен и свиноподобен…»

Тушеобразен и свиноподобен —
Вот бизнесмен российский словно Робин,
Не Робин Good, но грузный Робин Bad,
В лэндроуэре едет на обед.

Вот его друг – заморская свинья.
Вот его девка в коконе тряпья,
А вот его охранники-дебилы.
Что Ельцин с Горбачевым натворилы…

«Менты снуют в автомобилях…»

Менты снуют в автомобилях,
Уже над городом рассвет,
И никого из близких нет
Уже мне в этих Фермофилях,

Теснинах, то есть, городских…
Вот фонари погасли разом,
Гляжу вооруженным глазом
На панораму бед людских.

Двуногим смятая природа
Забита в камень и асфальт
Менты как грязная погода
Ментов апофеоз, гештальт…

«– Вам надо отдохнуть… – Мне надо отдохнуть…»

– Вам надо отдохнуть… – Мне надо отдохнуть?
В полях замученных пролечь мой должен путь.
Прогулок по лесам, которых не хватает,
Я должен совершить, где паучок летает…
Прогулок по земле, пропитанной бензином,
Иду я Бог-отцом на встречу с Богом-сыном.
А йодистый раствор, что воздухом зовётся,
Болезнетворных спор от тяжести трясётся…

Я, у кого из вен и брать не нужно сгустки,
Иду как гобелен и лаю по-французски,
Лежу как минерал на фоне Подмосковья.
Эй, Эдвард, генерал! Здоровья Вам! Здоровья!

«Конец апреля. Новый май…»

Конец апреля. Новый май
Мне дышит в спину глоткой свежей
До боли девку продирай
В её межножести промежий.

Конец апреля. Холодны
Ножи и вилки на балконе,
А на поверхности луны
Видны усы, как на иконе.

И борода его. Он худ,
Спаситель землю озирает,
На всех балконах съезд Иуд,
Спаситель видит их и знает…

«Сколько отправилось на тот свет…»

Сколько отправилось на тот свет
Очень серьёзных людей.
Нет Слободана со мной рядом, нет,
Переловили сербских вождей.

В холле гостиницы «Континенталь»
Рухнул мой друг Аркан,
В гневе черкает свой календарь
Шешель в тюрьме-капкан.

Я знал всех крупных bad boys, ну да…
А кого знаете Вы?
Ваши друзья? Ну таких стада…
А мои друзья мертвы…

«Пейзажа глубина была…»

Пейзажа глубина была, —
Кустов мохнатых беспорядок.
Ты рядом школьницею шла,
Неся и книжек, и тетрадок.

Гудели пчёлы тяжело,
И лепестки к ногам летели.
…Твои сандалики в апреле,
Когда немыслимо тепло…

Вся Украина в маргарине
И в масле плавала… Прошло?
Нет, не прошло, но в прорезине
Идёт кобылка всем назло…

Не школьница, но грациозна.
Она подпрыгивает и…
На круп её и пах серьёзно
Взглянули мрачные вожди.

«Пока ты молод и здоров…»

Пока ты молод и здоров
Ты держишь девку и собаку,
Гуляешь с ними средь кустов.
Нередко затеваешь драку.
Но попадая девке в пах,
Вдруг ощущаешь перемену:
«Ну как же дикий зверь запах!
Рывком сейчас тебя раздену
Не как Прекрасную Елену,
Но шлюху как на трёх гробах!»
Перекрестились два пути,
Два существа дрожат согласно
Собаке должно в дверь скрести,
Тебе – подмахивать мне, ясно?
Я, коль не молод, хоть здоров.
Приходит девка по субботам,

Ты к ней бросаешься багров
И предаёшься тем работам,
От коих твой пылает хвост.
И чудодейственная сила
Вдруг поднимает твой нарост,
И лучше всех сейчас нам было!

Блик-папка

Я садился моим деткам в волосёнки,
Я их ласково и нежно целовал.
Поливал медовым цветом их глазёнки,
Я им утром их реснички щекотал…