Среди мужской части населения убежища тоже ничего интересного не нашли. Возможно, крот был один. По крайней мере, все косвенные факторы свидетельствовали именно об этом. Даже орудие убийства, скорее всего, было то же самое, которым она заколола себя. И стилет, кстати, до сих пор торчал у неё из груди. Я специально не стал его вынимать, чтобы она не залила меня кровью, пока я её несу.

Вообще-то, настроение упало у всех. И так в последнее время радости было мало, а тут ещё выяснилось кто предатель в убежище, и это очень сильно ударило по моральному духу. Во-первых, потому, что на Милу никто даже подумать не мог, что она на такое способна. А во-вторых, потому, что если она была кротом, то почему бы и кому-то ещё не быть тоже? И теперь все поглядывали друг на друга с подозрением.

– Надо бы сообщить всем, что тот пленник, который у нас был, это и есть главный враг, – сказал я хранителю.

– Далеко не все его видели, – сказал хранитель.

– Ну, хоть те, кто видел, пусть знают, и вообще, не мешало бы провести беседу с людьми и поднять моральный дух, а то из-за этой истории с кротом все сильно расстроились, – сказал я.

– Ты прав, – кивнул хранитель, – сейчас поговорю с ними.

– Не забудь про тех ребят, которые наверху дежурят, а мы спать, – сказал я, – у меня мана «на донышке плещется», никак не восстановлю запас, потому что всё время что-то случается. А без маны мы как без рук!

– Да! – тут же встряла Алиса, – без маны фигово! Я тоже почти пустая!

– Отдыхайте! – кивнул хранитель, – мы вас без нужды тревожить не будем. Только в случае очередного нападения или чего-то подобного.

– Идёт! – зевнул я. Стоило заговорить про сон, как организм тут же начал к нему готовиться. Очень нужен был отдых!

Мы с Алисой пошли в нашу комнату, по пути проведав Нину. Наш интуит по-прежнему тихо и мирно спала. Придуманное с ходу Алисой прозвище «Спящая красавица» ей очень подходило.

Она, правда, просто спала, и казалось, что вот-вот проснётся, если рядом сказать громкое слово. Но она не просыпалась!

Придя в свою комнату, мы завалились каждый на свою кровать, причём Алиса по обыкновению закинула ноги на каретку, и, уставившись в потолок, начала размышлять.

– Алик, слушай, я тут хорошенько подумала! – сказала она.

– Точно хорошенько? – снова зевая, спросил я.

– Очень хорошенько! – серьёзно сказала Алиса, – и знаешь, очень интересная картина получается. Я раньше не обращала на это внимания. Вот совсем. Но теперь для меня эта мысль вдруг стала простой и понятной.

– Какая мысль? – спросил я, с трудом сдерживая очередной зевок.

– Когда ты меня заряжаешь через боль, это не всегда происходит одинаково. И даже если импульс максимальный, то иногда он наполняет меня сильно, а иногда не так чтобы очень. Я думала, это просто дело случая или от качества боли зависит. Но теперь я понимаю, что это зависит от того, сколько у тебя маны. То, как ты меня заряжаешь, зависит от того, насколько ты сам заряжен. И происходит это…

– Пропорционально? – я поднял голову от подушки и посмотрел на Алису.

– Во! Точно! Вот это слово! – обрадовалась она, – пропорционально! И если у тебя совсем нет маны, то и я ничего не получаю… пропорционально!

– Мысль интересная, – задумчиво сказал я, на время забыв, что очень хочу спасть. Это, в самом деле, было очень любопытно, и, скорее всего, верно. Просто раньше, такое никогда не приходило в голову, и проверить это не было возможности.

– Я молодец, что додумалась? – требовательно спросила Алиса.

– Очень молодец! – сказал я, снова начиная засыпать.

– Спи крепко, восстанавливайся как следует, а утром врежешь мне со всей дури! – тоже зевнув, сказал Алиса. Но я это слышал уже сквозь сон.

У нас, в самом деле, получилось проспать до утра, и ночью ничего интересного больше не произошло. Честно говоря, где-то в глубине души, я думал, что именно так всё и будет. Просто Водяной побывал в плену, и даже несмотря на то, что смог выбраться, по башке получил хорошо. А поскольку, как ни крути, а он всё же живой человек, то и ему тоже нужно прийти в себя и восстановить силы.

И продолжения «народного бунта» тоже не последовало, скорее всего, по этой же причине. Трудно руководить атакой на убежище, когда ты валяешься без сознания. Так что, может быть, запасной план и был, только вот активировать его было некому.

Но я не питал иллюзий, что теперь Водяной расстроится и уйдёт. Скорее наоборот, теперь он озлобится и будет атаковать более яростно. И по всему выходило, что противостояние обострялось, и происходила, как это называли раньше – эскалация.

Ману я к утру восстановил не полностью, но прилично. Приблизительно на две трети, хотя мерить это в абсолютных числах, конечно, утопия. Это как человека спросить, на сколько процентов ты устал? Он ответить может, только вот эти цифры будут очень субъективными. Нет, с маной всё же несколько проще, и её объём можно понимать, но всё равно очень условно.

А вот Алиса восстановилась хуже. Она тоже очень сильно потратилась вчера, но за ночь смогла накопить только четверть или треть! И это учитывая, что в отличие от меня она была не совсем пустая.

Я зарядил её по облегчённому варианту. Бить не стал, вообще не было такого желания. Причинял ей боль через волосы. То же не фонтан, но хоть не явное насилие. Надо будет всё же постараться найти другой способ, когда будет время и возможность.

Проснулся я, кстати, от хруста яблока. Алиса лежала на своём месте, сверля взглядом потолок, и смачно грызла очередной фрукт.

Пока всё было тихо, мы решили воспользоваться этим и заняться бытовыми делами. Я, наконец-то сходил в душ, чего всё никак не мог сделать, и почувствовал себя заново родившимся. Алиса сделала то же самое, и только после этого мы отправились завтракать.

Валентина Александровна уже была на месте.

– Ты вообще спишь? – спросил я у неё.

– А то как же! – улыбнулась она, – я только пришла, прямо перед вами.

– Врёт, – просто сказала Алиса, – я уже чувствую запах жареных яиц.

– Да это же быстрое дело, – махнула на неё рукой Валентина Александровна, – полминутки и готово. А яйца для вас специально пожарила. Знала, что вы не лежебоки и придёте рано завтракать.

– Мне кажется, или ты тратишь на нас самые ценные продукты? – спросил я.

– Воздаваться должно по трудам! – тоном, не терпящим возражений, сказала Валентина Александровна.

– Я не против! Что ты начинаешь? – пихнула меня локтем Алиса, – не хочешь, не ешь, а я так с удовольствием.

– Я тоже с удовольствием, – улыбнулся я, – Валентина, спасибо, что вчера помогла с досмотром. Ты же всё-таки здесь авторитет, люди тебя слушаются. Если бы ты не взяла ситуацию в свои руки, многие могли бы заартачиться, не желая Алисе подчиняться…

– Я бы им заартачилась! – сказала Алиса.

– У нас нет задачи устроить диктатуру, так что, если получилось всё сделать в доброжелательном ключе, оно и хорошо! – сказал я.

– Да, вчерашний случай многих добил, – вздохнула Валентина Александровна, – люди очень расстроены. Теперь все подозревают всех!

– Парадоксы сознания, – сказал я, – когда крот был, никто никого не подозревал. Когда крота не стало, все стали подозревать всех.

– Ваша девочка всё спит? – спросила Валентина Александровна, выставляя перед нами тарелки с яичницей.

– Да, – вздохнул я, – и пока что непонятно, как её пробудить. Да сейчас и не до этого. Тут бы оборону удержать!

– Хранитель сказал, что ты переживаешь, что не убил Водяного, когда была такая возможность? – спросила Валентина Александровна.

– Да, очень! – вздохнул я.

– Не переживай об этом, – строго сказала повариха, – нельзя жалеть, что не убил кого-то! Да, убивать приходится, таков уж этот мир. Но если не убил, то не жалей. Кто знает, возможно, этот человек ещё сыграет свою роль в твоей жизни. Мы не знаем будущего, не знаем, как всё обернётся в дальнейшем.

– Он сыграет роль, – усмехнулся я, – будь уверена, сыграет и не маленькую. Только вот я предпочёл бы без этого обойтись. Валентина, извини, но это идеализм. То, что я его не убил, может стоить жизни всем вам. Вот такая его роль в нашей жизни очень вероятна. Ни во что другое я не верю.

– Я не об этом, – махнула рукой Валентина Александровна, – плевать на Водяного. Дело в тебе! Не жалей, что не убил. Такие мысли разрушают. Надо будет, убьёшь. Но не жалей!

Я задумался.

– Валентина, а ты, оказывается, философ! – сказал я, немного обмозговав её мысль, – может быть, ты и права, только в нашей ситуации это слишком глубокие материи. Нам надо размышлять и действовать проще, без рефлексии. Она более разрушительна, чем сожаления о том, что не убил кого-то!

В столовую ввалился один из охранников.

– Там это, – запыхавшись, начал он.

– Что случилось? – я резко встал из-за стола, предчувствуя неладное.

– Там это, – повторил охранник, – хранитель прислал, просил позвать.

– Я тебя сама сейчас половником прибью, если не скажешь, в чём дело, – строго сказала Валентина Александровна.

– С белым флагом пришли… ну эти… как их… – затупил охранник.

– Я тебя предупреждала! – Валентина Александровна пошла за половником.

– Переговорщики? – догадался я.

– Ну, типа того, – выдохнул охранник.

Валентина Александровна вернулась с половником.

– Заработали мозги? – строго спросила она.

– Заработали! – поспешил кивнуть охранник.

– Сейчас будут какие-то невыполнимые условия выдвигать, – озабоченно вздохнула повариха.

– А мне кажется, что это хороший знак! – вдруг сказал я.

– Почему? – удивилась Алиса.

– До этого они разговаривать с нами и не пытались. Всё время пытались атаковать! Даже те, что якобы преследовали беглецов, на деле прикрывали оборотней. Если это и в самом деле дипломатическая миссия, то значит, что они обломали зубы и теперь будут пытаться как-то договориться. Да, возможно, шантажом и угрозами, но это уже диалог, как ни крути. А значит, всё идёт более менее хорошо. По крайней мере, надежда на благоприятный исход есть, – сказал я.

– Так вы идёте? – спросил охранник.

– Передай, что сейчас закончим завтракать и придём. Причём желательно, чтобы это услышали и их переговорщики. Пусть немного подождут, суета тут не нужна! – сказал я.

– Уважамба! – радостно сказала Алиса, тут же уселась за стол и принялась наворачивать яичницу.

6. Переговоры

Переговорщики были странные. Точнее, главная переговорщица была странной. Она была очень похожа на цыганку в национальном костюме. Длинные кучерявые волосы, прихваченные красной косынкой, множество юбок, монисты на шее… в общем, если бы меня спросили, как выглядит цыганка, я бы представил себе что-то именно в этом духе. Она стояла, одну руку положив на пояс, а второй держа длинную палку, с привязанной сверху белой тряпкой.

Позади неё кучковались уже совершенно ничем не примечательные мужики, в количестве пяти человек. Это была, скорее всего, её свита, а разговаривать должна именно она.

Хранитель ждал нас, не показываясь им на глаза, укрывшись за баррикадами.

– Ну что, пойдём, послушаем, что они скажут? – сказал я.

– А ты не торопишься, – сказал хранитель с некоторым осуждением.

– Ничего, пускай помаринуются, – сказал я, – Алиса, ты с нами?

– Естественно! – кивнула она, – интересно, ведь послушать. Да и подстраховать вас тоже не помешает.

Мы пошли втроём. Хранитель впереди, мы с Алисой сзади по бокам. Остановились метрах в семи от цыганки, ближе подходить не стали. Лучше иметь дистанцию в запасе, мало ли что?

Когда мы приблизились, она отшвырнула палку с белой тряпкой.

– Всё? – усмехнулся я, – перемирие окончено?

– Нет никакого перемирия, – сказала она, – но поговорить нам нужно.

– А почему с этого было не начать? – спросил я, – зачем сразу начали проявлять агрессию?

– Кто у вас главный? – вдруг сказала цыганка, – я думала, что хранитель будет вести переговоры.