Глава 5. На нашу улицу в три дома

Ах, как хочется вернуться,

Ах, как хочется ворваться в городок.

На нашу улицу в три дома,

Где всё просто и знакомо, на денёк.

Анжелика Варум «Городок»

1993 год

И всё-таки цикорий не кофе. Даже пахнет по-другому, а в сочетании с молоком – натуральная бурда.

– Васюш, плесни кипятку, остыл. – Дед Витя откинулся на спинку стула и выглянул в окно. Раннее утро напоминало ночь, рассвет не обозначился даже тонкой светлой полоской, окно в доме через дорогу горело ярким квадратом.

– И Поля уже на кухне. Какая молодец. Хозяюшка.

Василиса тоже бросила взгляд на соседний дом.

– Хозяюшка. А помнишь, какая была манюня? Ты ещё против их свадьбы выступал, советовал ей подрасти?

– Ну так, куда ей со школы сразу в загс. Она и борщ-то варить не умела.

– Велика наука! А сейчас по дому всё может, козу доит и с Мишей в сад на обрезку ходит.

Коза и огород с чесноком на продажу появились в Доме молодых не от хорошей жизни. Но Полина стойко перенесла невзгоды, молча уничтожила любимый цветник и засадила освободившуюся территорию овощами. На участке Большого дома тоже появился огород и сетчатый вольер с домашней птицей. Выкорчевали часть деревьев, цветущих вхолостую, только Живой сад не тронули. Козу завела Василиса, но та чуть не объела яблоню деда Данила, и прожорливую тварь перевели в соседний двор. Зиму пережили благодаря закаткам и хозяйству, Поля пекла хлеб и шила на заказ, но всё больше в долг. Только Светлана Леопольдовна платила исправно. Страна рушилась и стонала. В отличие от других предприятий и колхозов, в «Сад-Гиганте» получку не задерживали, но цены так быстро росли, что денег катастрофически не хватало, продукты пропали с полок или перешли в статус дефицитных. «Сад-Гигант» держался до последнего, но эта зима стала для него роковой. Из-за подтопления и заморозков погибла почти половина деревьев. Больше всего пострадал основной зимний сорт – «Ренет Симиренко».

– Ну, с Мишей, положим, она в сад ходит, чтобы приглядывать за ним. До сих пор его ревнует к каждому столбу. – Оба замолчали, одновременно повернулись к окну. В жёлтом прямоугольнике мелькнул силуэт с чайником. – И вообще, это не я был против, а ты. Боялась, что из неё не получится путёвой жены.

– Я? Ты боялся.

– Ты.

В коридоре зашуршали шаги, и спор тут же утих.

– Доброе утро. – Тамара села на свободный стул, устало потёрла виски. – Ох вы и жаворонки. Я уже отвыкла вставать так рано.

Несколько дней назад она вернулась из Новороссийска. Мужчина в статусе немужа мужем так и не стал. Подробностей дед Витя ещё не знал. Видимо, дочка и Василиса ещё не перемыли кости этому «кобелю». Позже она в любом случае ему всё расскажет. Всегда рассказывала, даже то, что он предпочёл бы не знать. У жены никогда не было от него секретов.

Заканчивали завтракать практически молча, перекидывались короткими репликами, каждый думал о своём и досыпал на ходу. В такую промозглую рань валяться бы в тёплой кровати, а не собираться на работу.

С начала марта они вставали на два часа раньше, чем обычно, по ощущениям – ночью, и с нетерпением ждали, когда часы переведут на летнее время.

Закутавшись в старые стёганые куртки, они с сожалением оставили тёплый уютный дом. На улице столкнулись с Полей и Мишей. Он грел её объятиями и дышал в макушку. Яркое и прилюдное проявление любви принесла в их семью именно Поля. Они же с Васюшей никогда не нежничали на людях ни друг с другом, ни с детьми. Наблюдать за молодыми было неловко и одновременно завидно.

Поздоровались кивками и молча, расталкивая плечами темноту, побрели к Школьной улице. Вышли на обочину за несколько минут до того, как под аркой проехал вахтовый автобус. На единственном в семье Антоновых жигулёнке два года назад уехал Лёхач, в гараже остался только мотоцикл с коляской. Не подходящий для их многочисленного выводка транспорт годился разве что для рыбалки.

Уже четыре месяца в «Сад-Гиганте» работали без выходных, ненормированно, но при этом сидячих мест в автобусе не было. Каждое утро все работники исправно выходили на работу. Кто-то просто не умел сидеть без дела и следовал старой привычке, а кто-то спасал сад, считая его делом всей своей жизни. Дед Витя относился к последним.

Когда сад настигла беда, в поля вышли все, даже селекционеры и работники фруктохранилищ, в том числе Василиса-бухгалтер. Правда, с недавних пор не главный. Вырубали погибшие деревья, расчищали землю, удобряли и сажали новые яблони. Вставали рано, уходили по темноте. Некогда было страдать и плакать, нужно было выживать и восстанавливать хозяйство.

Когда рассвело, дед Витя с бригадой выкорчевывал погибшие яблони. Остановился передохнуть и оглядел застывшие в розовой дымке скелеты деревьев. Земля выглядела вылизанной и скользкой, только недавно сошла вода, трава ещё не проклюнулась. Некогда стройные яблоньки напоминали почерневший сухостой.

Подобное случалось не впервые. Зима 1954 года тоже выдалась на редкость морозной, тогда погибла треть сада, и казалось, не вернуть уже ни величия, ни плодородия. Но нет. Выстояли. И не просто выстояли – возродились. Чуть ли не каждый год «Сад-Гигант» бил рекорды урожайности. Росли, расширялись и вводили новые виды культур. Неожиданно хорошо пошла земляника, вот на ней они и вывезут сад, а может, вообще на грушах и сливах.

Он снова взялся за лопату и прикрикнул на бригаду:

– Хорош курить! Перерыв окончен.

– Погоди, Абрамович, не лютуй. Тебе тоже полезно послушать.

– Полезней лопатами работать, – отбрил дед Витя. Не любил он пустой болтовни и лени. Не позволял лениться ни бригаде, ни себе.

– У тебя же женское племя. Послухай. Маньяк на Протоке орудует. Девку нашли удушенную и испоганенную.

– Давно?

– Вчёра.

Дед Витя нахмурился. Беседу не поддержал, но запомнил, что нужно поговорить с Полей. Вечно Олюшка и Настя бегают без присмотра. А Вероничка вообще невеста-красавица, все парни Совхозного на неё облизываются. Пусть не ходят пока к реке.

За последние пять лет Славянск сильно изменился. И не в лучшую сторону. Раньше никогда не запирали двери, а сейчас ставили дополнительные замки и шпингалеты на калитки. Воровали масштабно и нагло: снимали с верёвок постельное белье, вскрывали сараи и тащили на металлолом всё, что не было приколочено. У них даже парочку курей украли и древнюю дерматиновую коляску с погнутыми колесами. На ней возили всех Антоновских младенцев, но больше не суждено: упёрли раритет. В городе то и дело вспыхивали драки со смертоубийствами, многие старые знакомые спились окончательно или уехали за лучшей жизнью в крупные города и в столицу.

Мысли тут же перескочили на непутёвого сына Лёхача. В последний раз он звонил в январе, обещал поучаствовать в спасении сада, но с тех пор от него не было вестей. В кого только уродился такой шумоголовый? Из всех детей самый неприколоченный к малой Родине.

Говорят, что любят всех одинаково, вот и Василиса так говорила. А он не соглашался. Любят одинаково сильно, но по-разному. Как их одинаково-то любить, если они такие непохожие? Миша не создавал проблем, и любовь к нему до сих пор теплая и спокойная. Он с детства вёл себя как маленький хозяин, что-то мастерил, помогал по дому. Любое дело в его руках спорилось, и всё у него было как надо. Как и положено, он построил дом, завёл семью. С радостью взял на себя бремя продолжателя рода.

Дочки росли симпатичными и превратились в красивых женщин. В них чётко просматривалась антоновская порода: светлые волосы, голубые глаза с зеленцой и стать, – но с замужеством долго не получалось. Лида наконец-то вышла замуж и даже родила, что едва не стоило ей жизни. А Тома так и осталась бобылихой. Раз в год влюблялась и надеялась, что новый кобель окажется тем самым прынцем. А они матросят и бросают. А всё потому, что гражданский брак никакой не брак. Сколько раз он Васюше говорил: что это популярное нынче сожительство не к добру. Мужик получил, что хотел, и сбежал. Нельзя так. Сначала печать, потом всё остальное. Хотя… Полька родила Лёшку через пять месяцев после свадьбы. Даже для недоношенного рановато. Но Поля исключение. Хорошая девочка, да и Миха не матрос. Семья у них настоящая. Вон сколько потомства нарожали!

А нынче разводятся постоянно. Мода какая-то на разводы. Празднуют их чуть ли не как свадьбу. И не стыдно им, что семью не спасли? Раньше такого не было. Если любовь хворала, лечили её, латали и удобряли. Она и расцветала. А сейчас, чуть что не так – развод и новая семья. Не хотят подстраиваться и уступать. Бодаются. С Васюшей тоже не всё гладко было. Она дама с характером. Он ведь любил её сестру Шуру. Та была старше и красивее. Она его и в армию провожала. Но не дождалась. А Васюша дождалась и письма ему писала, хотя он на неё раньше внимания не обращал. Именно в письмах они сблизились. Ни одного солдата в их части так не ждали, как она его. Преданная и любящая. «Такими людьми не разбрасываются», – сказал когда-то отец и был прав.

А Лёхач вообще как перекати-поле. Всё ему не сидится на месте и в семью не тянет. Удивительно, что сын рассудительного Мишки так похож на своего дядю. Может, потому что тоже Алексеем назвали? Хотя в Лёшке есть черта характера вообще не антоновская. Наверное, у Черных перенял. Не иначе, в их родословной потоптались евреи или цыгане, а может, и те и другие. Как бы Вася ни сердилась, но эта дружба полезная и для Лёшки, и для Филиппа. Да и семья неплохая. Не просто так Светлана Леопольдовна обшивается только у Поли да ещё в таких количествах, будто роту одевает. Знает, что молодым Антоновым деньги нужны.

Где же всё-таки пропадает Лёхач? «Сад-Гиганту» ещё одна пара рабочих рук точно не помешает. Хоть бы к концу весны вернулся или в начале лета.

Но Лёхач вернулся раньше. На следующее утро вошёл на кухню без звонка и без стука. Встал в дверном проёме и широко улыбнулся:

– Ну, привет, семья! Батя, матушка, встречайте блудного сына!

На несколько секунд повисла тишина. Первой отмерла Василиса, бросилась обнимать и причитать:

– Господи, худой какой! А это что? – Она повернула его голову, подставляя под свет лампы фиолетово-зеленый синяк на скуке. – И зуб… где зуб?

Лёхач намеренно широко улыбнулся, демонстрируя отверстие вместо правого клыка.

– Пустячина. Новый поставлю. Золотой!

Обнимали его долго, целовали крепко. Василиса настаивала, что ему нужно выспаться, отъесться и привести себя в порядок, но Лёхач воспротивился:

– Это потом. Сначала будем сад спасать. Без меня не справитесь.

С возвращением Лёхача расцвела весна. Дом снова наполнился переливами гармони, то и дело в гости приходили его старые друзья, приносили колбасу-кровянку, домашний сыр и тушёнку. Выпивали, пели песни и выслушивали истории о московских приключениях. Лёхач с удовольствием и не без гордости рассказывал, как его ограбили под Тамбовом, избили, едва жив остался, и домой он добирался на попутках: с дальнобойщиком, с челночниками, с какой-то шумной семьёй и даже самым настоящим киллером на чёрной «Мерседесе».

Спасать сад стало веселей. Лёшка и Филипп нашли в лице Лёхача кумира, подхватывали его столичные словечки и просили снова рассказать про драку на Красной площади и спасение чести дамы, чью фамилию нельзя называть, ибо она слишком известна.