Настя и Оля рвали один на двоих чебурек, растягивая его сырными нитями. У них была общая радость, настоящий праздник – поездка на мотоцикле, новые платья и покупное угощение, пусть даже и чебурек, которые они, в отличие от деда Вити, не особо любили.

Он наблюдал за ними с затаённой улыбкой. Последнее время девочки очень сдружились. Среди всех детей Михаила Оля по возрасту была ближе всех к младшенькой, они делили одну спальню, но именно в этом году стали не только сестрами, но и лучшими подружками. Оля готовила Настю к первому классу. Учила её писать, читать и танцевать. Они секретничали и вели один на двоих альбом. Настя рисовала, а Оля записывала стихи и отрывки из песен. Повторяя за Вероникой, завели себе анкету, правда, опрашивали в основном родственников. Дед Витя тоже поучаствовал, ответил на вопросы, поставившие его в тупик: кто его любимый актёр и какой у него любимый цвет? Тихонов, конечно. А цвет – синий, как весенне высокое небо над яблонями.

Филипп и сейчас постоянно появлялся в Доме молодых, Лёшка был его лучшим другом, но в свои приключения они Настю больше не брали. Нечего ей было делать на свиданиях и дискотеках. Настя явно страдала, что её отлучили от Филиппа, обижалась на него и провожала тоскливым взглядом.

Как только вернулись домой, Василиса увела девочек в дом мерить платья, а дед Витя ушёл в Живой сад. Яблони только начали цвести, пока ещё напоминали общипанных цыплят с голыми шеями. У яблони брата Данила дед Витя приостановился, провёл рукой по шершавому стволу и поздоровался. Это дерево ещё ни разу не плодоносило, но в семье единогласно решили, что яблоко достанется Арине.

Остановившись у тонких яблонь, дед Витя замер, опустив голову. К сёстрам он приходил каждую весну, в надежде увидеть в кисло-сладкой дымке лица родителей. Их воспоминания не отличались разнообразием, они умерли рано. До сих пор непонятно, что с ними стало. Раньше объясняли «младенческой» любую смерть детей до года.

Дед Витя прошёл вглубь сада к деревьям родителей и, встав между стволами, обнял их. На душе было муторно и неспокойно. Поездка на рынок и вкус чебуреков растормошили ностальгию и сизую застарелую тоску. Папа умер в победном сорок пятом, мама прожила без него всего год. Хоронила их старшая сестра Галина, здесь, в саду. А Галину хоронил он. В корнях яблони истлел её пуховый платок с запахом лаванды. Её яблоня до сих пор не дала ни одного плода, хотя была одной из самых старых и росла тут с шестьдесят четвёртого года.

Живой сад расходился от пяти яблонь, словно круги на воде, с каждым годом появлялось всё больше деревьев, хранящих воспоминания.

Услышав шаги и шелест платья, он не повернулся. Василиса приблизилась сзади и осторожно обняла его за плечи.

– Девочки ушли к Лёхачу хвастаться обновками и смотреть мультики.

– Настька же «Чужого» хотела?

– Я начало увидела и выключила. Такая гадость. Будет потом ночью вскакивать и лунатить. Она девочка мнительная, до сих пор к Михе и Поле в постель бегает.

– Да, это нехорошо. Не дело в родительской спальне спать.

Одновременно замолчали, вспомнили недавний откровенный разговор о том, почему у Полины, рожавшей, как кошка, каждые два года, после умершего в родах Серёжи больше не было детей. Дед Витя стал обладателем ответа на этот вопрос без своего желания. По давней привычке делиться всем на свете Васюша поведала, что в тот день, когда умер седьмой ребёнок, Поля что-то там такое сделала, чтоб больше не было. Точнее, сделали врачи, но по её просьбе.

Это знание тяготило деда Витю. Он не мог поддержать сына, когда тот делился мечтой ещё об одном ребёнке, молчал, чувствуя себя предателем. Он считал, что рожать нужно, сколько Бог даёт, грех идти против его воли. Теперь не получалось смотреть на сноху как раньше, но и объяснить свою перемену он не мог.

Послышался быстрый топот, тишину сада нарушили детские голоса:

– Ба, вот ты где! Ты обещала домики для кукол сделать.

– Мы уже карандаши приготовили и тетрадки.

Василиса отстранилась.

– Вы же мультики пошли смотреть.

– Так там не «Мишки Гамми», а пластилиновые, – объяснила Оля.

– Ладно, пойдёмте делать домики, – протянула она руку.

Оля тут же схватилась за неё, а Настя не сдвинулась. Не мигая смотрела на деда Витю. Когда Василиса и Оля ушли, она приблизилась к яблоне и провела по коре кончиками пальцев.

– Ты сейчас снова видел?

– Видел.

Настя протяжно вздохнула.

– А я не вижу. Ничего не вижу. Все видят, а я нет.

Дед Витя погладил её по взъерошенной макушке.

– Обязательно научишься.

– Когда?

– Давай завтра утром снова попробуем. Когда выпадает роса, запахи острее.

Настя кивнула и убежала за Олей в дом. Дед Витя смотрел ей вслед, пока она не скрылась за кустами сирени. Почему-то у Насти не получалось поймать яблоневое воспоминание, он учил, и Полина, и даже Оля, но яблони оставались для неё обычными деревьями, не раскрывали своё волшебство. Настя сердилась и плакала, переживала, что она ненастоящая Антонова и никогда не сможет вдохнуть подлинное воспоминание.

На следующее утро дед Витя забыл про обещание, на всю неделю закрутила работа. До сих пор выкорчевывали старые деревья, практически вручную. Мощные корни не так-то просто было достать из земли. Расчищенные участки готовили для закладки садов по новой технологии – интенсивной. Сажали по очень уплотнённым схемам, катастрофически не хватало посадочного материала, а собственный питомник был настолько мал, что не обеспечивал саженцами даже половину участков.

Судя по всему, и Настя забыла об утренней встрече, больше не напоминала о данном обещании.

В воскресенье после обеда увидел Олю в одиночестве и удивился:

– Где Настя?

– В Живом саду.

– Хорошо. Туда-то я и хотел её позвать.

По утрамбованной земляной дорожке он обогнул пышно цветущие кусты сирени, прошёл мимо сетчатой загородки с утками и сарая, у грядок приостановился, отметил, что хорошо взошёл лук и проклюнулся редис. Как только забрёл в Живой сад, услышал голоса. Настин тонкий и звонкий опознал сразу, а второй мужской – нет. Звучал он непривычно низко, но при этом мягко и даже ласково.

Стараясь не шуметь, дед Витя сделал ещё несколько шагов и остановился за яблоней сестры Галины. На расстеленной куртке под цветущим деревом деда Данила лежал Филипп. Одну руку закинул за голову, другой дирижировал в воздухе. Настя примостилась рядом, уложила голову ему на живот и тоже смотрела вверх.

Выслушав Филипа, почти плача повторила:

– Я не вижу. Ничего не вижу. Я бракованная.

– Ничего ты не бракованная. Это всё потому, что у тебя голова заполнена фантазиями, а нужно, наоборот, очистить её. Просто дышать и ни о чём не думать. Как перед сном.

– Я перед сном много думаю.

Филипп хмыкнул.

– О чём же?

Настя вытянула обе руки вверх и растопырила пальцы. Послеобеденные лучи солнца пронизывали макушку дерева, не слепили, тень от листьев ложилась на лица подвижными пятнами. Стоило ветру шелохнуть ветви, как тут же посыпались светло-розовые лепестки.

– Представляю, какой у меня будет большой-большой дом.

– Больше этого?

– Больше! – уверенно заявила Настя.

– Зачем тебе такая громадина?

– Там будет целая комната из мармелада, ещё одна – из шоколада, в одной будет батут, как в парке, одна – для кошек. Вчера у чебуречной я видела пёсика без лапы. Его тоже к себе заберу и морскую свинку из живого уголка. Ей там плохо.

– Ого, планы у тебя серьёзные.

Она шикнула, приложив палец к губам Филиппа.

– Я открою тебе страшную тайну. Никому не говори. Поклянись. – Филипп не отреагировал, и Настя снова повторила: – Самым дорогим поклянись.

– Клянусь.

– Чем?

– Нашей дружбой.

– Я вчера принесла котёнка. Спрятала в спальне и кормлю молоком.

Филипп поймал руку Насти, провёл пальцем по её ладони, будто играл в «Чи-чи-сороку».

– Селёдку два дня назад похоронили, а ты уже завела нового питомца.

Дед Витя удивился, он и не заметил, что пропала старая кошка. Оказывается, уже состоялись похороны.

– Знаешь, что я придумала? – Настя приподнялась, чтобы видеть лицо Филиппа. – Нужно и на могилках кошек что-нибудь сажать. И можно будет ловить их воспоминания. У них их знаешь сколько! У них вообще самая интересная жизнь.

– Что сажать?

Настя оглядела поляну.

– Васильки.

– А их сажают? Они вроде сами растут, как сорняки.

Настя снова легла на живот Филиппа

– Не знаю. Спрошу у мамы. Поможешь?

– Помогу. – Он погладил Настю по голове. – Ты лучше дыши, не болтай. А то никогда не поймаешь яблоневое воспоминание.

– А ты? Поймал?

– Сегодня нет. А так да, ловил.

Дед Витя нахмурился, отошёл от яблони и повернул обратно к дому. Он вообще не задумывался о том, что кто-то не из их семьи может поймать воспоминания. Оказывается, может. Хотя Филипп не чужак и не гость. Неудивительно, что Живой сад ему открылся. И всё равно ощущалось это раздражением и даже гневом, будто Филипп покусился на их личную святыню. Даже Настя не научилась пока дышать яблоневым ароматом, а он научился. Сам.

Глава 6. Осень, я давно с тобою не был

Что такое осень? Это небо.

Плачущее небо под ногами.

В лужах разлетаются птицы с облаками,

Осень, я давно с тобою не был

Группа «ДДТ»

1995 год

Осень.

Галина любила её такую, желтопузенькую и сытую. Где-то «багрец и золото», а на Кубани, скорее зелень, с вкраплениями янтаря. Но яблоневые сады желтели по-особенному. Бывало, листья опадали и на голых ветках ярко, словно лампочки, горел лимонный «Ренет Симиренко» и канареечный «Голден Делишес».

В октябре воздух становился прозрачным, пах кострами, мокрой землёй и прелой листвой. Чуть подгнившая падалица благоухала как забродивший сироп, охмеляла людей и манила ос.

Осень – время собирать урожай и подводить итоги.

Витька ходил по двору важный, суетливо-деятельный, утром успел раздать задания и прикрикнуть на внуков. Не терпел, когда сидели без дела. И с возрастом эта непримиримость только обострилась. Он не любил и не умел отдыхать, рано повзрослел. Видит Бог, она старалась заменить ему родителей. Не уезжала из дома, пока он не женился, отвергла троих женихов, чтобы его не покидать. И сейчас она снова рядом, но ненадолго. Пока на её дереве зреет яблоко.

Закончив собирать облетевшие листья в кучу, он отставил грабли и пошёл в Живой сад. Проходя мимо Галины, едва не зацепил её плечом. Не увидел, но почувствовал. Вздрогнув, повёл плечами, будто поймал спиной сквозняк. Он остановился напротив яблони, протянул руку к яблоку, но не коснулся, отдёрнул и даже спрятал в карман.

– Всё ждёшь? Спелое уже.

Витя оглянулся, дождался, когда Василиса приблизится, и только потом ответил:

– Не хочу днём, перед сном приду. Такая суета, все отвлекают и болтают. Тишины хочу.

– А ты знаешь, как это будет?

– Галина рассказывала. Она съела яблоко мамы. Это очень остро, будто ты сам всё это проживаешь. Лучше без свидетелей.

– Я всё жду яблоко Шуры, – вздохнула Василиса.

Галина наблюдала за их беседой, стоя позади, и тоже смотрела на яблоко, наливное, с аппетитной красной щёчкой. Что ж, сегодня Витя заглянет в её прошлое. Пусть увидит, как она жила с мужем, не знала любви и тепла, тосковала по родному дому, как хотела вернуться в Славянск и трусила уйти. Боялась осуждения соседей и жалости родных.

Василиса осторожно погладила Витю по плечу.

– Если хочешь, я буду рядом.

Он накрыл её руку своей ладонью.

– Знаю, Васюш, ты всегда рядом.