Антоновка (страница 6)

Страница 6

Настя отрицательно замотала головой и тут же всунула в руку Филиппа мятую сладкую булку.

Катерина удивлённо вскинула брови: ах вот куда булки пропадают! Нужны они Филиппу! У них дома, небось, колбаса палками и рафинад ящиками.

Лёша поздоровался.

– Добрый вечер, Екатерина Михайловна.

– Почти добрый. Опять Настю поздно забираете. Мне тоже нужно домой. Стою, жду, мёрзну.

Филипп поднял Настю на руки, чмокнул в холодную щёку.

– Извините. Больше такого не повторится, – совершенно искренне, но не в первый раз сказал он.

Катя невольно улыбнулась. Вот шельмец! Ещё подросток, а уже как умело флиртует: улыбается и вешает лапшу на уши. Не зря его прозвали Французом. Француз и есть. Ален Делон, блин. Только глаза не голубые.

– Лёш. Напомни маме про костюмы для снежинок.

– Она помнит. Не успевает только.

– Как не успевает? Послезавтра Утренник!

Лёша молча развёл руками.

Катя от возмущения покраснела.

– Что же делать-то? – На секунду она замерла и тут же решительно выпалила: – Я завтра после работы приду. Помогу.

– Значит, завтра Настю не забирать? – тут же сориентировался Лёша.

– Пусть дядя Алексей нас на машине заберёт. Маму предупреди.

Лёхач недавно стал гордым обладателем подержанного жигулёнка, катал на нём своих друзей бывших десантников, громко слушал музыку и курил, выдувая клубы сизого дыма прямо в открытое боковое окно.

Пока они договаривались, Настя притоптала вокруг Филиппа рыхлый снег. Обходя его, держалась то за одну, то за другую руку и заглядывала в лицо.

Катя довела их до ворот и вышла на узкую дорожку тротуара, присыпанную песком.

– Поторопитесь. Быстро темнеет.

– До свидания, Екатерина Михайловна, у вас очень красивое пальто, – вдогонку крикнул Филипп.

Катя не ответила, но улыбнулась. Комплимент от подростка, да ещё такой бесхитростный, всё равно польстил. Лёхач тоже так умел: забалтывать и укладывать на лопатки даже таких отличниц и серьёзных девочек, как она.

На следующий день Лёхач не приехал. Кипя от гнева, Катя шла к дому Антоновых и тащила за руку Настю. Нервно дёргала и поторапливала:

– Горе ты луковое, не отставай!

Настя сопела и молча шлёпала по лужам, прижимая к себе котёнка. Подобрала его на повороте у магазина и, несмотря на угрозы Кати, не отдала и не положила обратно на холодные ступеньки. Прижала крепко и решительно насупилась.

Это был не первый и даже не второй раз, когда Настя подбирала уличных животных или прикармливала через забор бродячих собак. Лёхач рассказывал, что половина их кошачьего зоопарка – это приёмыши Насти. Чаще всего она тащила домой увечных: со сломанными хвостами, порванными ушами и перебитыми лапами. Вот и этот котёнок напоминал больше крысу, к тому же без глаза.

Дорогу к Производственной улице не расчистили, пришлось пробираться по тающему снегу. Больше всего от непогоды досталось дальним отделениям и их посёлкам: Степному и Садовому. Поля придавило ватным снегом, сады укутало метельной паутиной. Совхозный посёлок, в котором жили Антоновы и семья Кати, вплотную примыкал к Славянску-на Кубани. По факту был частью города, своеобразной границей являлась каменная арка с логотипом «Сад-Гиганта». Совхозный упирался в посёлок Прибрежный, названный так за близость к реке. Вода на Протоке промёрзла, но недостаточно глубоко, чтобы бесстрашно ходить по тонкому льду. За эту неделю трое школьников получили взбучку за то, что выбрались на хрусткую корку и едва не утонули. Катя не сомневалась, что там бродили и старшие Антоновы, но без последствий и без свидетелей. Вишневый посёлок первый отряхнулся от снега, солнце облизывало его крайние улицы и постепенно приближалось к остальным отделениям. Снег таял, ночью застывал в причудливых формах, а днём снова плавился.

Катя не любила такую слякотную зиму, скучала по долгоиграющему морозу и белым просторам. Сапоги промокли, нижний край хвалёного пальто покрылся грязными кляксами, шапка над влажной чёлкой скособочилась. Преодолев очередной подтаявший сугроб, Катя остановилась отдышаться. Настя пошла дальше, пришлось снова повышать голос:

– Ну куда ты прёшься?! Прямо в лужу. – Катя оглядела притихшую девочку и устыдилась своей несдержанности. – Прости. Неизвестно ещё, что там с костюмами. Может, до утра шить будем. И котёнок ещё этот, Вонючка. Заругают тебя за него.

Настя прижала его ещё сильнее и на всякий случай отвернулась.

– Пусть ругают.

– А тёти почему твоей маме не помогают?

– Тётя Лида поженилась и уехала.

– Вышла замуж, – машинально поправила Катя. – А тётя Тамара?

Настя задумалась, котёнок пискнул.

– Тётя Тома не надевала белое платье.

– Но уехала?

Настя задумчиво кивнула.

– Её дядя увёз.

– Понятно.

Катя снова взяла Настю за руку, но уже не сердилась ни на слякоть, ни на предстоящую вынужденную работу, её грела приятная новость. Сестры Алексея уехали, а это значит, когда выйдет за него замуж, она станет в Большом доме полноправной хозяйкой. Старшие Антоновы пожилые и в принципе приятные люди. Бабу Васю за глаза называли прижимистой, но Катя считала её бережливой, а это хорошее свойство хорошей хозяйки. Очень полезно уметь перешивать шторы на платье и растягивать одну курицу на десять блюд.

Дед Витя, слава богу, слыл трудоголиком и большим любителем рыбалки, там и проводил свободное время. Их младший сын Михаил свил своё гнездо и жил отдельно по соседству. Что было одновременно и хорошо, и плохо. Большой дом достанется Алексею, не нужно будет уживаться с его сёстрами-перестарками, но придётся считаться с семьёй Михаила. Помогать Катя шла не только из добрых побуждений, но и с вполне конкретной целью – подружиться с Полиной. Ходили слухи, что к ней прислушивается Лёхач, и столуется он именно в доме младших Антоновых. Так что был шанс пальнуть сразу по двум зайцам: увидеть любимого вертихвоста и перетянуть Полину на свою сторону. Женская солидарность и желание пристроить ветреного деверя должны сыграть не последнюю роль.

Сама Полина в женской дружбе не нуждалась, да и подруг у неё не было и не могло быть. О её ревности по городу ходили слухи. Своего муженька она оберегала от любого женского внимания, изучала каждый волос на его одежде. Как-то даже Кате досталось за то, что она кружит вокруг драгоценного Миши. Катя призналась, что кружит, но не около Михаила, а около его старшего брата, и ревность поутихла. Общались они мало, в основном насчёт Насти, но, потеряв седьмого ребёнка, Полина перестала приходить в садик за дочкой, и виделись они теперь только на праздниках и собраниях.

С малышом приключилась какая-то тёмная история. Полина была уже на восьмом месяце и рожала не в первой, но сын, а это был мальчик, не выжил. Никто в окружении Кати не знал подробностей, а Лёхач не делился с чужими личным. Почти месяц Полина лежала в больнице, возвратилась печальная и молчаливая и стала брать заказы на шитье. Вот и заведующая доверила ей новогодние костюмы. И теперь танец снежинок оказался под угрозой.

Катя снова вернулась мыслями к Лёхачу. Может, сводить его к цыгану-сапожнику? Стукнувшись лбом об эту мысль, Катя резко остановилась. А вдруг он скажет, что они не пара? Нет, слишком рискованно. Несмотря на все Лёшины выкрутасы и порой обидное равнодушие, Катя его действительно любила и мечтала увидеть отцом своих детей. Двух, нет, лучше трёх, а может, и четырёх. Антоновы отличались плодовитостью, у них в роду встречались и двойни. После яблочной бормотухи и ласк Алексей как-то признался, что у него был брат-близнец, но умер, едва родился. В память о брате без имени осталась яблонька. Катя видела Живой сад цветущим и видела странные деревья, хотя не особенно верила в их волшебство. Втайне надеялась вытравить эту дурь из головы мужа, когда у неё на это будут официальные права.

В доме младших Антоновых их встретили тепло. Правда, случилась небольшая заминка в дверях. Полина удивилась:

– А Лёхач где? Он что, не встретил вас? – Увидев котёнка, она устало вздохнула: – А это что за чудо-юдо?

Катя не успела ответить, в дом следом за ней ввалился раскрасневшийся и взмыленный Алексей.

– Догнал!

Полина нахмурилась:

– Ты что, не забрал их?

Лёша открыл рот, но не успел сказать ни слова.

– Мы пешком пошли, – торопливо вмешалась Катя, – погода хороша, решили прогуляться. Я и забыла, что Алексей за нами приедет. Котёнка Настя подобрала. Я не смогла его отнять.

Настя вручила котёнка Лёхачу, разулась и убежала по коридору на кухню, а Катя застопорилась в прихожей, почувствовала, как Алексей погладит её по спине, а потом и немного ниже. Склонившись, он прошептал.

– Спасибо, Катюша. Ты настоящий друг. Я и правда забыл. Вообще из головы вылетело. – И уже громче добавил: – Отнесу Селёдке этого Рэмбо. Может, приголубит найдёныша, а может, сожрёт.

Алексей ушёл на кухню вслед за Настей, а Катя побрела за Полиной в зал. Семья Кати приехала в Славянск лет десять назад, и она никак не могла привыкнуть, что на Кубани большую комнату называют именно так – зал. Тоже мне парадная приёмная!

У Антоновых зал выглядел слишком просто для такого громкого названия. Мебель старая и разномастная, «стенки» с сервизами и книгами нет, только сервант, на вид – ровесник деда Вити. Что в коридоре, что в гостиной, да и в других комнатах на полу лежали ковры, коврики и дорожки, цветные, узорчатые с бахромой и без, некоторые самодельные и сильно потёртые. На стенах тоже висели цветастые пылесборники, правда, выглядели они ярче и любопытнее. Настоящим богатством можно было назвать разве что цветы: плетущиеся лианы, цветущие фиалки всех сортов и огромные, похожие на деревья, фикусы. Даже кактусов наблюдалась целая полка, от плоских до шарообразных. Судя по всему, сажали их во что придётся, на подоконниках и полу кучились вёдра, отбитая, отслужившая посуда, горшки и ополовиненный футбольный мяч. Если в детском саду требовалось озеленение, обращались за «рассадой» именно к Антоновым. Отщеплённые листья, обломанные веточки и «детки» из зелёного царства приживались легко и быстро.

Полина вернулась к швейной машинке и кивнула на кресло, усыпанное отрезами марли.

– Нужно подъюбники накрахмалить. Я сейчас закончу строчить, и займёмся ими, а пока пришей ленты.

Кате вручили заготовки будущих кофточек и усадили на диван. Тут же расположилась Вероника. Она старательно пришивала пуговицы, поглядывая на бормочущий телевизор, там шла очередная серия «Богатые тоже плачут», но звук приглушили до минимума, чтобы не мешал разговорам. Прямо на полу, втиснувшись между столом и тумбой, Арина разрисовывала обрывок обоев: ловко выводила алые буквы «С Новым годом, с новым счастьем!» Получалось красиво и ровно. Катя и сама бы лучше не сделала, а ведь Арине не так давно исполнилось десять. Девочку точно стоило отдать в художественную школу или хотя бы сводить к учителю рисования.

Чуть дальше за пределами цветастого ковра Филипп и Лёша давили скалкой стеклянные игрушки. Они смеялись и толкались плечами, но, увидев Катю, поздоровались чуть ли не хором.

У окна в шахматы играл муж Полины и дед Витя. Они синхронно кивнули Кате и снова погрузились в игру. Фигуры двигались медленно, надолго замирали на позициях. Игроки обсуждали политику, громко, эмоционально, но не ссорились. С их стороны то и дело долетали громкие фразы:

– Нету совхоза. Слопали. Вот увидишь, растащат сейчас все по закоулочкам, останутся одни бараки, яблони пустят на стулья. Тракторы первые умыкнут.

– И не такие потрясения трепали наши сады. В зиму, когда Тамара родилась, погибло восемьдесят тысяч деревьев. Выстояли. А когда в семьдесят шестом стали землянику выращивать по новой технологии, все говорили, дурью маемся, не на то упор делаем, и что в итоге? Лучшая клубника с кулак растёт у нас! Так что выживем, – уверено отбил дед Витя.

– Тут бы самим выжить.