На улице меня поймала взволнованная Лекси. Подруга накинулась с расспросами, что я делала на карнизе, как туда попал Марко, почему был пожар и что теперь будет.

Я чувствовала себя выжатой как лимон, а потому отвечала вяло и неохотно, что не мешало Лекси восторженно воскликнуть:

– Какой же Марко невероятный! Он спас тебя от падения, мы все видели.

Запоздало подумалось, что Лекси, выходит, стояла с остальными внизу. А впрочем, какая разница?

– Испытание я, как видишь, не прошла. – Я обреченно ссутулилась. – Так что мы с ним вряд ли будем общаться дальше.

Лекси вздернула бровь.

– Думаешь, он бы полез на карниз спасать кого-то другого? – спросила она. Я пожала плечами, а она добавила: – Что между вами произошло?

Ну как сказать, чтобы не соврать… Впрочем, подруга же спрашивала не ради меня, а ради себя.

– Марко помогал мне с практикой, – ответила я уклончиво. – Но сейчас все, испытания закончились.

Лекси хмурилась, и я не могла понять: она мне не верила или все-таки за меня переживала. Из-за моих отношений с Марко наша дружба дала трещину. Но, может, еще не поздно все склеить?

– Что теперь будет с твоей учебой? – спросила Лекси.

При мысли о Гарольде Берге в висках болезненно стрельнуло. Я посмотрела на часы на башне. Комната связи еще должна быть открыта.

– Пока не знаю, мне нужно поговорить с мамой.

Объявлять, что у меня есть так называемый жених, мне не хотелось. Как будто это сделало бы помолвку реальностью. А так еще оставалась вероятность, что удастся отвертеться и договориться с Бергами о чем-нибудь другом.

Лекси отпустила меня, а я заторопилась в подвал главного корпуса. Воспоминания, как мы с Марко проникали в хранилище, отозвались в груди колючей болью. Такое ведь больше никогда не повторится. Я не врала, когда сказала, что вряд ли мы с Марко будем дальше общаться. Только дело было не в практике. Просто вряд ли Марко меня простит…

Я редко пользовалась комнатой связи, и потому у меня всегда был ворох талонов. Вручив несколько дежурной, я указала номер зеркала, с которым нужно было соединить. Я не знала, как связаться напрямую с Бергами, а потому снова вызвала маму.

Точнее, сначала бабушку Тильзу, сторожившую единственное зеркало в нашей деревне, которым поочередно пользовались все.

– Одри, деточка, как ты? – поинтересовалась пожилая женщина, когда ее лицо появилось в зеркале. По обыкновению, она не дожидалась ответа и продолжала щебетать. – Ходят слухи, вы с Гарольдом обручены. Я так за вас рада! Вы прекрасная пара! Мы все так считаем…

Она говорила и говорила, а я не решалась ее перебить. Только разок напомнила, что вообще-то собиралась пообщаться с мамой.

– Она как раз гостит у Бергов, – сообщила Тильза. – Ты можешь связаться с ними напрямую.

Узнав у бабушки номер зеркала, я передала его дежурной. Ждать пришлось недолго. На овальной глади появилось круглое лицо Гарольда. Увидев меня, он самодовольно оскалился, а я едва удержалась, чтобы не прервать сеанс.

– Все думал, когда ты решишь поговорить. – Он не переставал улыбаться. Если это можно было назвать улыбкой. – Я планировал завтра заехать в академию. Но безумно рад, что не придется ждать. Впрочем, я все равно заеду…

– Не нужно, – перебила его я. – Мне все равно нельзя выходить за территорию.

– Чего это? – Он вскинул брови.

Я показала ему браслет.

– Я под домашним арестом. Был пожар в ректорате, и ведется следствие.

– Уверен, ты ни при чем, – заявил Гарольд. – Ты же хорошая девочка.

Я усмехнулась себе под нос. Много он обо мне знал!

– Гарольд, я хотела поговорить с тобой о деньгах, – начала я.

Он махнул перед носом.

– Это свадебный подарок.

– Нет, я верну тебе долг. – Я постаралась, чтобы мой голос звучал тверже. – Ты знаешь, что я не хочу за тебя замуж. Это не изменилось.

Он презрительно дернул верхней губой, над которой росло подобие усиков. Жидких и некрасивых.

– Твоя мать уже обо всем договорилась.

– Она сделала это без моего ведома.

– Правда? – Он ехидно скривился. – А не ты ли ей рассказала, что отменили твой грант?

– Я. – Я вздохнула. – Но я не хочу за тебя замуж.

– Что поделать, крошка, таковы условия.

От «крошки» меня передернуло. Я и раньше не любила, когда он так меня называл, а сейчас это звучало еще и издевательски.

– Гарольд. – Я все же попыталась воззвать к его разуму. – Зачем тебе жена, которая тебя не любит? Мы не будем счастливы.

Он снова оскалился.

– Будем, крошка, вот увидишь. Ты научишься меня любить.

По коже поползли холодные мурашки, но я старалась сохранять самообладание.

– Гарольд, прошу, давай договоримся как взрослые люди. Я верну тебе деньги. Буду выплачивать ежемесячно.

– И где ты возьмешь такую сумму? Будешь отрабатывать одним местом?

Гнев разлился где-то в районе живота и теперь подступал к горлу. Я вскинула голову.

– А что если и так? – Настал мой черед скалиться. – Все равно захочешь на мне жениться?

Гарольд наморщил лоб.

– Одри, не зли меня, – произнес он угрожающе. – Поверь, ты пожалеешь.

Я снова вздохнула и спросила уже без особой надежды:

– Гарольд, мы с тобой точно не договоримся? Никак?

– Почему же… Будешь себя хорошо вести, сможешь спокойно доучиться. Впрочем, поговорим об этом завтра. Я за тобой заеду.

– Гарольд, ты меня не слушал?

– До завтра, крошка.

Его лицо в зеркале сменилось серой дымкой, а затем я снова увидела свое отражение. Выглядела я бледной и растрепанной. Надо поужинать да вернуться в общежитие и отдохнуть. Если Гарольд завтра и правда заявится в академию, лучше быть готовой. Возможно, я смогу найти более убедительные аргументы, чем сегодня.

Перед глазами появилось лицо Марко. Хотелось думать о нем, а не о Берге. Тогда в ректорате он сказал, что меня больше не отчисляют. Знал ли он, что за учебу не просто заплатили, а это сделал мой так называемый жених? А впрочем, какая теперь разница… Марко все равно меня не простит.

Сердце сжалось, словно до него добралась чья-то когтистая лапа. Она царапала изнутри, и я не знала, что с ней делать. Говорят, даже в математике есть неразрешимые уравнения. И я в такое, кажется, и угодила…

Марко

– Это что такое?

– И тебе здравствовать, матушка.

– Марко, что у тебя с волосами?

Я думал, она спросит про обгоревшую форму. Но на ее лице отражался такой ужас, словно я явился без волос вовсе. Впрочем, может, на бритую голову реакция была бы мягче.

– Я теперь играю в студенческом театре, – отшутился я.

Мама перевела вопросительный взгляд на отца, и тот пожал плечами. Она снова посмотрела на меня:

– С тобой что-то происходит, чего мы не знаем?

Ох, мама, ты не представляешь!

– Он полез на карниз спасать некую девицу, – сказал за моей спиной отец. – А потом та случайно подожгла ректорат.

Мама сдвинула черные брови, такие же, как у меня. Все говорили, что я больше похож на нее.

– Кого? – сухо спросила она, не сводя с меня напряженного взгляда.

– Она из простых, – ответил отец, и лицо мамы вытянулось.

Вот так за один вечер я напугал ее дважды.

– Я всего лишь исправлял несправедливость, – возразил я, но по лицам родителей видел, что мне не верили.

Даже отец, хотя по разговору в машине и показалось, что я смог его убедить. Но похоже, что нет. И сейчас ему было любопытно, как я буду объясняться уже с мамой. Впрочем, если она и хотела что-то уточнить, то не стала делать этого в прихожей.

Со стороны кухни вышла Грета, маленькая женщина лет сорока, одна из наших горничных.

– Молодой господин будет ужинать? – поинтересовалась она.

– Куда он денется, – недовольно пробурчала мама. – Только пусть сначала приведет себя в порядок.

Грета все равно посмотрела на меня, за что я был ей благодарен.

– Да. – Я кивнул.

– Я передам на кухню. – С легким поклоном она исчезла.

На мгновение между нами снова повисла неловкая пауза. Но тут на лестнице появился Ксандр.

– Марко! – воскликнул он, слетая вниз едва ли не по перилам.

Моему младшему брату было семнадцать. Высокий блондин с зелеными глазами. Я не видел его с новогоднего торжества, и за эти несколько месяцев он неожиданно раздался в плечах. И раньше-то был красавчиком, а теперь и вовсе – держитесь, девчонки!

Ксандр заключил меня в объятия, а я похлопал его по спине.

– Чем тебя кормят, что ты так растешь?

– Надо же догонять тебя.

Мы привычно померялись ростом. Кажется, у меня в запасе оставалось не больше пары сантиметров. Впрочем, говорят же, что второй сын всегда выше первого.

– Как там учеба? – поинтересовался он. – Ты, смотрю, стал все реже заезжать…

Я сослался на дикую занятость, но причина была, конечно, не в ней. С каждым годом пропасть между мной и родителями только увеличивалась. И если раньше казалось, что хотя бы мама меня понимала, то со временем я все чаще замечал, что ее больше волновали внешние приличия, чем то, что внутри. Поэтому мои красные волосы и неблагородное происхождение Одри так ее напугали. А ради чего я, собственно, рисковал жизнью, она, скорее всего, и не спросит.

Если бы не Ксандр, я бы чувствовал себя в родной семье совсем одиноким. Впрочем, его дни были расписаны, как у какого-нибудь министра. Он постоянно занимался с учителями, даже в выходные едва ли отдыхал. Представляю, как он ждал поступления в академию, где наконец-то сможет вздохнуть свободно.

Болтая о всякой ерунде, мы прошлись по коридору, украшенному фамильными портретами, и завернули в обеденный зал. Здесь суетились слуги, накрывая к ужину. В воздухе разливался аромат запеченной утки. Да, в академии так вкусно не кормят. Но там было кое-что ценнее – выбор.

Ненадолго оставив Ксандра и родителей, я поднялся к себе переодеваться. Стащил обгоревший пиджак, а за ним рубашку. Дыра на спине была довольно внушительной. Но почему на спине? Перо феникса разбилось передо мной, так что дело было не в нем. Ясно, что проделки Окрама, но объяснить, что именно случилось, могла только Одри. А Одри была далеко.

Я сжал кулаки, чувствуя, как внутри снова поднимается буря. Хотелось прямо сейчас вылезти в окно, сбежать из дома, найти девчонку и долго и с чувством допрашивать. Сначала по делу, а потом как получится. Но так, чтобы ни от одного ответа не смогла уйти!

Я представил себе это так живо, словно Одри сейчас стояла передо мной. Но далеко в фантазиях зайти не успел, потому что в дверь постучали. Меня звали на ужин. Пришлось ускоряться. Надев свежую рубашку, я спустился вниз.

– Я вот думаю, – заговорила матушка, когда мы устроились за столом. – Может, отправить Ксандра в другую академию?

– А что не так с этой? – поинтересовался я, положив себе в тарелку картофель с трюфелем.

– Надо найти что-то частное, – продолжила мама, игнорируя мой вопрос. – Чтобы не набирали золотоискательниц.

Я поднял брови. Кого?

– Не волнуйся. – Отец махнул рукой. – Грант Георга отменили. К поступлению Ксандра в академии не должно остаться лишних людей.

Лицо матушки просветлело, будто она услышала приятнейшую из новостей.

– И правильно! – воскликнула она, беря в руки хрустальный бокал. – Говорят, у Георга в молодости был роман с какой-то простолюдинкой. И поэтому он считал себя обязанным заботиться о бедных. Но, спрашивается, зачем им магия?

– Они с ней родились, – возразил я.

– И что с того? – Мама вертела бокал в тонких пальцах.

– Отнимать дар – то же самое, что отнимать часть тела, разве нет?

– Марко… – тихо произнес отец, и в его голосе послышалась угроза.

Да, я помнил, что с матушкой спорить нельзя. С отцом можно, хоть и бесполезно, а вот с ней нет. Не в его присутствии, по крайней мере.