Клубок Сварогов (страница 10)
Ланка сетовала на то, что германский король постоянно использует венгерскую конницу в борьбе с непокорными вассалами и не торопится возвращать Шаламона на венгерский трон. Впрочем, Генрих сам удерживается на троне лишь благодаря уступкам и обещаниям сохранить прежние вольности гордой саксонской знати. Молодой германский король постоянно нуждается в деньгах, поэтому он желает наложить руку на доходы церкви, хотя знает, что этим настроит против себя самого папу римского.
– Генрих упрям и недальновиден, – молвила Ланка. – Он окружил себя разорившимися баронами и обедневшими рыцарями, которые толкают его в омут междоусобной войны. Могущественные властители Тюрингии и Саксонии презирают Генриха, за глаза называют его «неоперившимся птенцом». Герцогская династия Вельфов, владеющая Баварией и Тиролем, намеревается отнять у Генриха корону. Вся Германия объята смутой и неповиновением королю, власть которого слаба. Потому-то мой брат и решился просить помощи у Святослава Ярославича…
Слушая Ланку, Ода печально кивала головой. О том же самом ей вчера поведал её сводный брат Бурхардт. Ода сочувствовала королю Генриху, который взвалил на себя тяжкий крест объединителя Германии.
Незаметно беседа двух женщин переключилась на их былые годы. Ланка тогда была замужем за Ростиславом, а Ода только-только перебралась из Владимира в Чернигов, где Святослав получил княжеский стол после смерти Ярослава Мудрого.
Ода спросила у Ланки, вспоминает ли та хоть иногда Ростислава, живя с новым мужем, который, несомненно, ближе ей по языку и крови. Страдает ли она о сыновьях, оставшихся на Руси?
– Поначалу мне было очень тяжело выносить разлуку со своими милыми чадами, – призналась Ланка. – Но потом новое замужество, новые семейные радости, новые дети понемногу притупили душевную боль. К тому же я знаю, что мои сыновья растут под надзором опытных воспитателей и ни в чём не ведают нужды. Венгерские купцы, торгующие с Русью, несколько раз привозили мне письма от моих сыновей, написанные то по-русски, то по-гречески. – Ланка помолчала и грустно добавила: – Выходя замуж за Ростислава, я уже тогда знала, что этот брак не будет долгим.
– Как же так? – изумилась Ода. – Откуда ты могла это знать?
– Едва увидев Ростислава, я сразу поняла, что вряд ли буду счастлива с ним, – продолжила Ланка. – Ростислав был излишне честолюбив и горяч. Мне было ясно, что Ростислав не усидит подле жены и детей, но постоянно будет стремиться к опасностям и сложит свою голову задолго до седых кудрей. Идя под венец с Ростиславом, я уже тогда ожидала худшего. Ожидала и потом, каждый год рожая Ростиславу по сыну, провожая его в поход и встречая из похода… И дождалась. – Ланка грустно улыбнулась.
Ода была потрясена. Получается, Ланка изначально готовилась к раннему вдовству! Это не просто прозорливость, думала впечатлительная Ода, это похоже на самоотречение.
– Неужели тебе не хотелось удержать Ростислава возле себя? – спросила Ода.
Она понимала нелепость своего вопроса, но он сорвался с её уст помимо воли.
– Я сильно любила Ростислава и делала всё, чтобы в моём присутствии он забывал про свою дружину и боевых коней… – Ланка помолчала. – Чем ещё женщина может привязать к себе мужчину, как не любовью. Однако наша с Ростиславом любовь имела одно крыло, поэтому полёт её был недолог.
В конце беседы Ланка попросила Оду посодействовать в том, чтобы Святослав предпочёл союзу с Гезой союз с Шаламоном.
– Я целиком на твоей стороне, моя милая, – вздохнула Ода, – но к моему мнению Святослав никогда не прислушивается. Даже советы своего брата Всеволода мой муж принимает далеко не всегда, полагая, что у него самого семь пядей во лбу.
Тогда Ланка завела речь о своих сыновьях. Ведомо ли Оде, какие княжеские столы намерен дать им Святослав?
Ода лишь пожала плечами, всем своим видом говоря, что об этом она ничего не знает.
– Я знаю, что Святослав собирается взять Рюрика и Володаря в поход на болгар, – сказала Ода после краткой паузы. – О княжеских столах для них Святослав никогда речь не заводил, во всяком случае при мне.
Ланка печально вздохнула.
– Отчаиваться рано, дорогая, – подбодрила её Ода. – Сыновья твои ещё слишком юны, младшему Васильку всего-то шестнадцать лет. Пусть они окрепнут, наберутся ума-разума. А я при случае намекну Святославу, что Ростиславичи ему как чада родные. И кто, как не он, обязан наделить их столами княжескими.
– Может, мне самой перемолвиться со Святославом, попросить у него стол княжеский хотя бы для старшего Рюрика? – Ланка вопросительно посмотрела на Оду.
Ода в ответ опять лишь пожала плечами. Ей было понятно стремление Ланки использовать все возможности для того, чтобы её сыновьям в будущем не пришлось скитаться по Руси, как скитался их отец, лишённый княжеского стола Изяславом Ярославичем.
Ода поселила Ланку в своих покоях. Ей не составило особого труда сделать так, чтобы в один из вечеров Ланка осталась наедине со Святославом. Их беседу слышала Регелинда, выполняя повеление Оды.
Как и следовало ожидать, Святослав сначала дотошно расспрашивал Ланку о житье-бытье Шаламона в Германии, о том велико ли у него войско, готовы ли немецкие графы и бароны исполчиться на Гезу за Шаламона, хватает ли забот у германского короля помимо венгерских распрей… Расспрашивал Святослав Ланку и о многом другом вплоть до того, хороша ли собой дочь Шаламона.
Причём Святослав сразу предупредил Ланку, что от её правдивости будет зависеть его милость к ней. Святослав прекрасно знал, что Ланка печётся о своих сыновьях, поэтому он беззастенчиво играл на её материнских чувствах.
Выспросив у Ланки всё, что ему было нужно, Святослав перевёл беседу с ней во фривольное русло. Он довольно откровенно предложил Ланке разделить с ним ложе, поскольку Ода надоела ему до икоты.
Ланка ответила на это горделивым отказом.
Тогда Святослав насмешливо заметил, мол, это не может не послужить примером того, как надлежит беречь своё достояние. Если достоянием Ланки является её целомудренность, то у киевского князя достояние – русские земли и города. Как Ланка бережёт свою целомудренность, так и Святослав не может раздавать города кому попало, невзирая на родство. Не прибавив больше ни слова, Святослав удалился на мужскую половину дворца.
За вечерней трапезой Ланка была неразговорчива и слегка подавлена, словно сожалела о своём поспешном отказе Святославу.
Ода не знала, как разговорить Ланку и чем её утешить. Ода не призналась Ланке, что ей ведомо о бесстыдных домогательствах Святослава, дабы не огорчать её ещё сильнее.
Однако Ланка сама завела об этом речь перед тем, как идти спать, её опочивальня находилась рядом с опочивальней Оды.
– Сожалею, что гнусность нрава моего мужа коснулась и тебя, моя милая, – сочувственно промолвила Ода, приобняв Ланку за плечи.
– Я не посмела сказать «да» Святославу, поскольку он – твой муж, – вымолвила Ланка. – Не будь Святослав твоим мужем… – Ланка не договорила, борясь с волнением. – Пусть это тяжкий грех, но ради своих сыновей я готова согрешить, – твёрдо проговорила она.
По глазам Ланки было видно, что ради своих сыновей она пойдёт даже на смерть.
Расчувствовавшись, Ода прижала Ланку к себе и запечатлела поцелуй у неё на лбу.
Не разнимая рук, подруги сели на скамью, не в силах расстаться после такого откровения. Ланка приникла к Оде, положив голову к ней на плечо. Растроганная Ода нежно гладила Ланку по плечам и спине, чувствуя горячие слёзы на своих глазах.
«А ведь я была любовницей её мужа. Я даже хотела отнять у неё Ростислава!» – думала Ода.
Её сердце заныло от стыда и презрения к себе самой.
– Скажи, чем я могу тебе помочь, моя дорогая? – ласково спросила Ода, смахнув слёзы с глаз. – Хочешь, я потребую, чтобы Святослав дал уделы твоим сыновьям? Или хотя бы выделил им один удел на троих. Хочешь?
– Благодарю, – ответила Ланка, – но это излишне. Женское благородство бессильно перед мужским коварством.
– Зато мужское коварство порой бывает бессильно перед коварством женским, – заметила Ода.
Ланка подняла голову и заглянула Оде в глаза, не понимая, куда та клонит.
Глава седьмая. Давыд Игоревич
Послы Шаламона покинули Киев в конце ноября, так ничего и не добившись от Святослава, который не желал сближения с германским королём, приютившим у себя Изяслава. Святослав не верил в то, что Шаламон сможет утвердиться на венгерском троне, имея союзниками немцев и чехов. Святослав сделал выбор в пользу Гезы и не скрывал этого. Послы уехали, но Ланка осталась в Киеве, не желая так скоро расставаться со своими сыновьями. Святослав не только не противился присутствию Ланки у себя во дворце, но всячески выказывал ей знаки своего расположения.
Ланка, наученная Одой, с каждым днём становилась всё более податливой к ухаживаниям Святослава, который совсем забросил государственные дела, одолеваемый похотью. По вечерам Святослав и Ланка часто сидели вдвоём при свечах в какой-нибудь светлице, пили вино, листали книги, вели задушевные разговоры… Святослав был мастером проникновенных речей. Он старался опутать Ланку сетями своего внимания, очаровать её тем многознанием, каким мог смело гордиться.
Со своей стороны Ланка старалась «обаять» Святослава женственной грацией, кокетливыми улыбками, многообещающими взглядами. Ланка вела свою игру, действуя таким образом по совету Оды, толкавшей её в постель к Святославу. В откровенной беседе с Ланкой Ода заявила, что если та и добьётся каких-то выгод для своих сыновей, то только через постельные утехи с её мужем.
– Не бойся, я не стану тебя ревновать к Святославу, – успокоила Ода Ланку. – Мои чувства к Святославу давно умерли, а вместе с ними умерла и ревность.
И вот однажды свершилось то, к чему Ланка так долго себя готовила: она провела ночь в ложнице Святослава.
Вскоре после этого Святослав послал Рюрика, старшего из сыновей Ланки, на княжение в город Овруч, расположенный к северо-западу от Киева. Это была сильная крепость, закрывавшая подступы к Киеву со стороны Полоцкого княжества.
Ланка, вернувшаяся после осмотра владений Рюрика, пребывала в прекрасном настроении. Она поделилась с Одой увиденным, не скрывая своего восторга. Ей понравился и город, и сельская округа с большими деревнями. В Овруче сходились дороги из Полоцка, Турова, Киева и Чернигова. По этим дорогам постоянно двигались торговые караваны. Ещё в Овруче находились зернохранилища на случай неурожая в Киевской земле.
– Ну что, к лицу ли Рюрику шапка княжеская? – с улыбкой спросила Ода.
– Ещё как к лицу! – просияла Ланка.
После вокняжения Рюрика в Овруче ухаживания Святослава за Ланкой утратили всякую пристойность, словно это событие отдало её тело в безраздельное владение киевского князя. Иной раз Святослав позволял себе обнимать Ланку при Оде, без всякого стеснения тискал её при слугах. Ода делала вид, что иного от своего мужа и не ожидала. Единственное, что её раздражало, – это шушуканье служанок. Святослав даже как будто помолодел, посвящая почти всё своё время утолению страсти с красивой венгеркой.
Ланка несколько раз просила прощения у Оды, чтобы та не подумала, будто её подруга всерьёз прельстилась её мужем.
– Я была бы рада прекратить всё это, если бы знала как, – однажды призналась Оде Ланка. – Может, мне уехать в Германию…
Ода была иного мнения.
– У тебя ещё двое сыновей без столов княжеских, поэтому забудь о приличиях, милая моя. Считай, что я сдаю тебе своего мужа в аренду в знак нашей дружбы.
Ода тоже не бездействовала. Она принялась всячески хлопотать перед Святославом за своего крестника Давыда Игоревича, которому недавно исполнилось восемнадцать лет, как и Рюрику.
Из всех братьев Святослава Игорь был самый незлобливый. Игорь всегда нравился Оде своим весёлым нравом, безобидными шутками и поразительным умением играть на самых разных музыкальных инструментах от фряжской лютни до скоморошьего бубна. Потому-то в своё время Ода напросилась в крестницы первенцу Игоря.