В жёны Игорю досталась дочь полоцкого князя Брячислава, имевшая единственное достоинство: красивую внешность. Своим злонравием она пошла в отца, который недружно жил и с братьями, и с сыновьями. Но недаром существует присказка: «Злому человеку Бог не прибавит веку». Дочь Брячислава скончалась рано, едва успев родить мужу единственного сына. Впрочем, Игорь тоже скончался от болезни, будучи ещё совсем молодым. Поэтому его сын Давыд с малых лет находился на попечении у своих дядей и тёток.

Давыд Игоревич почитал Оду, как родную мать, поскольку та заботилась о нём больше прочих родственников.

Ода постоянно твердила Святославу, мол, Рюрик не старше её крестника, а уже стол княжеский имеет. Святослав, устав от упрёков Оды, отправил Давыда на княжение в Канев. Этот город прикрывал южные рубежи Киевской земли от набегов степняков.

Накануне отъезда в Канев у Давыда произошла беседа с Одой.

Ода постаралась внушить своему крестнику, что никому, кроме неё, до него нет дела. И это было недалеко от истины. Ода говорила Давыду, что она любит его, как родного сына, и желает видеть его могущественным князем.

– Отец твой княжил во Владимире, а потом в Смоленске, – молвила Ода, глядя на Давыда проникновенным взглядом. – Дядья не расщедрятся для тебя на высокий княжеский стол, поскольку приберегут честь и выгоду для своих сыновей. Но ежели ты, мой мальчик, заставишь дядей своих считаться с собой, тогда они позволят тебе встать вровень с их сыновьями. Ныне ты благодаря мне ступил на самую нижнюю ступеньку княжеской лестницы. Мужайся, Давыд, и впредь во всём повинуйся мне, коль не хочешь сгинуть в безвестности.

Слова Оды угодили точно в цель! Она видела, как заволновался Давыд, словно молодой зверь, впервые вышедший на охоту. Конечно, он станет повиноваться своей крёстной матери, ибо прозябание без славы и почестей было для честолюбивого Давыда самой худшей участью. Давыд в полной мере унаследовал нрав своей матери: нетерпеливой, жестокой и своенравной. Будь у Давыда такая возможность, он уже сейчас завладел бы если не Киевом, то Переяславлем. Не остановился бы и перед кровопролитием ради этого!

Ода достаточно хорошо изучила своего крестника и знала, как задеть самые потаённые струны его души.

– Молодому князю опорой в жизни может стать не только дружина, но и выгодная женитьба, – продолжила Ода, осуществляя свой замысел, уже согласованный с Ланкой. – Родственники жены непременно будут желать, чтобы их зять обрёл большее могущество. Они не поскупятся ради этого ни на гривны^[52], ни на войско. Я давно подумываю над этим, Давыдушко. Полагаю, самое лучшее для тебя – это взять в жёны дочь Ланки. Сейчас девочка ещё мала, но лет через пять она превратится в пригожую невесту.

Давыд знал, кто такая Ланка. Он встречался с ней во дворце. Давыда связывала давняя дружба с Володарем, средним из сыновей Ланки. Осознание того, что у него будет жена, во многом похожая на Ланку, пробуждало в душе Давыда чувство трепетной радости. Ланка нравилась Давыду как женщина. То, что Ланка и её супруг живут в изгнании при дворе германского короля, нисколько не настораживало Давыда, поскольку он был уверен, что Шаламон скоро вновь станет венгерским королём. Воинственность Шаламона была общеизвестна. Породниться с таким мужественным человеком Давыд почитал за честь для себя и не скрывал этого.

Святослав предоставил отъезжающему на княжение Давыду семьдесят молодых гридней, но опять вмешалась Ода и вынудила мужа увеличить дружину Давыда до сотни дружинников.

Прошло всего несколько дней, как Давыд Игоревич вокняжился в Каневе. И вот в дорогу собрался семнадцатилетний Володарь, которого Святослав решил отправить на пограничную со Степью реку Рось в один из тамошних пограничных городков. Это был не княжеский стол. В городке проживал в основном служилый люд, призванный оберегать Киевскую землю от набегов степняков. Поначалу Святослав хотел посадить Володаря князем в городке Витичеве, что на Днепре. Однако не по годам ретивый Володарь пожелал быть поближе к Давыду и к опасностям, которые постоянно грозят русским рубежам из степей.

Ланка теперь не таясь проводила все ночи в ложнице Святослава. Венгерка до такой степени очаровала Святослава, что тот всерьёз стал предлагать ей стать его законной женой. От Оды Святослав намеревался избавиться, сослав её в Германию к родственникам или заточив в монастырь. Ланка сразу же поведала об этом Оде, которая от растерянности на несколько мгновений лишилась дара речи. Ода никак не могла предположить, что страсть к Ланке до такой степени завладеет Святославом.

Становиться монахиней Оде совсем не хотелось, как и уезжать в Германию, поэтому она заявила Ланке довольно суровым тоном:

– Твои заигрывания со Святославом зашли слишком далеко, милая моя. Пора этому положить конец. Я уступила тебе Святослава не за тем, чтобы самой лишиться почестей и власти. И уж совсем не для того, чтобы твои дети возвысились над моими.

Ода предложила Ланке незамедлительно отправляться в Германию, откуда та приехала.

– Главное своё намерение ты выполнила, добилась от Святослава княжеских уделов для своих старших сыновей, – сказала Ода. – Твоему младшему сыну Святослав вряд ли даст княжеский стол при всём твоём старании в постели, подруга. Василько всего-то шестнадцать лет.

Ланка не стала противиться желанию Оды, дорожа её дружбой.

Однако отъезду Ланки решительно воспротивился Святослав. Он чуть ли не силой спровадил Оду в Вышгород к своему племяннику Борису Вячеславичу.

Святослав напутствовал жену такими словами:

– Погостишь у Бориса до весны, голуба моя. А весной будет ясно, где тебе в дальнейшем быть: на троне княжеском иль в келье монастырской.

Этот разговор происходил на теремном дворе. Ода, собиравшаяся сесть в крытый возок на полозьях, обожгла мужа неприязненным взглядом и, не удержавшись, обронила:

– Ужель так желанна тебе Ланка? Ужель годы, прожитые со мной, для тебя ничего не значат?

Святослав ответил, не отводя глаз:

– Знаю, что грешен. Знаю, что недостоин твоего прощения, и не жду его. Не ведаю, Господь иль Сатана ниспослал мне Ланку, но прирос я к ней душой и телом. Уж не обессудь, Ода. Прощай!

По скрипучему первому снегу возок великой княгини, влекомый тройкой гривастых серых лошадей, покатил в рассветных сумерках по узким улицам спящего Киева в сторону Лядских ворот. Возок сопровождали два десятка конных дружинников. Возглавлял этот небольшой отряд поляк Людек, бывший постельничий Изяслава, а ныне приближённый гридень Святослава Ярославича.

Вместе с Одой отправилась в Вышгород и Регелинда, как всегда неразлучная со своей госпожой. Всю дорогу Регелинда молчала, закутавшись в беличью шубу и делая вид, что дремлет. Ода же, не в силах справиться с душевной болью, беззвучно плакала, глотая слёзы, привалившись плечом к тряской стенке кибитки.

Глава восьмая. Борис Вячеславич

В Вышгород Ода въехала с твёрдым намерением не позволить Святославу заточить её в монастырских стенах. Ланку теперь Ода считала своим заклятым врагом и мысленно призывала на её голову, как и на голову мужа, самую суровую кару Господню.

Перед тем как распрощаться с Людеком, собравшимся в обратный путь, Ода отвела его в сторонку, чтобы перемолвиться с глазу на глаз. Людек и прежде пользовался особой милостью Оды, которая частенько одаривала его украдкой серебряными гривнами, дабы через него выведывать о замыслах Святослава.

Людек был искренне огорчён тем, что Ода оказалась в опале у Святослава. Из-за этого он лишился её щедрых подачек. Поэтому, когда Ода предложила Людеку за хорошую плату извещать её обо всём, что будет происходить в великокняжеском дворце, он мигом согласился. Людек назвал Оде имя человека, через которого она станет узнавать все дворцовые новости. Этому человеку надлежало стать тайным связным между Людеком и Одой.

Благодарная Ода поцеловала в щеку оторопевшего от неожиданности Людека. Хвала Господу, она не будет пребывать в Вышгороде в томительном неведении о событиях, происходящих в окружении Святослава. Это поможет ей подготовиться к грядущим ударам судьбы!

Борис Вячеславич, встречая Оду, заключил её в столь крепкие объятия, что та едва не задохнулась.

Сей князь обладал неимоверной силой и в свои двадцать три года мог любого одолеть в рукопашной схватке. На святочных гуляньях Борис хаживал один на стенку и ни разу не был повержен наземь. Потехи ради на многолюдных праздниках он взваливал себе на плечи быка-трёхлетка и расхаживал с ним по площади, а то принимался разгибать подковы или завязывал в узел железные прутья.

Из всех племянников Борис Вячеславич был у Святослава самый любимый. Потому-то Борис сидел князем в большом и богатом граде Вышгороде.

Ода знала, что благодаря стараниям Святослава у Бориса имеется сильная дружина, которая уже показала себя в сече во время недавнего похода на ятвягов^[53]. Большой полон привели тогда русичи.

Беседуя с Борисом наедине, Ода намеренно сгустила краски, дабы выставить своего супруга в самом неприглядном свете. При этом Ода не пожалела и Ланку, назвав её хищницей, вознамерившейся отнять у неё мужа.

Слушая Оду, Борис всё больше мрачнел. Он глубоко уважал Святослава, как храброго воителя, и почитал его, как отца. Ведь именно Святослав приютил Бориса у себя в Чернигове в страшный год восстания киевской черни. Не забыл Святослав про Бориса и став великим киевским князем. Однако и Оду Борис уважал и любил ничуть не меньше. Ещё со времён пребывания в Чернигове между Борисом и Одой сложились дружеские доверительные отношения. Этому способствовало то, что матерью Бориса была немка, благодаря которой он неплохо знал немецкий язык. Ода, порой скучавшая по родной речи, часто разговаривала с Борисом по-немецки. Борис знал и греческий язык. Иногда он называл Оду греческим именем Филотея, то есть «прекрасная богиня».

Разлад между Святославом и Одой был воспринят Борисом с большим огорчением ещё и потому, что любовь к Святославу в его душе не перевешивала его любви к Оде. Эти двое были одинаково дороги Борису.

Поэтому, дослушав Оду до конца, Борис принялся ругать Ланку и всю её венгерскую родню, которая, по его словам, «вечно лезет на Русь со своими дрязгами».

– Будь моя воля, я не допускал бы дальше Буга ни венгров, ни поляков! – горячился Борис. – С ними не токмо ересь латинская на Русь проникает, но и возникают распри среди русских князей по вине польских и венгерских государей. Ну, чем прельстила Ланка Святослава Ярославича?

– Она красива, – задумчиво произнесла Ода. – К тому же Ланка моложе меня на пять лет.

– Ничего, Бог даст, пресытится Святослав прелестями Ланки и спровадит её в Германию с глаз долой, – сказал Борис, желая ободрить Оду.

– А коль не пресытится? – Ода вскинула голову. – Коль поведёт Святослав Ланку под венец, что тогда?..

– Значит, Ланку надо убрать. – Борис сделал жест рукой, будто пронзал кого-то ножом. – Это самое верное дело.

Ода с сомнением покачала головой.

– Я думаю, Святослав уже позаботился о безопасности своей возлюбленной. Его не надо учить осторожности.

– Тогда… – Борис запнулся.

– Мне уготована участь монашки, – скорбно добавила Ода.

– Ну что ты, Филотея! – воскликнул Борис. – Не верю я, что Святослав пойдёт на такой шаг. Ты же прожила с ним столько лет!

– Кто знает, может, Святослав решил заново перекроить свою жизнь и прожить с Ланкой до самой смерти, – хмуро проговорила Ода. – Святослав в отличие от меня властитель своей судьбы.

– Не иначе, Ланка опоила Святослава приворотным зельем, – заметил Борис и выругался.

– Может быть и так, – печально вздохнула Ода, – но мне от этого не легче.

Борис ласково взял Оду за руку.