– У нас просто пока не хватило времени!

– У других хватило, а у вас не хватило…

– Что вы имеете в виду?

Он потянулся к своему портфелю, стоявшему рядом с креслом, вытащил оттуда небольшую новенькую папку и протянул мне:

– Пока вы занимались чёрт-те чем, мои люди в зоне карантина нашли вам свидетеля. Но! – Он резко отдёрнул стопку бумаг, стоило мне за ней потянуться. – Я, конечно, медик, а не детектив. Тем более я не ваш начальник. Но от лица Моссовета хочу попросить вас, как сотрудников Особого отдела, впредь работать с меньшими разрушениями. И вообще, всё это дело хорошо бы было оставить в тайне. Понимаете меня?

– Вполне.

Он всё же отдал мне папку.

– Никто больше не должен знать о том, что вы ищете. Ради государственной безопасности, об этом не должны пронюхать даже ваши коллеги. Есть у меня подозрения, что в вашей конторе не всё чисто. Конечно, я не подозреваю товарища Дзержинского, но кто-то уровнем пониже вполне может быть причастен к тому заговору, что тут вырисовывается.

– Вы считаете, что есть какой-то заговор?

– А вы считаете, что студент-медик и его профессор вдвоём могли разработать биологическое оружие на основании явления, природа которого даже мне не до конца ясна? Биологическое оружие, которое устроило ТАКОЕ. Нет, тут определённо мы имеем дело с чем-то большим, возможно даже, с сектой или чем-то таким. И оно вполне могло проникнуть в глубь наших структур. Знаете ли, враги революции нынче повсюду.

– Допустим. И что вы предлагаете делать?

– Вас сейчас двое, да? Доверяешь своему напарнику?

– Как самому себе.

– Отлично. Вот только вы вдвоём это дело дальше и расследуйте. Никого из своих старайтесь не подключать, тем более в открытую. Также, если будет выбор касательно действий, то старайтесь действовать скрытно. Нам шум не нужен. Особенно в мировой прессе. Уж карантин в центре города, как сложно будет от всех скрыть, ты бы знал…

– Вас понял, товарищ!

– Понял? Отлично! Теперь можешь идти. Я буду лично следить за вашим прогрессом. Как минимум через вашего начальника. Так что с отчётом придёшь не только к Феликсу Эдмундовичу, но и ко мне тоже. Мне важно знать, что подобных эксцессов больше не повторится!

Печать первая – Феликс – Булочка с корицей

Даже несмотря на то, что большинство наиболее дорогих частей интерьера, вроде искусной лепнины, а также часть шикарной мебели были вынесены из «Националя» на народные нужды, столовая отеля всё ещё выглядела довольно роскошно. И эта роскошь теперь не стоила месячной учительской зарплаты за одно посещение.

Не было необходимости прилично выглядеть, чтобы тебе не начистили бока громилы, едва ты появишься на пороге гостиницы в слегка потрёпанном или недостаточно дорогом пальто. Не нужно было выкладывать огромные деньги за самые обычные продукты, вроде свежего хлеба или супа из овощей. Конечно, теперь икры здесь тоже не поешь. Зато запеканка или борщ, например, отпускаются по вполне себе вменяемой цене и доступны каждому, кто только захочет зайти сюда поесть.

Да, не то чтобы теперь это особо популярное место в Москве. Особенно учитывая, что вся эта роскошь теперь ощущается не как золотая мечта, а как мещанство, построенная на рабочей крови. Но сам факт её доступности для каждого… воодушевляет. Всё же чего-то мы уже добились. Хотя, конечно, война ещё не окончена, а враги революции только множатся. Но то ли ещё будет?

Вот ещё каких-нибудь двадцать лет, и все будут одинаково богатыми. У каждого в мире будет возможность есть икру на завтрак, чужой труд будет цениться по достоинству, а такая лепнина и мебель станут обыденностью в каждом доме! Эх, дождаться бы…

Пока я посреди пустующего зала думал о том, как скоро наступит славное время в нашей стране, ко мне незаметно подошёл Йозеф:

– Привет, Феликс.

– А? – В задумчивости, я сначала не понял, кто меня зовёт, но почти сразу же развернулся к товарищу: – О, привет! Что за хмурый вид?

– Да так, ничего, – он покачал головой, – не бери в голову.

– Ладно, допустим. Расскажешь, почему позвал меня сюда, а не в нашу булошную на углу у конторы? А то я был несколько озадачен, когда ты сказал, что сегодня будем обедать тут.

– У меня тут просто была встреча с одним важным товарищем из Моссовета.

– О, так вот почему ты грустный. Тебя опять отчитывали за всю контору? По какому поводу?

– Нет-нет! Не совсем… В общем, это было даже полезно, ибо нам дали подсказку по делу профессора, но давай пока не будем о работе. В конце концов, у нас обед.

– И что, думаешь, здесь неплохо кормят?

– Думаю, что разнообразие нам не помешает.

С этими словами он смело зашагал к стойке, за которой стояла тощая старая кошка с недовольной мордой в смешном поварском переднике. Перед ней, на витрине, было разложено много всяких блюд, но все без изысков. Единственным исключением была выпечка. В наше голодное время одним из главных кулинарных изысков, которым себя можно было побаловать, были булочки, ватрушки, шаньги и прочие хлебные вкусности. Особенно среди прочего выделялись завитушки, политые сладким медовым сиропом со стойким запахом и привкусом корицы.

Они лежали в центре витрины, как бриллианты в коллекции какого-нибудь британского музея, будучи главным украшением меню. При одном только взгляде на них наворачивались слюнки, однако этот позыв мне с усилием пришлось подавить, и когда Йозеф стал обыденно заказывать за нас двоих, вмешаться в этот процесс на словах об этих булочках с корицей:

– Нет, две булочки не надо!

Мой товарищ удивлённо посмотрел на меня:

– Ты что же, не будешь? Мы вроде всегда берём их в той булошной, не думаю, что эти сильно хуже тех…

– Нет-нет! Я не беру их не потому, что сомневаюсь. Выглядят они вполне себе аппетитно! Просто я решил отказаться от некоторых излишков.

– Правда? Почему это?

– Решил следить за своим весом. А то, знаешь, я начинаю терять форму к своим тридцати пяти!

– Послушай, Феликс, с чего ты взял, что…

Тут его прервала недовольная буфетчица:

– Вы будете это обсуждать тут или будете заказывать? Я не могу полтора часа слушать ваши россказни!

– Да-да, простите! – сказал я и обратился к другу: – Заказывай дальше.

– Ну… Ладно, в общем… Всё с едой, давайте вовсе без булочек! – сказал койот. – И ещё две кружки крепкого чёрного чаю без сахара.

Мы дождались, пока нам выдадут еду, сели за дальний столик, где Йозеф спросил у меня, приступая к своей ухе:

– Зачем ты перед ней извинился? Она же нахалка!

– Да так, было как-то неудобно, что мы время отнимаем.

– У кого? Тут кроме нас никого нет! И это её обязанность как образцовой работницы столовой: выслушивать заказы клиентов, даже если они отвлеклись на разговор. Вот она бы не умерла, если бы мы с тобой сейчас поговорили за стойкой. Её-то это как касается?

– У тебя после вызова на ковёр всегда такое настроение с кем-нибудь поругаться. И коли считаешь, что извиняться не стоило, что же ты с ней не поцапался в итоге по этому поводу?

– Да как-то неудобно стало, после того как ты уже извинился.

Мы оба синхронно усмехнулись. Затем койот, уже успевший умять уху и перейти к салату, сменил тему:

– И всё-таки, почему ты решил, что теряешь форму?

– Да нет особой причины. Просто устал от того, что ты у нас кулаки, а я мозги. Хочется, если что вдруг, уметь за себя постоять. Ну знаешь, вдруг придётся подраться с кем-то без тебя или если ты не сдюжишь.

– Ты же всё ещё отлично стреляешь! У храма ты прекрасно справился. Кто бы другой смог сдержать такую толпу?

– Ну, с огнестрелом-то не в счёт. Это ж разве навык? Так, просто способность, которая дана мне с детства и которой я пользуюсь всю жизнь. А вот вдруг будет драка на саблях? А я буду без пистолета и тебя под рукой?

– Что ж ты мне раньше не сказал? Я могу тебя научить.

– Правда?

– Да. С маханием шашкой или ножом точно. У нас в армии были основы фехтования. Да и на войне я опыта поднабрал. Чему-то, глядишь, да и научу. Знаешь, я ведь, перед тем как меня пригласили в ЧК, мог стать инструктором для красных кавалеристов!

– Правда? Не жалеешь, что ушёл в контору?

– Ни капли. Мне здесь нравится, хоть и приходится разгребать что-то вроде этого случая с вирусом, но да кому я рассказываю? Тебе ведь тоже приятно работать в Особом отделе?

– Несмотря на всё… Да, пожалуй, что так. У нас неплохо. По крайней мере не скучно.

– И, к слову, о том, жалею ли я. Если я буду тебя учить, то получается, что я ничего и не потеряю от тех возможностей, которые могли бы у меня быть, обучай я кавалеристов. Воспитаю уж настоящего коммуниста, который хорош и с винтовкой, и с мечом, и с пером.

– Идеальный гражданин, по мнению древних греков?

– Правда? Не знаю ни одного древнего грека, но если они считали так же, то я их полностью поддерживаю.

– Слушай, а ты бы не хотел побывать в Греции?

– Я ровным счётом ничего о ней не знаю! Знаешь ли, в сибирской старообрядческой школе мне об этом ничего не говорили. Как и в трущобах Петербурга. Но почему бы и нет? Там всё ещё есть те древние греки, которые рассказывали про идеального гражданина?

– Нет, но мы можем посмотреть на то, что от них осталось. А ещё погулять по Константинополю, съесть по гиросу, покататься на автомобиле по Лаконии, посмотреть на Акрополь, руины древних театров… В общем, мне кажется, там есть что поделать.

– Ну тогда решено! Закончится война с белыми, закончится эта война с турками у греков, и всё, можем ехать в первый же отпуск.

– Ха! К тому моменту, может, Греция уже будет частью нашей мировой коммуны! Как и Турция!

– Думаешь? Мне кажется, что, несмотря на удалость нашей армии, мы остановимся на Польше и Финляндии. Всё же Ноябрьская революция провалилась, едва ли без Германии мы сможем зажечь пожар мировой революции. Скорее всего, остановимся в старых границах и будем мирно строить рабочее государство дальше.

– Как ты недооцениваешь товарища Троцкого.

– Кажется, что даже переоцениваю. Без обид к нему, но на должность командира всей Красной армии есть и кто-нибудь поумнее. Тухачевский, Ворошилов, Сталин, Дзержинский или…

– Брусилов?

– А хоть бы и Брусилов! Под его командованием служить было вполне неплохо! Уж лучше, чем с Алексеевым!

– Староват твой Брусилов.

– А кто из нас молод?

– Ох, ладно, не наши это заботы. Мы своё дело сделаем. Революция победит, а потом мы с тобой поедем в Грецию, что бы там ни было. Таков план.

– И он хороший, – сказал Йозеф, допив чай. – Но у меня есть план на более близкое время: сейчас ты хотя бы доешь первое, и пока ещё у нас есть время, пойдём немного прогуляемся, пока солнце высоко и допрашивать очередного свидетеля не надо. А то чует моё сердце, что с этим делом спокойствие нам ещё долго не светит!

– Что ж, этот план даже лучше!

Печать первая – Йозеф – И снова нехороший дом

– Дальше никого пускать не велено! Даже сотрудников ЧК! Карантин! – сказал красногвардеец в противогазе, поднимая ладонь вверх в призыве остановиться.

– У нас тут особое разрешение от товарища Дзержинского, – произнёс я и подал ему лист бумаги, который мне выдали в конторе.

Солдат на блокпосте долго всматривался в документ, а затем подозвал своего коллегу. Тот тоже долго смотрел на буквы и чесал лоб. Остановивший нас красногвардеец спросил:

– Ну, что там написано?

– «Особым разрешением главы Временного Чрезвычайного Комитета Ф. Э. Дзержинского, допустить сотрудников Особого отдела ВЧК Й. Ярузельского и Ф. Рокоша в любые зоны, находящиеся под карантинным надзором. Всячески содействовать в их рабочей деятельности и снабжать всей необходимой информацией». Вот что здесь написано. И подпись Феликса Эдмундовича стоит, – сказал его товарищ и отдал мне бумагу.