В камере размером с купе было душно, тесно и темно. Ее полностью занимали две пары зеленых двухъярусных нар, стол и умывальник. Не было ни одного свободного места на полу. На перилах, спинках и веревках, протянутых под потолком, висело выстиранное белье. Подоконник, столик, стул, умывальник, все горизонтальные поверхности были загромождены бутылками, банками, коробками, футлярами, косметикой и всяким хламом.

– Извините… – Я повернулась к Чурбану. – Но тут, очевидно, уже занято.

Он ничего не ответил. Аккуратно втолкнул меня внутрь.

– Моя просьба была рассмотрена? – спросила я. – Я просила одноместный номер.

Он захлопнул тяжелую дверь и повернул ключ.

В одном милая женщина из администрации была права. Очередь у дверей туалета здесь вряд ли возникнет. Но только потому, что здесь у туалета нет двери!

В этот момент что-то изменилось. Что-то закончилось и, к сожалению, что-то также началось. Меня закрыли в скороварке, стальная крышка которой была сконструирована таким образом, чтобы выдерживать огромное давление и температуру внутри. Ничто не могло вырваться наружу. Лишь шипение конденсированного пара, переходящее в свист, сообщало о том, что происходит внутри. Невидимые часы начали отсчитывать время до того момента, когда в плотно закупоренном сосуде закончится воздух.

Нет худа… По крайней мере, я знала, где умру, а это уже кое-что. Печально было бы покидать этот мир в красивой обстановке, среди любящих людей. Но покидать тесный чулан, заполненный неизвестными особами с криминальным прошлым, – это не печаль. Это облегчение.

Их было трое. Сидели на двух нижних койках. У каждой в руках была кружка с чаем и сигарета. Они молча глядели на меня.

Первая была спортивной. Со стройным телом. Если бы встала, очевидно, оказалась бы высокой. Со смуглым цветом лица ей не требовалось слишком много уходовых процедур и косметики, чтобы выглядеть достаточно хорошо. Холодный и пронизывающий взгляд заставлял человека чувствовать себя неуютно в ее обществе.

Вторая была еще дитя. Не знаю, было ли ей хотя бы лет двадцать. Маленькая, худенькая. Одежда на ней висела. Лицо серое, осунувшееся, но улыбчивое. Волосы неухоженные и непричесанные.

Третья мощная, огромная, пышная. Она одна занимала почти всю койку. Лицо у нее было нежное, ангельское, почти совсем не угрюмое. Она была единственной, кто давал хоть какую-то надежду на возможность человеческих отношений.

Войдя, я не сказала «добрый день». Мне казалось, что не стоит обманывать себя и быть вежливой с преступницами. Лучше было притвориться жестокой и безжалостной, стать похожей на тех женщин, которые ничего не говорят, только смотрят холодными, пустыми глазами, без малейшего сочувствия или какого-либо человеческого чувства.

– А поздороваться?! – возмутилась спортсменка.

– Хамка, – прокомментировала та миниатюрная неухоженная женщина.

Я почувствовала себя странно. Я не знала, что со мной не так. Незнакомое чувство. Только через некоторое время я поняла, что просто не знаю, что ответить.

– Где я могу присесть? – спросила я.

Они молча смотрели на меня. Затягивались сигаретами, прихлебывали чай и относились ко мне так, словно меня вообще не было. И все же я была.

Многое указывало на то, что в ближайшее время это состояние может кардинально измениться.

Я не могла представить, как мы проведем хотя бы один день в этой тесноте. Друг на друге, как в курятнике.

Это место напоминало больничную приемную. Тесно, душно, все нервничают и раздражены. Единственное отличие заключалось в том, что время от времени, довольно редко, кто-то из сидящих прерывает ожидание коротким визитом в кабинет. Потом они выходят и встают уже в другую очередь, где продолжают делать то, ради чего пришли в больницу, – ждать.

Между койками был проход в несколько сантиметров. Женщины садились по обе стороны, вытянув ноги вперед. С помощью такой оптимизации они занимали все пространство, и пройти было невозможно. Если кто-то хотел добраться до окна, двоим приходилось класть ноги на койки, а третьей – подниматься или отступать к двери.

Никто из них не шелохнулся и не сдвинулся с места. Я постояла немного, потом села на обшарпанный стул рядом со столиком. На нем лежали утюг с перегоревшим шнуром, фен, коробки с чаем – одна, две, три, пакет сахара, в нем засахарившаяся чайная ложка. Ни одного стакана. Вместо них зеленые пластиковые кружки. Одна зеленая пластиковая тарелка, на ней вторая зеленая пластиковая тарелка, на ней третья зеленая пластиковая тарелка…

Я почувствовала, что мои веки слипаются.

Странное место. Рельсы и поезда. Локомотивное депо «Гроховская». Это такое путешествие. Иду с вещами. На входе милые люди спрашивают билет. Они ворчат, что я так поздно пришла. Я понимаю, что поезд вот-вот отправится. Они проверяют багаж. Зачем? Наверное, какой-то закон ввели. Антитеррористический! Они забрали мою тележку! Я больше ничего с собой не взяла. Я ведь не знала, что мне понадобится для этого путешествия.

Вот и платформа. Одна, короткая, узкая.

Мы садимся в поезд с симпатичным проводником. Ищем свободное место. O! Спальное купе здесь тоже есть! Кушетка на несколько человек. Двухъярусные кровати, немного узкие, но спальные места есть. Одеяла не самые красивые, но для короткой поездки их вполне хватит. Полотенца с продуманным логотипом: СИЗО. Наверное, новый перевозчик. Я захожу в купе. Странно. Одни женщины. Каждая сидит на своей койке.

Я обращаюсь к пассажиркам. Не отвечают. Не хотят разговаривать. Мы трогаемся. Поезд идет медленно, как черепаха.

Меня разбудил щелчок замка и скрип двери. Наконец-то!

Я должна была сказать, что мне здесь совсем не нравится и я хотела бы подойти к стойке регистрации, чтобы попросить поменять номер, но охранника не было на месте. Он прятался где-то в глубине коридора, а в дверном проеме стояли кастрюли на колесиках и две женщины, которых я уже видела. Колотая и Бритая.

Я встала.

– Куда? – крикнула спортсменка. – А ну, села!

Я села.

Она медленно поднялась с койки и спокойным шагом подошла к двери. Три женщины встретились взглядами, как боксеры на пресс-конференции.

Заключенная передала свою зеленую тарелку, а Колотая положила ей несколько кусочков зельца, масло, немного творога, джем и помидор. Бритая исподлобья посмотрела в сторону коридора, затем наклонилась и подняла небольшой сверток, который затем передала спортсменке. Та быстро развернула упаковку и просмотрела содержимое.

– Здесь не все, – недовольно сказала она, переводя взгляд с Колотой на Бритую. – Где остальное?

– Хороший вопрос, – ответила Колотая. – Всем чего-то не хватает из товаров. Кому-то придется за это заплатить.

– Все выясним, – резюмировала спортсменка.

Они смотрели друг на друга с таким же презрением, с каким судмедэксперт смотрит на клиента.

– Разговорчики! – раздался мужской голос из коридора. – Работаем молча!

Спортсменка отошла спокойным шагом, покачиваясь из стороны в сторону, словно несла под мышкой два телевизора. Она вернулась на свою койку, словно ей было на все наплевать и ничто ее не волновало.

И пусть они делают со мной что хотят! Я не выдержала и как сумасшедшая бросилась к двери. Никто еще не приносил мне в комнату готовый ужин. Даже в санатории. Хотя, когда я еще преподавала в школе, был один ученик, у которого в конце года оценки были между двойками и тройками. Он приносил на урок и в учительскую кучу продуктов, потому что его родители ездили за товаром в Турцию. Кофе, шоколад, всевозможные лакомства. Мне тогда везло. Мои коллеги завидовали. Я, конечно, не повышала ему оценки, потому что он этого не заслуживал. Я хотела заставить его учиться, а не заниматься коррупцией. Я боялась, что он плохо кончит, и, к сожалению, так и случилось. Он был не очень умным и безнадежно ленивым. Не перешел в следующий класс. Едва окончил школу. Потом все стало еще хуже. Без образования у него не было шансов на нормальную работу и честную жизнь. Недавно я увидела его по телевизору. Он стал политиком.

– А ты куда лезешь? – спросила Колотая.

Остальных соседок обслужили передо мной. Зеленая пластиковая тарелка, зельц, масло, творог, джем и помидор. Бритая заговорщически поглядела в сторону коридора, передала сверток из рук в руки. Проклятия и жалобы.

– Ну вот, у нас в отделении появилась крыса, – констатировала миниатюрная неухоженная.

Та, что с добрым лицом и мощным телосложением, неодобрительно покачала головой.

Наконец-то подошла моя очередь.

– Да, вашего room service не дождешься, – сказала я.

– Ничего, сучка, тебя к порядку приучат! – усмехнулась Колотая.

– Сучка? – рассмеялась я. – Фу! Тоже мне оскорбление. Смешно.

Колотой было не смешно. Ее лицо исказилось в злобной гримасе. Но и это меня не впечатлило. В своей жизни я повидала немало подобных гримас. Однажды в клубе для пенсионеров я хотела выглядеть свежо и не надела очки. Я подала чай, и все ужасно скривились. Один начал плеваться, другому стало плохо. Кто-то обвинил меня в том, что я перепутала сахар с солью. К сожалению, в этот момент у нас выступал молодой поэт со своим дебютным сборником. Он неоправданно близко к сердцу принял реакцию публики. Неудивительно – в конце концов, он был впечатлительный. Недовольные мины, хмурые брови, плевки и сквернословие. Кто-то должен был предупредить его, что поэзия – это нелегкий кусок хлеба. Я не знаю, что с ним случилось потом. Возможно, он напился с друзьями, посмотрел какой-нибудь матч или сериал, переспал с кем-то или нет, а на следующий день пошел работать продавцом. Ему повезло. Когда-то таких возможностей не было, и неудачливые поэты бросались с мостов в реку.

Может быть, он напишет что-нибудь еще. Например, «Как я не стал поэтом». Я бы с удовольствием прочитала. Колотая тем временем завела руку за спину, вытащила из штанов забавный предмет, похожий на замотанную бинтом чайную ложку, и направила его на меня.

– Будешь надо мной смеяться?! Кишки вырву! – продолжила она. – Выпотрошу тебя, как кита! Отрублю голову! На куски порежу!

– Чем? – громко рассмеялась я. – Ложкой?

Я обернулась к девочкам, думая, что они тоже осознали огромный комический потенциал ситуации, но они просто сидели с широко открытыми глазами и разинутыми ртами. Сигарета выпала изо рта миниатюрной неухоженной. Она этого даже не заметила.

Колотая мгновенно подскочила ко мне. Одной рукой прижала меня к стене, а другой приложила к моей шее многофункциональный столовый прибор. Она посмотрела мне в глаза с очень близкого расстояния, и ситуация полностью утратила свой комический характер. Тогда я поняла две вещи. Во-первых, ложку можно было довольно эффективно заточить, что очень интересно и о чем люди в повседневной жизни не подозревают. Во-вторых, косметика и чистящие средства, должно быть, были очень ценным и дефицитным товаром в тюрьме.

Со мной могло произойти много чего нехорошего. Меня могли даже, согласно угрозе, расчленить и четвертовать, а учитывая размер потенциального орудия убийства, мне предстояла бы очень долгая и мучительная смерть. Однако этого не произошло. По крайней мере, в тот день.

За спиной Колотой появилась Бритая и начала настойчиво хлопать ее по плечу. Когда та обернулась, Бритая указала глазами на коридор, откуда доносился голос охранника.

– Разговорчики! – гремел мужской голос. – Работаем молча!

– Я до тебя еще доберусь! – выдавила сквозь стиснутые зубы Колотая.

– Доберусь? Я не очень понимаю, чего конкретно мне ждать, – заявила я.

– Узнаешь, сучка.

Она провела ложкой по моей шее.

Как же больно.

– Ты меня порезала! – крикнула я.

Колотая быстро вернулась к двери как раз перед тем, когда подошел Чурбан, встревоженный моим криком.

– Что здесь происходит? – спросил он неприятным голосом.

– Ничего, – ответила Колотая.

– Почему вы кричали? – Он поглядел на меня.

Все думают, что легко подавить свои эмоции и держать язык за зубами. Но это не так. Это легко только в том случае, если вы сами не были в такой ситуации. И вы не знаете, как это больно!

– Она на меня напала! – воскликнула я, указывая на Колотую.

– Я? – притворно удивилась та.

– Это правда? – спросил охранник.