– Я сниму платье, чтобы не порвать, – проговорила Кайлин осторожно, – если ты не возражаешь, чтобы я все-таки пошла в нем на праздник?

Судорожно дыша сквозь стиснутые зубы, Рогар кивнул, и тогда она быстро стянула с себя и отбросила как можно дальше наряд, оставшись перед ним в нательном белье, глупых теплых чулках и украшении из тяжелого красного золота. Рогар сглотнул, снова пройдясь по ней взглядом. Поднял руку, обвил вокруг пальца прядь ее рассыпанных по плечам, еще не убранных в прическу волос, чуть потянул, чтобы поднести к носу, втянуть в себя ее запах.

– Как я скучал по соли и ветру в твоих волосах…

Теперь, когда он склонился к ней, Кайлин поймала краем глаза раскрошенный в щепы чайный столик. Они ставили его у камина, когда лежали на шкуре, греясь у огня. Непоседливый Лаур так и норовил смахнуть с него блюда…

Она подняла руки и провела раскрытыми ладонями по его изувеченному лицу, глубоким складкам на лбу и в уголках рта, разглаживая их, стирая все печали. Коснулась кончиками пальцев восковых печатей в глубине его ушных раковин. Повернула к себе его крупную, гордую голову, нежно улыбнулась:

– Иди ко мне, Рогар. Если хочешь сейчас – бери. Я скучала по тому, как ты делаешь со мной это…

Он снова поцеловал ее, прижимая спиной к холодной каменной стене, упираясь ладонями по обе стороны от ее головы. Камин в его покоях не растоплен. Дверь на балкон как всегда распахнута настежь. Он не чувствует холода, потому что сам насквозь, изнутри проморожен. Своими страхами, своим грузом вины, шлейфом своих потерь. Но теперь она рядом. И вместе с ним не чувствует холода тоже.

Откинув голову, Кайлин подставила шею жадным губам своего божественного мужа, наполняясь желанием, накаляясь до предела под его руками. Каждое прикосновение его горячего рта – как взрыв в ее крови. Каждый удар его бедер – как меч, пронзающий ее сердце. Она лизнула сладкий пот, стекающий по его груди в проеме расстегнутого ворота, а затем широко открыла рот, захватила тугой мужской сосок прямо через ткань рубашки, теряя разум, беспорядочно скользя языком по крохотной напряженной вершинке плоти.

Рогар застонал, громко, стаскивая с нее белье, стягивая вниз до колен глупые теплые чулки. Может это стена так влияет, что между ними все так быстро и так сладко? Кайлин ощущала, как влага течет из нее вниз по бедрам, ее тело жаждало принять его в себя. Обезумев, она оттолкнула его, сама скинула чулки на пол, оставшись совершенно голой и лишенной всякого стеснения. Рванула на Рогаре рубашку, но сил разорвать не хватило, только кое-где поотлетали застежки.

– Дикий маленький рачонок, – засмеялся он, сам освобождаясь от одежды. – Ты знаешь, почему ведешь себя сейчас, как голодный зверек? Радужная стена поет вам, людям, то, что вы хотите услышать.

Кайлин хотела спросить, что же ему самому поет радужная стена, но побоялась испортить момент. Все слишком сладко между ними. В прошлый раз, когда она задала первый вопрос, который пришел в голову, Рогар ушел. Если он уйдет сейчас или выкинет ее за дверь, как собачонку, она умрет, взорвется от неудовлетворенного желания и умрет на месте. Или начнет яростно ласкать себя там же, на полу у его двери, и потом сплетницы сотрут себе языки, обзывая ее всякими словами. Она хищно облизнулась, увидев его массивный напряженный член. Бедняжки завистницы, они и представить себе не могут, как ей повезло.

– Хочешь его? – снова засмеялся Рогар. Чудовищно хромая, он попятился к растерзанной постели и упал прямо на разбросанный пух. Его глаз сверкал предвкушением и безумием. – Иди сюда, рачонок. Оседлай его. Или его.

Закинув руки за голову, он вытащил откуда-то из-за кровати свой огромный боевой меч. Яростно зарычав, Кайлин прыгнула на дея, каким-то невероятным чудом выбила из его руки оружие. Сталь не зазвенела по полу, лишь глухо упала в деревянные обломки.

– Не смей! – почти закричала она, сидя на животе у мужа, обхватив его лицо руками, низко склонившись над ним и содрогаясь всем телом от похоти, охватившей ее до последней клеточки. – Не смей отгораживаться от меня прошлым! Не смей отталкивать меня, пытаясь задеть и обидеть!

Ухмылка медленно сползла с его искалеченного лица.

– Когда разлом снова закроется, ты посмотришь на сегодняшний день другими глазами, – проговорил он через хриплое дыхание. – Вспомнишь, как трахалась с уродом, текла и прыгала на его член.

Застонав от бессилия, Кайлин впилась в его твердые губы, чтобы задушить эти жестокие слова своим поцелуем, прижала к кровати его сильные запястья своими слабыми руками, почти распяв его под собой, и резко опустилась на его вздыбленный член. И тут же изогнулась назад, извиваясь на нем, вбирая в себя мокрой разгоряченной плотью. Украшение из тяжелого красного золота подпрыгнуло у нее на шее и шлепнулось обратно. И еще. И еще. Оно ударяло по груди Кайлин с каждым новым рывком, возбуждая ее еще больше.

– Да, – прошептал Рогар, жадно расплющивая ладонями ее налитые, чувствительные груди, – я пытался убить тебя на этой самой кровати, а ты прыгаешь на мне на ней.

Она стиснула коленями его бока, не находя слов в своем пересохшем горле, ощущая горячую лавину, растекающуюся от низа живота, от лона, растянутого им до предела, вверх по телу, рукам и ногам, до самых висков и макушки. Он снова двинулся в ней, чудовищно огромный и раскаленный, громко застонал, и она ощутила, как в воздухе пахнет сладостью, испаряющейся с его кожи. Схватив руку Рогара, Кайлин засунула его палец себе в рот, продолжая извиваться на его пульсирующем члене и слушать, как он хрипло повторяет ее имя. Да, вот так, жадно и дико, сквозь легкую боль, оставленную в сердце его жестокими словами. Он ранит ее и любит одновременно, но разве так не было всегда? Он причинял ей страдания своей любовью, а она – ему.

Его большое сильное тело выгнулось под ней, исторгая внутрь нее такое желанное семя, и Кайлин закричала, ощущая, как сладкие спазмы сводят ее бедра, ноги, низ живота. Задыхаясь, она упала на широкую влажную мужскую грудь, царапая по его коже своим ожерельем, и почувствовала, как его пальцы гладят ее волосы.

– Прости меня, рачонок. Я такой дурак. Зачем я наговорил тебе все это?

– Я не знаю, Рогар, – расслабленно простонала она, – и не хочу об этом думать. Не теперь, когда внутри меня так хорошо и спокойно, и… внутри меня ты. Для меня ты лучше всех. Но если тебе так хочется услышать: да, я ничуть не жалею, что трахалась с таким уродом и калекой, как ты.

Он тихонько хмыкнул, продолжая перебирать ее волосы. Кайлин вздохнула и закрыла глаза. Она почти научилась различать, когда он всерьез на нее злится, а когда – лишь на самого себя.

– Я не могу простить себе той ночи, – вдруг серьезным голосом проговорил он и погладил ее по волосам, – не могу простить… что я такой.

– Какой?

– Небезупречный.

– Ты можешь быть каким пожелаешь, – в полусне от сладкой истомы пробормотала она, нежась в тепле его тела, – ты же бог.

Рука Рогара замерла в ее волосах.

– А что, если я не бог, Кайлин?

– А кто же ты? – усмехнулась она. Внезапно в комнате повисла тяжелая, вязкая тишина, и Кайлин встрепенулась, вскинула голову: – Что ты хочешь сказать мне, Рогар?

Лежа под ней на спине, он долгим взглядом посмотрел ей в глаза.

– Что, Рогар? – заволновалась Кайлин. – К чему ты клонишь? Доверься мне. Я же тебе доверяю. И прошу: не закрывайся. Я не закрываюсь от тебя.

– Но ты не призналась мне в том, что я напал на тебя ночью, – спокойно произнес он, снова поигрывая с ее волосами.

– Потому что боялась как раз такой реакции. Что ты опять начнешь винить себя. Как в итоге все и случилось. Но в итоге я же тебе сказала! В лицо, как ты и хотел. А еще сказала, что не виню тебя ни в чем. Я знала, на что шла. И шла на это с открытыми глазами.

– Тебе было страшно? Той ночью? – голос у него стал вкрадчивым, как и движения руки в ее волосах.

Кайлин вздохнула. Она бы с огромным удовольствием забыла обо всем и уж конечно не хотела думать об этом в такой момент: когда они только что страстно и дико занимались сексом, и одновременно испытали удовольствие в объятиях друг друга, и теперь тихо и мирно лежат вместе посреди всего этого хаоса, в который он превратил свою спальню. После того, как он снова играл с ее ребенком, как ни в чем не бывало, и бесконечно разбивал и склеивал ее сердце, позволяя за этим наблюдать. Не теперь.

Но Рогар словно пытался в чем-то ей признаться. Он хотел искренности и сам же никак не решался на нее. Может, стоит сделать первый шаг?

– Да, мне было страшно, – с неохотой призналась Кайлин. – Я спала… и проснулась… за мгновение до того, как ты напал. Но я не обиделась на тебя, не стала любить меньше. Это был не ты. Не тот ты, которого я полюбила. Это было твое прошлое. Твоя цена, которую пришлось заплатить Подэре. Мне хотелось… снять груз с твоих плеч. Помочь тебе хоть немножко. Но я не знала как.

– Потому что я лучше всех, да? – он вдруг повернулся и оказался сверху, вдавливая Кайлин в растерзанную перину весом своего сильного тела. – Так ты сказала? Лучше всех… кого? Других любовников, которые у тебя были?

– Рогар!

– Что? Ты сказала, что не закрываешься от меня, рачонок. Значит ли это, что ты не врешь мне? Мне нужна эта правда, Кайлин. Правда, нужна. Мне нужно знать, чтобы не сходить с ума, чтобы не верить тому, что Шион говорит о тебе. Твердит постоянно… каждый раз, когда я пытаюсь решить, что с ним делать…

Кайлин стиснула кулаки. Темная деева башня… но разозлиться не получалось. Может, Рогар и прав. Может, потом, когда разлом схлопнется, она как-то иначе переоценит свои поступки. Заставит себя сходить к Шиону в темницу. Понять, почему он продолжает мстить ей, за что так ненавидит ее? За то, что выбрала другого? За то, что притворялась, что любит, и виновата в этом?! Потом. Но не теперь. Теперь разум отказывается думать о плохом и грустить. Сердце хочет любить. А мужчина, который сжимает ее в объятиях, требует правды, чтобы самому начать верить…

Кайлин облизнула губы. Она не конца ощущала в себе уверенность, что об этом стоит говорить. Но бог с сияющим взглядом ждал ее ответа, а она уже прочно усвоила, как важно его не злить.

– Я не хочу об этом говорить, – все же мотнула головой она. – У тебя тоже были женщины. Много женщин. Ириллин…

– Но я ни с кем не спал с тех пор, как встретил тебя, – прорычал он сквозь зубы, сверкая единственным глазом. Прекрасный в своей нечеловечности. Ужасно измученный чем-то, чего она пока не могла постичь. – С тех пор, как понял, что люблю тебя и больше никого на всей Эре. Я порвал с Ириллин еще задолго до того, как мы с тобой встретились снова. А ты? Ты можешь сказать о себе то же?

Кайлин набрала в грудь побольше воздуха. Правда так правда.

– Я не сразу поняла, что люблю тебя.

– И все же? Сколько их было, Кайлин? С кем ты меня сравниваешь, когда говоришь, что я лучше?

– Я не хочу, Рогар, правда… Я не…

Она охнула, когда он шевельнулся в ней. Склонил голову, соблазняющими поцелуями касаясь ее скул, губ, ключиц. Продолжил двигаться, распаляя изнутри желанием снова, и Кайлин инстинктивно раздвинула ноги, отдаваясь новому витку их страсти.

– Был Шион, – прошептал дей ей на ухо, приподнимаясь на руках так, что она могла видеть его рельефный, испещренный шрамами торс вплоть до места, где их тела соединялись. – Это ведь известный факт, правда? Ты не станешь отрицать его.

– Шион… да… – Кайлин сглотнула, – но… – мысли путались в ее голове, становились беспорядочнее, – я отдалась ему, чтобы не думать о тебе… и все равно думала… каждую секунду представляла тебя на его месте… сама того не понимая…

– Мой сладкий рачонок, – она выгнулась, жадно отвечая на поцелуй, которым Рогар наградил ее за трудное признание, – моя бедная потерянная девочка… но ведь потом были и другие?