Кое-как одевшись, Рогар поспешил во двор. Тут и там слышался смех, женские игривые взвизгивания. Поймав за шиворот какого-то кнеста, бегущего со всех ног за полуодетой иххой, Рогар без объяснений потащил его за собой.

Ему нужен этот человек, чтобы кое в чем убедиться.

К счастью, парень еще не успел сильно напиться и сообразил, кто перед ним, начал сам быстро переставлять ноги и дальше пошел уже без дополнительных принуждений. Вдвоем они пересекли двор, спустились в проход под цитаделью, где Рогар сорвал со стены один из факелов и вручил его кнесту. Собственноручно он отпер хитроумный засов на воротах, сконструированный им при помощи полученных на Подэре знаний. Невозможно открыть, не зная небольшой секрет. Пусть цитадель не защищена со стороны Эры, но и не совсем уж наивна и беззащитна. Сколько ни крутись у ворот, обманом ты их не возьмешь.

Распахнув створку, Рогар первым вышел в ночь. Долина, укрытая снегом, освещенная кострами, выглядела торжественной, праздничной. Дрожащий от холода кнест выбрался следом, с недоумением огляделся по сторонам.

– Пойдем. Посветишь, – Рогар первым двинулся вперед, к темному холмику, заметному даже отсюда. Гулко топая сапогами по наезженному насту дороги, ведущей от деревни в цитадель, он чувствовал, как ухает в груди сердце. Это все неправда. Это все неправда. Это все не… но он будет не он, если станет полагаться лишь на предположения.

Остановившись в двух шагах от тела, Рогар шумно втянул носом воздух. Где-то вдалеке заулюлюкал кто-то из камнелюдей, остальные подхватили, и крик мигом разнесся по долине, будто окружая двух смельчаков. Подэра бы не стала окружать, мимоходом подумалось Рогару, Подэра бы ударила в лоб так, чтобы и праха не осталось. Но вот Надэра…

– Мой дей! – кнест вздернул повыше факел, словно не верил своим глазам. Рогар своим уж точно не верил. – Посмотрите, кто там?

– Ты тоже его видишь? – уточнил дей и порадовался, что с учетом обстоятельств, вопрос звучит и выглядит непринужденно. Что ж, по крайней мере, он еще не до конца выжил из ума. Кто-то копался в замке ворот, пытаясь сообразить, как они открываются, и пришел не наугад, а именно в ночь, когда все кнесты в цитадели предавались веселью.

Кнест уже приблизился, машинально хватаясь рукой за клинок, которого на поясе не висело. Люди расслабились, люди праздновали, сложив оружие, хоть ненадолго позабыв обо всем. Рогар был тоже безоружен, но с учетом того, в каком мире он родился, оружием для него могло стать что угодно. Кнест убедился в этом, когда перевернул тело и увидел, как из горла торчит острая, залитая кровью деревяшка.

– Его кто-то убил!

Рогар хмыкнул и поймал на себе испуганно-восторженный взгляд. Интересно, этот малый сообразит, что дей просто удачно оказался в нужный момент на балконе? Или спишет все на божественную силу, с которой боги творят свои божественные дела? Наверное, не стоит обольщаться насчет умственных способностей какого-то парнишки.

– Узнаешь его? Видел поблизости раньше?

Кнест откинул капюшон, открыв исхудалое, совершенно незнакомое Рогару лицо, покачал головой.

– Одежда, как из Паррина…

– Паррин – центр путешествий и торговли, там может сменить платье любой, проезжающий мимо.

Парень кивнул в знак согласия, опустился на колено, пошарил по карманам, выудил кошель с монетами и дрянной клинок.

– Похоже на наемника или просто бродягу в поисках приключений.

– Значит, он забрел к нам по ошибке?

– Я не знаю, мой дей. Но я могу затащить тело во двор, чтобы и другие кнесты на него поглядели.

– Прекрасная идея, – Рогар забрал факел из рук парня и жестом предложил приступать.

– Он забрел не по ошибке, – бросил ему в спину мальчик с младенцем на руках и вздохнул с укоризной, – ты знаешь, кто за всем этим стоит. Ты знаешь, что они за тобой наблюдают. Только и ждут, когда ты хоть на миг ослабишь бдительность.

– Заткнись, – проворчал Рогар сквозь зубы, стараясь делать это тихо. Кнест громко пыхтел, пятясь и волоча тело за ноги по снегу, и не обратил на него внимания.

– А вдруг это Симон его послал? – мальчик ускорил шаг и поравнялся с ним. – Одежда, как из Паррина. А Симону запрещено приближаться к стене. Как он сказал тебе при последней встрече? Что с радостью сам бы убил тебя собственными руками, чтобы освободить проход для своих родных?

– У Симона кишка тонка для такого. Он только и умеет, что говорить. Он струсил, стоило мне приставить нож к его шее. Я даже с полураспоротым горлом дрался до последнего.

– Тогда это Надэра. Она ждет, когда разлом откроется, чтобы нанести удар. Ты будешь занят Подэрой, когда они нападут сзади. Не забывай, они все читают у тебя в голове. Все твои планы им известны.

И мальчик красноречиво постучал по своей разбитой голове.

– Заткнись! – на этот раз не сдержался Рогар, и кнест от неожиданности подпрыгнул. Правда, тут же сделал вид, что не слышал ничего.

Потому что они врали ему.

Все всегда врали.

Напоследок, закрывая за собой створку ворот, Рогар обернулся и медленно обвел взглядом темное, усыпанное огнями пространство.

Теперь ему казалось: сама тьма на него смотрит. Живет, дышит рядом – лишь руку протяни. В каждом укрытом тенями углу чудилось шевеление. Он вынул и вторую ушную пробку, чтобы лучше слышать шелест кожистых крыльев, который то и дело раздавался за спиной, стоило лишь отвернуться. С факелом в руке, Рогар обходил и обходил свою каменную твердыню по самым отдаленным закоулкам, охотился, искал и все равно никого не мог поймать.

Они прятались.

Они делали это очень искусно.

Потому что всегда знали обо всех мыслях в его голове.

Внутренний двор цитадели был освещен мерцающим сиянием, и в какой-то момент, пересекая его в тысячный раз в своей тщетной погоне за ускользающими фантомами, Рогар остановился. Верхний край радужной стены виднелся из-за внешней заградительной стены, на его фоне четко просматривались скорпионы, установленные в надвратных башнях, пока что молчаливые и одинокие. Примитивное оружие дикарей, Подэра бы с удовольствием, хохоча, сжала в кулак и искрошила в щепки эти слабосильные игрушки.

Если бы могла.

Иногда ему даже хотелось, чтобы все произошло по-другому. Чтобы у него тогда, сотню лет назад, не оказалось выбора. Чтобы, выйдя из разлома, его товарищи просто шевельнули пальцами – и в долине Меарра не осталось бы никого живого. Он бы не смог ничего с этим поделать. Он бы просто шел бок о бок с другими такими же и освободился от необходимости размышлять. Лишь выполнял бы четкие приказы сверху – разве не в этом состоит удел каждой боевой единицы? Шагать по белым костям с совершенно пустой головой и бесконечным запасом чужой смерти в кончиках пальцев.

Но это их и погубило, его товарищей: зависимость от четких приказов. Он-то знал, он-то с самой первой секунды видел, что сможет играть по правилам Эры, налепит себе слабосильных игрушек и неразумных солдатиков, которыми с легкостью сумеет управлять. Его не смущала необходимость отвыкнуть от прежней могущественной силы и научиться махать тяжелой железкой, как какой-нибудь простой смертный. Деградировать до уровня камнелюдей в глазах Подэры. И поэтому он выиграл и занял этот мир, а они проиграли.

Но теперь пресловутая способность размышлять его и сгубила. Кто-то другой проник в его разум, кто-то шпионит там за ним. Кто-то, умеющий так же критично мыслить, не зависеть от строгих приказов, адаптироваться в самых трудных и быстро меняющихся условиях, как и сам Рогар когда-то. Теперь он сам себе враг: невозможно ничего спланировать, ведь планы сразу станут известны. Кому? Им, им, конечно же. Тем, о ком постоянно предупреждает его мальчик.

Он зажмурился, ощущая слабый отблеск разлома на своем лице. Что, если мальчик прав? Что, если Надэра действительно ударит одновременно с нападением Подэры?

– Так и будет, – тут же отозвался тот, стоило о нем вновь вспомнить, – это было бесполезно потраченное время. Ты начал войну, которую тебе все равно суждено проиграть. И все твои жертвы напрасны.

Пальцы у Рогара разжались, горящий факел упал на покрытые инеем камни двора и зашипел. В ушах металась, выла и стенала Подэра. Где-то в тени за углом конюшни томно захохотала, а потом застонала какая-то ихха. Они так беззаботны, эти люди, они только и умеют, что веселиться, не понимая, что смерть вот-вот настигнет их. А ведь достаточно богу из цитадели хоть в чем-то оступиться, принять хоть одно неправильное решение, сделать единственный ошибочный вывод…

– Нет, – сказал он сам себе и потряс головой, – нет. Нет. Нет.

Медленно, продолжая трясти головой и бормотать себе под нос, как какой-нибудь помешанный, он побрел вверх по лестнице в помещения цитадели. Навстречу буквально скатились, не попадая ногами в ступени, несколько его людей, они вовсю горланили песни и размахивали кувшинами, расплескивая их содержимое, обнимали за бедра разбитных ихх. Рогар посторонился, пропуская, и на него даже не обратили внимания.

«Вот так, пожалуй, и я не замечаю чего-то очевидного», – подумалось ему.

– Пойдем, пойдем со мной, красотка, – проворковал один из парней, увлекая подружку в укромный уголок.

– Только после свадьбы, ты, развратник! – захихикала она, не сильно и отбиваясь.

– Ну неужели ты будешь так сурова к бедному кнесту, который скоро отправится в бой? Ну приласкай меня, голубка! – не унимался тот, под бурный хохот остальных товарищей. – Если вернусь с поля боя, женюсь на тебе, обещаю! Ты ведь такой лакомый кусочек!

– Что, я и правда так хороша? – кокетничала деваха, покачивая бедрами и красуясь. – На всей Эре для тебя нет никого лучше?

– Нет! – тот махнул рукой с кувшином и облил соседей, но никто не стал возмущаться. – Ты всех краше! Ну, разве что… кроме деи.

И громкий хор охрипших от пьяных воплей мужских голосов дружно затянул: «Наша дея хороша, славься наша дея! У ней славные глаза, хорошенькая шея!»

Рогар стиснул кулаки. Эту песню он не слышал ранее. Да он вообще предпочитал не слушать никаких песен, сторониться подобного веселья. Про Ириллин-то их точно не слагали, но Ириллин и не давала повода его кнестам для подобных фантазий. Глаза? Шея? Значит, они пялятся на ее шею и глаза? Какого?..

Ему вспомнилась маленькая островная дикарка, на которую он почти не обратил внимания поначалу и потерял голову, когда разглядел. Покрытая пылью, дерганая, угловатая девчонка, которую он пожалел – и не получил в ответ ни капли сострадания. Она расцвела позже, в своем материнстве, и окончательно оформилась после Паррина. После Дворца…

«С каких это пор ты разбираешься в золоте?»

«Со времен, как немного повращалась в кругах Симона при его дворце?»

А в чем еще ты научилась там разбираться, любимая? Вопрос так и вертелся на его языке, но Рогар не спросил. Почему? Может, побоялся ответа?

«Когда-нибудь ты полюбишь меня, рачонок.»

«Верните всех, кого убили. Верните Эрлар. Тогда я вас полюблю. А до тех пор – ни за что.»

И ее горячие бедра верхом на его бедрах. Ее нежная улыбка, блеск полуприкрытых глаз, выдох, которым она произносит его имя.

«Я люблю тебя, Рогар. Не закрывайся от меня. Я же от тебя не закрываюсь.»

Но Эрлар он так и не вернул. Не воскресил никого из мертвых, потому что просто был на такое не способен. Убивать – пожалуйста, но обратной силы это не имеет. Он равен богам своим совершенством – но он не бог на самом деле, и не все ему по плечу. За что же она его полюбила?!

– А ты уверен, что она вообще любит? Или, быть может, она просто поняла, что проще притвориться влюбленной в тебя, когда ей некуда стало податься? Когда ты загнал ее в ловушку и та захлопнулась? – ехидно поинтересовался мальчик, когда Рогар уже шел по коридору, двигаясь навстречу музыке.

– Ты же сам говорил, что она любит. Сам меня в этом убеждал, – прорычал Рогар в ответ.