Кайлин не пошевелилась. Она не сомневалась, что уж Ириллин-то на ее месте бы не колебалась. Перед ее глазами снова возникло воспоминание о том, как Ириллин нежно склонялась над спящим деем, вытирая с его обнаженного тела кровь другой, как сидела под дверью и слушала его стоны. Нет, Кайлин не хотела бы ни за что оказаться на ее месте.

Раздраженный ее молчанием, Рогар дернул головой. Наверное, кивнул своим людям.

– Возвращайтесь в строй, – прозвучал его холодный приказ. – Держите ряды. Ждите.

Мужчины неохотно повиновались. Когда звук их шагов стих в гулкой тишине коридора, по каменному полу пробежала протяжная дрожь. Рогар скрипнул зубами, помотал головой, его хватка ослабла, и Кайлин удалось отползти к своей двери, прислониться к ней спиной. Земля содрогнулась опять, стало слышно, как в покоях закричала Далирин. С трудом, придерживаясь за стену, дей поднялся на ноги, возвышаясь над женой.

– Так что, рачонок? Я так понимаю, прощения не будет?

Кайлин тяжело задышала, глядя прямо перед собой. Ее так и подмывало броситься ему на шею, заклинать беречь себя, но горечь и досада продолжали комом стоять в горле.

– Жизнь Лаура зависит от тебя, – только и сумела она выдавить. – Пожалуйста, спаси моего ребенка. И всех остальных детей Эры. Иди, Рогар. Пожалуйста, иди.

– Что ж, – он помолчал. – Может, ты и права, что не прощаешь. Я бы не простил. Слушай Ириллин, она знает, что делать. Ничего не бойся. Я не лишу тебя удовольствия считаться женой героя. Ведь это лучше, чем быть женой предателя, правда? Женой предателя не хочет быть никто.

Голос у него был мягкий, но ей стало страшно. Хочет ли она быть женой героя? Видеть каждый день, чего ему стоит это? Разделять с ним груз тех жертв, что приходится приносить? Нет, совсем нет. Имей она возможность – с радостью бы от такого отказалась. Жила бы простой жизнью, вынашивала детей, встречала рассветы и закаты с любимым.

Но она хотела быть женой Рогара. Ни один мужчина на Эре не мог сравниться с ним. Не только в силе духа – но и в беспощадности, конечно. И в безумии. И вместе с тем – в рассудке, в умении точно разделить черное и белое, понимать, что хорошо, а что – нет. И в красоте. В его непривычной глазу, чудовищной, нечеловечной красоте. У нее никогда не было шансов устоять против того шквала эмоций, который рождался внутри с первого мига, как они встретились однажды на раскаленном просоленном причале. Она могла ненавидеть его – но любить все равно не переставала.

Оцепеневшая, Кайлин смотрела, как он уходит по коридору, не оглядываясь, даже не хромая в этот момент. Спина напряжена, кулаки стиснуты, все мысли наверняка уже перенесены к разлому. Он уже забыл о ней – как всегда забывал, когда им владело нечто более сильное, чем любовь к простой человеческой женщине.

Дура. Она схватилась за виски, раскачиваясь из стороны в сторону, полная горьких сожалений. Даже если он далек от человеческих чувств – для нее-то нет ничего важнее их любви, этого самого простого и примитивного чувства! Почему она не попрощалась с мужем как следует? Почему не подбодрила, не нашла несколько добрых слов? Что значат все ее обиды перед лицом угрозы, нависшей над ее родным миром? Она отправила его в бой с ощущением, что между ними все кончено. А он пошел биться за ее жизнь.

Кое-как она поднялась на ноги. Весь пол уже дрожал мелкой дрожью, из-за двери раздавалось завывание Далирин. Ничего, главное, что Лаур так и спит крепким сном. Малышу лучше не видеть, что вокруг происходит, чтобы не испугаться. Кайлин бросилась в покои, схватила ребенка, прижала к себе. С ними ничего не случится, конечно. Цитадель стоит на своем месте уже целый век, пережила множество атак Подэры и ни разу не была разрушена. Но сердце у Кайлин все равно оставалось неспокойным. Чтобы отвлечься, она подсела к служанке, которая выпучила глаза и совершенно ни на что не реагировала, только издавала дикие звуки. Принялась гладить старуху по голове.

Ей почудились и другие крики, нестройный хор мужских голосов, раздававшийся откуда-то снаружи, – а затем все вокруг взорвалось. Казалось, сам свет из невесомого стал плотным, собрался в драгоценные кристаллы, которые брызнули в окно, и повис в воздухе прямо перед лицом Кайлин крупными сверкающими каплями. Онемев от изумления, она разглядывала их широко распахнутыми глазами. Так вот, значит, как распахивается разлом. Никогда еще ей не было так хорошо, как в этот момент, даже в объятиях Рогара она не испытывала такого. Чистый экстаз. Чистый свет. Она не могла даже пошевелиться от восторга. На личике спящего Лаура скользили радужные блики, и это было самое прекрасное зрелище в ее жизни.

Может, об этом ей когда-то твердил слепой Морлок? Что она увидит что-то нереальное своими глазами? Но видения пугали старика, а то, с чем теперь столкнулась Кайлин, было… божественно. Некстати ей подумалось, что все люди в «бутылочном горлышке» сейчас наверняка так же любуются зрелищем, раскрыв рты. Этому просто невозможно противостоять, настолько это бесподобно. Мы как беспечные рыбешки, привлеченные светом подводного монстра-фонарщика, подумалось ей. Нас можно брать голыми руками.

И даже понимая это, она ничего не могла с собой поделать. Только бездумно улыбалась, а радужные брызги висели по всей комнате, окружая ее. А затем они резко ускорились, проносясь мимо белыми раскаленными стрелами – и исчезли, просто растаяли в воздухе.

И сразу же откуда-то извне донеслись приглушенные вопли ужаса.

***

С первого же взгляда Рогар понял, что опоздал. Сияние распахнутого разлома раскинулось вширь и ввысь – так далеко, так красиво. Люди кричали, не в силах охватить разумом такое великолепие. Снаружи шел снег, и темные фигурки отчетливо выделялись на белом фоне, стоя на коленях или ползая на четвереньках по земле. Потерянные, как малые дети. Торопливо, насколько позволяла нога, Рогар спустился по лестнице во внутренний двор. Настоящий, чистый, свежий снег он когда-то впервые в жизни увидел именно здесь, на Эре. В Подэре им на головы обычно сыпался желтый пепел.

Рогар протянул ладонь, чтобы поймать снежинку – простое удовольствие, перед которым не мог устоять точно так же, как его кнесты преклонялись перед силой и могуществом разлома, – и старый кнест-оружник, поджидавший внизу у лестницы, истолковал этот жест по своему, вложив ему в руку боевой меч. Рогар только кивнул в знак благодарности и сжал пальцы. Как это символично – чтобы прикасаться к красоте этого мира, он всегда должен быть вооружен.

Переодеться он не успел, но так, возможно, было даже лучше. Одежда как никогда прежде душила, давила на кожу, сковывала тело, и Рогар на ходу сорвал и отшвырнул в сторону рубашку, оставшись лишь в шоссах и сапогах. Крохотные льдинки летели сверху на него, приятно покалывая плечи и грудь, пока он шел – единственный готовый к бою среди временно обездвиженного войска. Он не чувствовал холода снаружи своей телесной оболочки и не чувствовал жара внутри, лишь плотнее сжал рукоять меча, кивнув дозорным, чтобы открыли перед ним внешние ворота, ведущие в «бутылочное горлышко».

На его глазах длинными, хищными лентами два орана взмыли ввысь, закрывая прекрасное пасмурное небо Эры отвратительными чешуйчатыми телами. Их пасти злорадно оскалились под прицелом скорпионов, следящих за врагами со склонов, стен и башен, многочисленные тонкие ноги ходили волнами в свежем морозном воздухе. Из разлома прямо на заградительные рвы ползли приплюснутые вирги, похожие на сундуки на коротеньких ходулях. Один рухнул в ловушку, но остальные напирали сзади. Лишенные интеллекта куски плоти, которыми движет лишь один врожденный инстинкт: убивать. Рогар едва ли взглянул на всех них – старое меню. Сейчас кнесты стряхнут с себя первый шок, опомнятся и примутся за дело.

С его появлением люди и правда воспрянули духом. Глухо кашлянул один скорпион, другой, истошно завопил оран, сбитый болтом и рухнувший в ущелье. Через мгновение он взмыл оттуда опять, но нападать в ответ не спешил, лишь снова завис в воздухе рядом с собратом. Вирги тоже застыли на месте, и в первых рядах десяток возникла заминка: кнесты не понимали, пора ли атаковать, пока враг медлит, или не стоит делать этого первыми.

Рогар насторожился. Подэра меняла тактику уже во второй раз, и это не сулило ничего хорошего. Усилием воли он отогнал мысли о Надэре, сейчас они сильно мешали, отвлекали его внимание, но невольно все равно продолжал скользить взглядом вокруг, ожидать внезапного удара откуда угодно, даже из-за спины. И замер, увидев, кто стоит по ту сторону разлома.

Они по привычке прятали лица, но даже не будь на Учителе знаков отличия, положенных его высокому статусу, Рогар все равно узнал бы его по осанке, манере держаться, властному повороту головы. Он ощутил, как взмокла и задрожала ладонь, сжимающая меч: так сильно, до зубовного скрежета, до темноты в глазах ему захотелось броситься вперед, преодолеть разлом и снести голову убийце матери. Но невидимая в данный момент преграда между мирами надежно защищала обе враждующие стороны от беспорядочных метаний: попробуй Рогар вернуться обратно, и от него не останется ничего, кроме бездушного куска плоти. Учитель наверняка тоже думал об этом и ухмылялся, Рогар шкурой чувствовал это, даже не видя его лица.

А может, Учитель надеялся, что предатель так разозлится, что потеряет рассудок и побежит, забыв обо всем. Это, конечно, оказалось бы самым простым выходом для Подэры: безумец сам положил конец всему. Рогар позволил себе тоже ухмыльнуться.

Тем временем, одна из фигур отделилась от прочих и медленно двинулась к разлому. Сколько лет прошло, а Рогар до сих пор помнил, как сам точно так же едва передвигал ноги навстречу неизведанному. Долго же они ждали, подумал он, когда фигура, поколебавшись, преодолела невидимый барьер и ступила на землю Эры. Но тут же одернул себя: время в мирах течет неравномерно, это здесь его прошло уже много, а там – едва ли несколько лет. И они прекрасно знали, что по эту сторону разлома сами становятся слабы, как дети. Надо быть самоубийцей, камикадзе, чтобы шагнуть сюда, зная, что обратно, к своим, уже никогда не получится вернуться, и не до конца понимая правила, по которым устроен этот мир. Видимо, терпение Учителя на исходе.

В рядах десяток пошло волнение, и Рогар уверенно двинулся вперед, навстречу гостю. Когда он проходил мимо рядов, кнесты замолкали, и вокруг становилось так тихо, что было слышно, как под ногами скрипит снег. Подэрец на мгновение согнулся, пошарил по поземке, с искренним изумлением уставился на свои руки. Как ребенок, усмехнулся про себя Рогар, вспоминая, как когда-то похожие эмоции испытывал сам. Но непрошенный гость уже встряхнулся, поднялся и тоже пошел вперед, пробираясь между тушами виргов. Не видя лица, Рогар его не узнавал. Впрочем, он предпочел бы, чтобы так все и оставалось. Лучше не знать, кого именно из бывших соседей и друзей придется убить на этот раз.

– Люди! – внезапно закричал тот, его голос звучал глухо и искаженно, выходя из глубин нутра. – Мы пришли с миром! Люди! Мы предлагаем перемирие!

Ораны, зависшие в небе за его спиной, покачивались, словно на волнах. Рогар ускорил шаг. Он видел, как кнесты обмениваются взглядами, ошеломленно разглядывают невиданное прежде существо, лишь отдаленно напоминающее человека очертаниями силуэта. Надо торопиться. Надо успеть…

– Люди! Мы хотим мира! – при виде приближающегося Рогара дыхание у того, другого, участилось и с шипением вырывалось из щелей на спине. – Выдайте нам узурпатора, и война прекратится!

– Они тебя не понимают, – спокойно сообщил дей, остановившись наконец прямо перед бывшим собратом. Тот осекся на полуслове. – Они слишком глупы, чтобы быстро схватывать чужой язык, как мы. Да они его и не слышат. Я отказался от нашего языка сразу, как вошел сюда, именно на такой случай. Я говорю на их языке.

И он улыбнулся одними уголками рта.

В ответ подэрец открыл лицо, и Рогар выругался. Этого он знал, хоть и не очень близко. Плохо, что кнесты тоже его видят, ведь в прежнем, нечеловечном облике, со скрытым от посторонних взглядов лицом он казался им более… враждебным, чем теперь. Бывший товарищ тоже, видимо, это понял, потому что не менее холодно улыбнулся: