Кайлин с трудом подавила желание заткнуть руками уши и выбежать, чтобы не слышать, как он кричит, не умирать от страха. Глаз дея сиял в темноте, поэтому у нее было преимущество: она знала, куда в данный момент он смотрит, а сама могла оставаться невидимой для него, если молчала и не двигалась. Но сколько ей так стоять? И что, если на шум придет кто-то еще? Он не простит ей выставленной напоказ очередной слабости, никто не должен видеть, как дей сошел с ума и бредит.

Кайлин сглотнула и часто-часто задышала, приказывая себе не дрожать и не паниковать.

– Это правда я, Рогар, – позвала она снова. – Разве кто-то мог бы создать столь совершенную иллюзию?

– Да, – оскалился он, – это все было в моей голове. Совершенная иллюзия. Я сам ее придумал. Я сплю, тварь. Ты меня усыпила, чтобы в это время завладеть Эрой.

Она отпрыгнула в очередной раз, больно наткнувшись пяткой на что-то острое. Брыкнула ногой, отбрасывая это из-под себя. Кипяток в крови бурлил, тело напружинилось. Это не сложнее, чем победить моллара. Однажды, ребенком, она уже боролась так.

– Но когда нам снится сон, он приходит внезапно, – возразила она, буквально на пределе силы воли заставляя себя поднять ногу и шагнуть навстречу смертоносному разящему острию. Дей – умелый воин, он быстр и ловок и не подпустит никого к себе в бою даже с покалеченной ногой и лишившись рассудка. Но ей нужно добраться до него во что бы то ни стало. – Разве я появилась рядом внезапно? Разве просто пришла и легла в твою постель?

Он чуть склонил голову набок, задумавшись, и Кайлин воспользовалась этим, чтобы сделать еще рывок. И вскрикнула, когда низ живота ожгло чем-то горячим.

– Морочишь мне голову, тварь? – взревел он сильнее прежнего, размахивая мечом, уже слегка обагрившимся ее кровью. – Вам нужна Эра… всем нужна Эра… вы лезете и лезете из своих разломов, твари, собираетесь по углам, хотите наброситься скопом, чтобы одолеть меня. Попробуйте. Рискните. Мне-то терять нечего. Я всех предал. Всех убил. У меня никого не осталось.

Внезапно она поняла, что больше не разбирает слов, потому что дей говорит теперь на другом языке. На языке Подэры, мелодику которого Кайлин помнила по представлениям во Дворце Счастья и по вкусу любимого имени на губах. Меч Рогара медленно опустился вниз, ткнувшись кончиком в пол, сам дей склонил голову, всем телом чуть покачиваясь из стороны в сторону и бормоча что-то, и тогда она подбежала, обхватила его со всей силы руками, попыталась заглянуть в лицо. Темно. Он смежил веки, глаз больше не светился.

– У тебя есть я, слышишь? – она встала на цыпочки и поцеловала твердо сжатые губы раз, другой. Никакого ответа. – Рогар, пожалуйста. Услышь меня! Ты не спишь! Мы правда счастливы, мы нашли друг друга!

Все так же склонив голову на грудь, он вяло улыбнулся, Кайлин почувствовала, как двинулись мышцы на его лице под ее ладонями.

– Рачонок мертва. Она бы никогда мне такого не сказала.

– Рогар, прости меня, – она зарыдала, громко, от облегчения, что приступ ярости вроде бы пошел на спад, от отчаяния, что, возможно, дей так ее и не узнает, от еще не рассеявшегося страха смерти. Прижималась мокрым лицом к его груди, впивалась скрюченными пальцами в его поникшие плечи, а он стоял, покачиваясь, возвышаясь над ней, как тот самый Парринский колосс, каменный и равнодушный. – Вернись ко мне. Пожалуйста. Слышишь? Это же я! Я, настоящая! Я люблю тебя!

– Подэра не место для любви…

– Но ты никогда туда не вернешься! Ты здесь, со мной. Ты нужен мне. Моему сыну. Нашему сыну, слышишь? И еще одному малышу, который может уже быть здесь, – Кайлин услышала, как зазвенел по полу тяжелый меч, когда она схватила большую ладонь дея, приложила к своему животу. Между их пальцами заструилась ее кровь, но сейчас не было времени об этом думать.

Другой рукой она потянулась и обвила его шею, склонила к себе его голову, снова нашла губами его губы. Яростные, отчаянные движения ее языка – совсем как взмахи его меча, и Рогар наконец дрогнул, будто очнулся, крепко притиснул ее к себе, подался вперед, буквально вбив ее в ближайшую стену своим весом. Он лишил ее воздуха, грубо, безжалостно терзая ее рот своим, и на миг Кайлин почудилось, что она снова в мрачной холодной Северной башне Дворца Счастья, распластанная по его кровати…

Она заставила себя отбросить эти мысли, сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас.

Ему не составило труда оторвать ее маленькое тело от пола, развести ей бедра в стороны. Огромный возбужденный мужской член вломился в нее, и Кайлин застонала от боли, кусая губы, откидывая голову, инстинктивно пытаясь отодвинуться, приподняться вверх, пока сильные мужские руки двигали ее обратно, натягивая на это орудие пытки. Она закричала наконец, а он застонал, жадно целуя ее распахнутый рот, бешено двигаясь внутри нее, пока кровь из пореза на ее животе текла вниз, делая их тела липкими и скользкими в том месте, где они сталкивались друг с другом.

– Ты сон…

– Нет!

– Ты мне снишься…

– Нет! Я люблю тебя!

– Такого не бывает.

Он двигался всем телом, поддерживая ее одной рукой, а другой ладонью упираясь в стену, шумно дышал, вколачивая ее в камень, и Кайлин вдруг ощутила, что ее внутренние мышцы поддались, туго обхватили его член, волнообразно запульсировали под градом бешеных ударов. Разве он не всегда так действовал на нее в постели? В ноздри бил запах ее крови и его божественного пота, источающего умопомрачительный аромат. Сама теряя рассудок, она укусила Рогара за губу, извиваясь в его объятиях, скользя по его бедрам ногами, чтобы обхватить крепче.

Он словно почувствовал в ней перемену и сам задвигался иначе, снизу вверх, теперь уже не вбивая в стену, а приподнимая вдоль нее. Член входил на всю длину влажным гладким поршнем и легко выскальзывал обратно, огромный и тяжелый.

– Да, вот так, – прошептала Кайлин, подхватывая бедрами этот ритм, – люби меня, Рогар. Забудь обо всем.

Она бездумно гладила ладонями его лоб и закрытые глаза, зарывалась пальцами в волосы. Их губы искали и находили друг друга уже в совершенно другом поцелуе. Нужда и потребность. Жажда и страсть. Он надавил ей на плечи, одновременно прижимаясь бедрами снизу, и Кайлин с громким всхлипыванием откинула голову, содрогаясь в этих сладких тисках и чувствуя, как внутрь нее прорывается его семя, очень глубоко, очень горячо, очень сильно. Рогар вжался лицом в ее грудь, мокрую и вздымающуюся.

– Еще, – попросила она и сжала мышцы, не желая выпускать ни капельки из себя, – дай мне еще. Так много, как только сможешь.

Он зарычал, вклиниваясь в нее сильнее, хотя оба понимали, что лишь пытаются поймать слабые отголоски того разрывающего на куски взрыва, который только что накрыл их. Внутри у Кайлин все горело, ее плоть была истерзана им, а сердце екнуло, когда она услышала тихий шепот:

– Мой рачонок… мой сладкий сон…

– Не оставляй меня, любимый, – глотая слезы, она вновь обвила руками его шею, нежно прижалась лицом к его грубой обветренной щеке, – не выходи из меня. Отнеси меня в постель.

Нетвердыми шагами, пошатываясь, удерживая ее на себе, дей послушно добрел до кровати и опустился на нее. Кайлин с сожалением ощутила, как его член выскользнул из нее, а в следующее мгновение услышала, как он дышит. Ровно и спокойно. Откинув голову на подушки и расслабившись. Она зажала обеими руками рот, чтобы заглушить рыдания и не нарушить его только-только наступивший сон. С трудом, хватаясь за столбики балдахина, поднялась с кровати. Ее бессмертный бог лежал, раскинувшись, на белых простынях, измазанный ее кровью, и безмятежно спал. Но что будет, когда он проснется?

Осознание навалилось на нее тяжелым плотным одеялом. Что стало бы с ним, если бы, очнувшись на утро, он бы обнаружил, что собственной рукой убил ее? Это окончательно бы его подкосило. Тот мужчина, который играл с ее ребенком на медвежьей шкуре у каминного огня, который хотел верить в лучшее или хотя бы убедить ее в этом… он так не походил на темный ночной силуэт, разговаривающий хриплым голосом о вещах, половину из которых Кайлин не понимала. О чем он говорил? Что за твари мучают его? Какого еще нападения он опасается и ждет? И что такое Надэра?!

Опустившись на колени, Кайлин раздула угли в камине, подбросила еще дров. В слабом свете разгорающегося пламени принялась шарить руками по полу в поисках свеч. Первая попавшаяся оказалась разрубленной на мелкие кусочки, но половина второй уцелела. Кайлин зажгла ее, встала на ноги, разглядывая себя. Порез на животе все еще кровоточил, но был явно неглубоким. Ничего такого, с чем бы не справилось Благословение, нужно лишь остановить кровь.

Кувшин с водой был разбит, тазик для умываний расколот. Вздохнув, Кайлин отыскала и накинула на себя теплый ночной халат и, придерживаясь рукой стены, вышла из спальни в поисках того, чем бы промыть и перевязать рану.

И вздрогнула, наткнувшись на Ириллин.

Одетая в длинную плотную ночную рубашку с рукавами и завязками под горлом, с распущенными по плечам темными волосами, та сидела в коридоре на полу, прислонившись к стене прямо напротив двери в покои дея. Рядом стояла плошка с оплывшей свечой. После тепла спальни здесь ощущался дикий холод, ноги Кайлин, обутые в теплые войлочные туфли, мигом заледенели, и она и представить не могла, каково это – сидеть на каменном полу, по которому гуляют сквозняки.

Зато могла представить, каково это – сидеть напротив запертой двери. Сама так делала совсем недавно. На миг ей снова стало жаль эту старую одинокую женщину, с которой они поменялись ролями.

Ириллин медленно подняла на нее взгляд. В полумраке пустого коридора, освещенного единственной крохотной свечой, ее глаза казались полностью черными, как вода ночного озера.

– Слуги услышали шум, – тихо заговорила она, отвечая на невысказанный вопрос Кайлин, застывший, должно быть, на лице. – И позвали меня, как им приказано делать в подобных случаях. Я шла, чтобы узнать, в чем дело. Но потом…

Но потом услышала наши стоны, мысленно продолжила Кайлин, когда женщина вдруг резко замолчала и опустила голову. Она пришла в тот момент, когда дей рычал от страсти, когда сама Кайлин кричала в его объятиях и от боли, и от удовольствия. Кем же надо быть, чтобы сидеть под дверью и слушать такое? Понимать, что твой бывший возлюбленный там… с другой… и все равно не отойти? Может, дей и простился с Ириллин, но она с ним не простилась, это же видно. Она все еще любит его, она больна им и продолжает цепляться за прошлое, которое ушло и уже не вернется. Дерет себе душу в клочья, раз за разом напарывается на один и тот же гвоздь, и все равно продолжает…

И самое ужасное, что Кайлин прекрасно понимала эти чувства. Когда маленькая мерзавка-принцесса смеялась ей в лицо, она тоже ощущала желание выть и все равно испытывала дикую потребность снова его увидеть. Потому что к нему невозможно остаться равнодушной. Можно ненавидеть за то, что он такой, или любить за это же, но забыть, как он был рядом – невозможно.

Но сочувствовать Ириллин нельзя. Они – враги, соперницы, и счастье одной всегда будет горем другой, так уж все сложилось.

– Я иду в лекарскую, – вздернула подбородок Кайлин и плотнее запахнулась в халат, – дей спит. С ним все в порядке.

– Я тебя провожу, – не спрашивая разрешения, Ириллин взяла плошку со свечой, поднялась на ноги и быстро пошла вперед. Ее рубашка парусом надувалась вокруг бедер при каждом широком, размашистом шаге. Что ж, по крайней мере, выяснилось, что ворона не всегда носит черное.