Кайлин хотела бы поспешить следом, но обнаружила, что между ног так все саднит, что едва получается передвигать ими. Придерживаясь за стену, она двинулась по коридору так быстро, как только могла. Сидя затворницей в своих покоях, не очень-то изучишь цитадель, и теперь Кайлин пожалела, что старалась лишний раз не высовывать носа. Она слышала, что лекарская существует – а как же иначе, если после каждой схватки с Подэрой раненым и убитым нет числа? – но где именно в огромной каменной твердыне, состоящей сплошь из лестниц и коридоров, расположена нужная комната, Кайлин не знала.

Ириллин дожидалась ее у ступеней, глаза все так же были черны, но больше влажно не блестели. Взяла себя в руки. Снова стала деловитой и собранной, какой обычно расхаживала днем. Выдержка у нее стальная. Теперь вместо жалости в Кайлин зашевелилась зависть.

Ведь цитадель из камня, но выживают здесь только люди из стали. И островная девчонка, если хочет задержаться тут надолго, должна стать такой. Рачонку следует нарастить крепкий панцирь. Кайлин скрипнула зубами и пошла быстрей.

Они спустились по лестницам до конца, на самый нижний уровень твердыни, в темные, просторные помещения, где пахло железом, мужским потом, сырой землей. Сюда Кайлин еще не забиралась и даже порадовалась, что у нее нашлась провожатая. Одна бы она до утра блукала в незнакомых переходах или просто отправилась бы к себе, чтобы омыться. Но было бы прекрасно, если бы к завтрашнему утру от ее пореза не осталось и следа, а для этого необходимо наложить Благословение. В лекарской его точно будет в достатке.

Тяжелые своды мрачно смыкались над головой, Кайлин в который раз поежилась и в который раз заставила себя расправить плечи. Это ее дом. Он ничуть не хуже такого же каменного, только раскаленного Нершижа. Она может привыкнуть ко всему. Ко всему. Кроме пустоты и одиночества в сердце.

– Дей уже показывал тебе усыпальницу? – обернулась через плечо Ириллин, когда они миновали дверь, ведущую куда-то вниз, еще глубже, чем уровень, который Кайлин считала первым. Деревянная, обитая железом створка скорее смахивала на ход в погреб. Выходит, тут есть подвал? И даже больше – усыпальница?! Но кто там лежит?! И почему Рогар ни разу не обмолвился ей об этом?

– Нет, – тихо ответила Кайлин. Показалось, или Ириллин торжествующе улыбнулась, отворачиваясь? Свеча в плошке такая тусклая и дает такой неверный свет… Но глаза у Кайлин молодые, и нутро подсказывает, что соперницу наверняка греет мысль, что самыми сокровенными секретами дей с любимой не поделился. Значит, не доверяет ей до конца, так, как той, с кем прожил много лет, своей более надежной подруге? Или и не собирается доверять? Дворец Счастья тоже научил Кайлин многому. Как минимум, тому, что секс – еще не повод для знакомства.

Она скрипнула зубами и сжала кулаки. Нет. Рогар любит ее, он доказывал это не раз. А Ириллин просто хочет посеять в ее душе смуту. Как делала принцесса – но с той ведь Кайлин разобралась? И здесь тоже разберется, надо только не поддаваться панике. Ждать. Верить.

В большой зале рядами стояли койки, раздавался дружный мужской храп. Ириллин снова обернулась, чтобы приложить к губам палец. Двумя неслышными тенями они скользнули мимо кнестов-новобранцев, но осторожность была излишней: вымотанные на тренировочном поле деем, все спали без задних ног. Ириллин по-хозяйски распахнула следующую дверь и впустила спутницу в камору с низким потолком, где пахло травами и на многочисленных полках вдоль стен стояли склянки.

Закрыв дверь, она поставила плошку на стол и жестом приказала Кайлин садиться на грубо сколоченный табурет. Взяла котелок, плеснула воды в тазик, выложила стопку чистых тряпиц.

– Спасибо, – буркнула Кайлин, ожидая, что теперь ворона уйдет и предоставит ей возможность спокойно привести себя в порядок, но та лишь сложила руки на груди и всем видом показывала, что никуда исчезать не намерена. – Я дальше сама справлюсь.

– Зачем тебе это все? – вдруг заговорила Ириллин тихим напряженным голосом. – Зачем тебе жить в месте, которое тебе совершенно не нравится? Которое ты совсем не знаешь? Зачем ты приехала сюда?

– Я приехала сюда, потому что меня позвал дей, – проворчала Кайлин и отвернулась, распахивая полы халата. Она смочила в воде тряпицу и приложила к животу, смывая кровь. Взяла другую и приложила между ног, едва сдержав сквозь зубы стон боли. Ворона смотрела, ну и плевать. Сама захотела видеть.

Когда Кайлин убрала ткань, на ней остался тусклый сияющий след, и Ириллин, заметив его, наконец-то отвернулась. Они обе знали, что это. Каждая частица тела бога благословлена, каждая жидкость его тела – чудесный эликсир. И сияет не только его глаз, но и слюна, кровь… и даже семя.

– Ну что, вы довольны? – спросила Кайлин. – Видели, что хотели? Я теперь могу одна остаться?

Ириллин резко повернула голову обратно. На ее губах играла холодная, насмешливая улыбка.

– Думаешь, я завидую тебе, девочка? Думаешь, вижу в тебе конкурентку?! У меня уже было с ним все, чего, возможно, никогда не будет у тебя. Ночи, когда он любил меня до утра. Дни, когда он не отводил от меня взгляда. Мне достались его лучшие годы. Пусть внешне дей мало изменился с тех пор, но я-то знаю, помню, каким он был раньше. Полным надежды. Жаждущим каждого нового дня. Непоколебимым. Незнающим печали…

– И в здравом рассудке? – вполголоса проговорила Кайлин, отводя взгляд.

Ириллин осеклась и замолчала.

– Поэтому слуги зовут вас на шум, правда? – продолжила тогда Кайлин. – Когда ему действительно нужны вы, он звонит в колокольчик. Но бывают моменты, когда он путает реальность и сон и забывает, кто вообще рядом есть, так?

– Симон сказал, что это можно вылечить, – заговорила Ириллин. – Если убрать причины, которые вызывают помутнение рассудка дея. Моральное напряжение. Влияние разлома. Чувство вины за содеянное. А теперь еще и постоянные боли в ноге.

– Другими словами, вылечить это невозможно, – кивнула Кайлин.

Ириллин вздохнула.

– Клянусь, никто не станет смеяться над тобой, если ты уедешь. Дей сходил с ума постепенно, это длилось много лет и развивалось практически незаметно. Но с тех пор, как ему мешает нога… таким, как в последнее время, я его еще не видела. Мне достались его лучшие годы. Тебе достанется худшее, что только можно испытать рядом с ним. Ты умная девочка, Кайлин, я вижу, что ты понимаешь, что он никогда не откажется от Эры и от цитадели. Значит, будет сходить с ума еще больше, медленно гнить изнутри. А у тебя ребенок. Крохотный малыш. Подумай о нем. И уезжай.

– И оставить Рогара наедине со всем этим? – в сердцах отшвырнула Кайлин тряпку, которой промокнула порез на животе. – Чтобы он так же бесновался ночами? Чтобы звал меня, считая, что убил? Чтобы постоянно мучился воспоминаниями о моем отказе? О том, что я ему говорила? Что никогда не полюблю его? Что его никто никогда не полюбит? Что он – самое мерзкое существо на свете?!

Голос ее дрогнул, пришлось сделать глубокий вздох, чтобы остановить подступающие слезы. «Я один», – так и звучал в ушах хриплый голос. «Я всех убил».

– Он не верит в свое счастье, потому что не считает, что имеет право быть счастливым, – закончила она и опустила голову. – Кто еще докажет ему, что это не так?

– Я, – спокойно отчеканила Ириллин. – Я буду рядом. Это справедливо. Я видела его лучшие дни, готова остаться с ним и в худших. А ты? Оставь мне хотя бы это. Хотя бы то, что осталось от него. Ведь это все, что у меня осталось. Ты же у меня все отобрала. Мужа. Сына.

– Рогар не был вашим мужем. А Шион был давно болен. Это не я его отобрала. А болезнь, – покачала головой Кайлин.

– А как еще назвать мужчину, с которым я прожила двадцать лет, и мальчика, которого я воспитала? – холодно усмехнулась Ириллин. – Я помню, как провожала их обоих в очередной поход пару лет назад. Ничто не предвещало беды. А потом они вернулись совсем другими… оба… после того, как тебя повстречали.

Кайлин поежилась и закусила губу.

– Хотите ненавидеть меня? Ваше право. Тут я ничего не могу поделать.

– Ненавидеть?! – Ириллин рассмеялась. – Нет, я не стану тебя ненавидеть, девочка. Жизнь слишком коротка и сложна, чтобы вообще тратить силы на это чувство. Даже после того, как ты разрушила всю мою жизнь, я желаю тебе добра, когда даю совет: уезжай, и как можно скорее. Иначе рано или поздно ты возненавидишь сама себя. Когда окажешься на моем месте.

Кайлин вскинула голову и заметила, как тверд и спокоен ее взгляд, как с губ слетела улыбка.

– Когда-нибудь, – задумчиво продолжила Ириллин, глядя куда-то мимо нее, – ты состаришься и потеряешь свежесть и красоту, а он останется все так же молод. Ну, может, чуть-чуть внешне повзрослеет. И он привезет другую женщину, молодую и красивую, и уложит ее в свою постель на твоих глазах. А ты будешь продолжать любить его. Сердце кровью истечет, а ты все равно останешься, чтобы в нужный момент поддержать его. Потому что будешь думать, что никто, кроме тебя, ему не поможет. А твоя молодая соперница с точно такой же уверенностью рассмеется тебе в лицо. Потому что его невозможно не любить, правда? Каждая мечтает любить героя. Но изнанку этой любви начинаешь видеть только потом, когда становится поздно уже что-то менять в своей жизни. Груз, который он несет, раздавит любую, кто попытается его разделить. Он один может выдержать его, потому что он – бог, а мы – бабочки, летящие на его свет, чтобы сжечь крылья и погибнуть. Так что нет, я тебя не ненавижу, мне тебя жалко, глупышка.

Ледяные пальцы стиснули сердце Кайлин, стало трудно дышать, и она тряхнула головой, чтобы отогнать панику, сдавившую горло.

– Нет. Рогар не променяет меня на другую. Потому что он по-настоящему любит меня. И потому что я не повторю вашей ошибки. Мамочек ценят, держат под рукой, но не хотят. Я не собираюсь быть ему мамочкой, жалеть его, бежать на зов по первому чиху, – Кайлин пожала плечом, – я буду его… второй половиной.

– Упрямая, – фыркнула Ириллин и вдруг толкнула ее так, что Кайлин упала обратно на табурет. – Сиди. Я зашью твою рану.

– Там нечего зашивать. Это царапина…

– И если ты хочешь, чтобы к утру она зажила и стала почти незаметной, лучше делай, как я говорю, и дай мне ее зашить.

Некоторое время они смотрели друг другу в глаза в молчаливом противоборстве.

– Значит, дей не узнает, что порезал меня? – первой нарушила молчание Кайлин.

– Чтобы его еще больше мучила совесть? – Ириллин снова фыркнула. – Ему и без этого забот хватает.

– Хорошо.

Теперь они избегали друг на друга смотреть. Кайлин сосредоточилась на ловких движениях рук женщины, когда та доставала склянку с Благословением, тщательно мыла ладони, прокаливала на огне изогнутую иглу и продевала в нее короткую, тонкую жилу. Ириллин была истинной хозяйкой в цитадели, она лично встречала каждый отряд кнестов-новобранцев традиционной раздачей горячей похлебки, сама врачевала раненых после схватки с Подэрой. Этому ее научил Симон за долгие лета их дружбы. Глядя на нее, Кайлин отчетливо ощущала самый худший кошмар Нершижа – свою бесполезность для этого места. Как бы ей научиться тоже приносить пользу? Чтобы Рогар гордился ей. Чтобы видел, что она не хуже, а даже лучше его бывшей.

– Не боишься боли? – приподняла бровь Ириллин, когда присела на корточки и сделала первый стежок на коже Кайлин. – Не дернулась, не вскрикнула.

– Я родилась на острове, где тех, кто кричал от боли, бросали в океан с камнем на шее, – пожала плечом та.

Уголки губ Ириллин дрогнули в полуулыбке.

– Ничего. Ты еще закричишь. Возможно, даже до того, как откроется разлом. Думаешь, твое нынешнее воодушевление, приток сил и жажды жизни – результат влюбленности? Это на тебя радужная стена так влияет. На всех нас. Она поет, и нам тоже постоянно хочется петь.

– Поет? Но я ничего не слышу… – призналась Кайлин, стараясь не реагировать на угрозы соперницы. Не плачь. Не жалуйся. Не выделяйся.

– Эти звуки мы не слышим ухом, – возразила Ириллин и показала на свой висок, – мы их слышим в голове. Возможно, Рогар объяснит тебе это, как объяснял мне когда-то. Звук слишком высок и тонок, чтобы мы его уловили. Но, поверь, вся долина Меарра уже сейчас испытывает это действие на себе. И дей тоже испытывает. Только на него это влияет наоборот. Звук мучает его. Сводит с ума еще больше.

– Почему так?!