Несмотря на юный возраст, жизнь потрепала Владу, будь здоров! Потому Багдасаров искренне считал, что алкоголь – меньшее из всех зол, и редко отказывал. Не мялся и сейчас. Правда, вместо довольно резкого виски, плеснул коньяку. На два пальца, больше и не нужно. Прежде чем отдать бокал, беззлобно попрекнул:

– Ты вроде как завязала. Уже раз пять на моей памяти.

– Да разве же с вами бросишь? – ужаснулась она. – Жениться вон собрался! А как же я? Очень сомневаюсь, что твоя жёнушка пустит меня на порог и, тем более, к холодильнику!

Влада говорила смешные вещи. Вот только смеяться не хотелось. Хотелось смотреть на неё. Долго. Жадно. Касаться хотелось тоже, но все эти… куда более серьёзные вещи между ними были под запретом. Влада могла предложить только дружбу. Ну… по крайней мере, она так искренне считала. И при других вариантах и намёках, хрен бы он её здесь нарисовал! А вот так, предлагая дружбу… сидел и облизывался. Хотя нет… ещё сглатывал набежавшую слюну. Потому что время шло, Влада доверяла ему больше, раскрепощалась и позволяла… очень много. И практически не кусалась. Кусать Багдасарова-друга она себе просто запретила. Да, порой, что шуточки, что слова были чуть островаты, от души приправлены перцем… но она не перегибала, нет! И всегда очень тонко чувствовала ту грань, перед которой следует остановиться.

Коньяк её расслабил, успокоил, улыбка стала плавная и тягучая, как и напиток. Или поплыл сам Багдасаров, потому что желание прикоснуться и… таки настроить девочку под себя, стало нестерпимым.

Его взгляд потяжелел. И член в штанах тоже. Правильнее сейчас было бы отвернуться, а ещё лучше, придумать повод, встать и прекратить испытывать своё тело на прочность. Но тело, да и голова… чего уж там!.. хотели оказаться ближе. Чтобы почувствовать запах, чтобы уловить её дыхание, чтобы услышать удары сердца. Лёгкие и быстрые. Совсем не как у него.

Шальной взгляд опустился на её губы. От крепости напитка они стали ярче и чуть уловимо набухли. «Точно как у тебя мозг!» – зло скалилось сознание, но Багдасаров приказал ему отвалить.

Скользнув по линии подбородка, взгляд рухнул ниже, на выемку между ключиц. Влада игриво касалась её пальцами. Он, конечно, тоже коснулся бы. Языком. Но что-то в башке коротило, а не вырубилось в ноль, и удалось сдержаться.

Улыбка… как минимум, порочная, выползла из темноты души и прочно осела на губах. Она чуть горчила, потому что с такими очаровательными, неопытными девочками, так улыбаться противозаконно. Улыбку пришлось спрятать за бокалом с виски. Ну… для начала. Глотнуть тоже пришлось. Но это в глупой надежде, что крепость напитка сможет отвлечь. Не отвлекла, нет. Но точно утянула за собой и последние крохи самообладания.

Багдасаров посмотрел на свою ладонь и мысленно простонал, так она зудела от желания действовать. Чуть нахально и, определённо, решительно. Медлить или замереть, пока ему позволят продолжить, не прокатит.

Будто что-то почувствовав, будто подслушав шальные мысли, Влада уставилась на Багдасарова, не моргая.

– Нормально тебя развезло со ста граммов! – весело хмыкнула она и покачала головой. – И закусить-то нечем… У тебя в холодильнике, как у студентов: сосиска на троих.

– Тащи сосиску! – хохотнул Багдасаров, считая такую заботу забавной, но Влада только отмахнулась.

– Я уже съела её сама, – поделилась она фактом, но не расстроилась. Вот, ничуть. А ещё, кажется, веселилась.

Багдасаров как-то неопределённо кивнул. Ему тоже было весело. А ещё жарко. И остро, и волнующе. А потом стало больно. Так… приятно больно, оттого, что потянуло в паху. Впрочем, веселиться это не мешало совершенно! Особенно, когда Влада была так близко, что практически касалась его сосками, выпирающими через тонкий джемпер.

Она не носила бюстгальтер. Практически никогда. Аккуратная грудь позволяла такое баловство. И острых холмиков тоже хотелось коснуться. И тоже языком. Пусть даже через ткань. Желание от этого, казалось, станет только острее.

Влада делала страшные глаза и пьяно смеялась. С ним она отключала осторожность. Но только потому, что Багдасаров принял её правила и строго им следовал. А на случай, если вдруг что-то забудет, у Влады есть стальной друг. Очень острый и очень опасный. Свой предупреждающий удар однажды Багдасаров уже получил. И глазом не моргнул, как на плече появилась царапина и налилась кровью. Это было неглубоко и практически не больно, но поучительно. Такую радость малышка раздавала без предупреждения.

Сейчас давняя царапина заныла, будто напоминая, что шутки плохо заканчиваются. Но азарт пылал ярче!

Кажется, он что-то говорил. Забавное и крайне глупое. А Влада слушала его и заливалась смехом всё громче. Потому что знала: всё смешное и глупое в её жизни закончится, как только она переступит порог его квартиры. И что за всё придётся платить, тоже знала, но из раза в раз возвращалась. Это была, своего рода, выгода. Или, как говорила сама Влада, дружба. Так тоже сгодится.

О том, что сегодня не выплывет, Багдасаров, в принципе, знал. Он с этим, считай, смирился. Но… ситуацию требовалось обыграть, ведь объясняться и блеять что-то невнятное он не станет и привычно резанёт, а Влада в ответ вспылит. Потому что она правильная, а он слишком взрослый, чтобы обращать на это внимание.

В его жизни уже были малолетки. Красивые и глупые, они тоже громко смеялись и очаровательно краснели. Но, оказавшись в машине, буквально выпрыгивали из трусов. Если, конечно, трусы у них были.

Эти малолетки точно знали, в какой момент пора тянуть ловкие пальчики к мужскому ремню и насколько глубоко «принимать», чтобы запомниться. Отсасывали они профессионально, вздыхали томно, а стонали так громко, что в округе затихали даже мартовские коты.

Влада к его ремню точно не тянулась и рот лишний раз не открывала. Теория в этом вопросе у неё, кстати, была на уровне, выраженная брезгливость не топталась в дверях, а язык подвешен в теме хорошо. И на языке копился яд. Чтобы как следует отравить, если вдруг кому-то не терпится.

Но это теория… А практика заметно запаздывала. По факту, Влада с ним одним и целовалась! Больше года назад. Вышло неплохо. Малышка не поскупилась на благодарности и отвесила пару комплиментов отработанному навыку. Но на этом всё. Больше ей было неинтересно. А ему хотелось. Сильно, до дрожи. Так, что левые тёлки не спасали.

Смех вдруг оборвался. Багдасаров явно ляпнул что-то не то. Или Владу просто перестал устраивать «автопилот». Малышка заглянула в глаза. Напрашивалась – не иначе. Потому что в его глазах было глубоко. Очень. А спасательные жилеты не предусматривались. Только пара свинцовых пластин на шею. Чтобы не выплыть, даже если очень захочется.

Так, как он смотрел на неё сейчас, смотрят только наедине. Свидетели в этот момент начинают нервно отводить взгляд, а кто послабее, так ещё и раздеваться.

– Какого цвета у тебя глаза? – вдруг прошептала она и подалась ближе.

«Глаза. Наедине. Ночью. После сотки. Ну, ну…» – хмыкнул Багдасаров-укротитель и тоже подался вперёд. Пусть она смотрит внимательно. И тонет глубже. Задерживать дыхание необязательно.

– Сейчас они такие… густо-чёрные, объёмные. И зрачка совсем не видно.

Багдасаров неосознанно облизнулся и порывисто вдохнул.

– Я кое-что задумал. Может, поэтому?..

– Что-то преступное! – с восторгом подхватила Влада и так резко подалась вперёд, что едва в него не врезалась. – Расскажи! – потребовала тут же, а Багдасаров просто не смог ей отказать.

Поцелуй вышел осторожным и будто несмелым. Совсем не таким, как планировалось. На её губах застыл аромат коньяка и почему-то ванили. Влада не оттолкнула и не дёрнулась. А ещё позволила провести между губ языком. Именно позволила, призывно их приоткрыв. Удержаться от соблазна можно, но не в его сегодняшнем состоянии.

– И что это было? – строго спросила она сразу после.

С такой же интонацией судья предоставляет последнее слово приговорённому к смертной казни. Вот, мол, попробуй, выкрутись сейчас! Глупое сравнение заставило коротко хохотнуть, и Багдасаров тут же вписался в игру.

– Я украл твой поцелуй! – доверительно шепнул он и не удержался, толкнулся кончиком носа в её щёку, налаживая контакт. – То самое преступление. Помнишь, мы обсуждали?

– Ты дурак!.. – почему-то тоже шёпотом доложила Влада и сдавленно хихикнула. Вероятно, оттого, что казнить его очень не хотелось.

Влада не злилась. Ничуть. Но присматривалась к Багдасарову с долькой разумного сомнения. А его буквально подбрасывало от взвившегося азарта. Ведь если наказания не последовало, то желание повторить «преступление» возрастало в разы! И теперь хотелось больше, но… он снова позволил себе только поцелуй. Коснулся губ напористо и нагло. Втянул в себя нижнюю, верхнюю игриво поддел языком. И всё это, не закрывая глаз. Всё это, глядя в её глаза. И так боль от возбуждения была практически нестерпимой! К чёрту барьеры!

Но пока он сгорал, пока задыхался в нахлынувшей эйфории, Влада тонуть не хотела. Утянуть её за собой на дно не вышло. Не вышло даже заинтересовать! И поцелуй пришлось прервать.

Проигрывать – сомнительное удовольствие. Проигрывать девчонке, что вдвое моложе – практически преступление. Но Влада не желала уступать, хотя и ждала очередных оправданий.

«Давай, Багдасаров, придумай что-нибудь ещё. Стелись, выкручивайся, а я тем временем оценю и технику, и артистизм!» – читал он в её глазах.

– Вдруг вспомнил, что воровать нехорошо, – хрипло поведал Багдасаров свою позицию, а после навис, заставляя уловить физическое превосходство и сделать условный шаг назад.

Увы, таких шагов Влада не знала и не хотела их даже репетировать.

– Пусть он хранится у тебя, – улыбнулся Багдасаров и ждал, ждал её ответа, который в силах развалить всю игру.

Влада недобро нахмурилась. Весь хмель слетел с неё, как и не было.

– Чтобы ты снова смог его украсть? – хмыкнула она и, заставляя отстраниться, надавила пальчиками на мужскую грудь.

«Ну же, отступи!» – заметался её уверенный до этого взгляд.

– Не смей разбрасываться моими поцелуями. Захотел – украл, захотел – выбросил за ненадобностью! И целовать больше не смей! Раз уж боишься, что потеряешь.

– Потеряю твой поцелуй?

– Меня! – возразила Влада и надавила на его грудь сразу всей ладошкой.

«Уступи!» – требовательно сверкали её глаза. И ведь сломать оборону сейчас ничего не стоило… Куда дороже обойдётся осуждение, что уже сейчас закручивалось в ней шальными вихрями. Пока ещё ручными, покладистыми.

Багдасаров отвалил и рухнул на диван едва не в метре от неё. Смотрел волком и зло скалился.

– А я не хочу тянуть один! – вдруг хмыкнул он не понятно, к чему относящееся.

Влада подобралась и покосилась на агрессивного мужчину с опаской. Обострять не хотелось.

– Мне нужен кто-то ещё! – заявил Багдасаров и внушительно повёл глазами. – Может быть, и не жена, – продолжил он тише, покладистее. – А кто-то такой, кто меня понимает. Кто принимает таким, какой я есть.

– О*уительно невъе*енным? – догадливо покивала Влада, и Багдасаров зашёлся в приступе злого смеха.

– Точно! – обрадовался он возникшему пониманию. – Именно таким! Не так уж много и хочу, правда?

– Непростая задача, – не согласилась Влада.

– Ничем не могу помочь! Я нетерпим к чужим слабостям и несовершенствам!

Эмоционально вскинув руки, Багдасаров вздёрнул подбородок: он уступил достаточно.

– Мне нужно сейчас уйти? – вытянулась Влада в струну, но почему-то не сдвинулась с места.

И его сразу отпустило! Сразу проняло! Раки поползли назад, как говорится!

Стоило только бросить взгляд на часы, как всё стало ясно: домой к двенадцати малышка уже не успеет. А с двенадцати ночи и до шести утра дверь дома открывать запрещено. Новое правило среди десятка таких же тупых, направленных её уязвить. Летом было по *уй. Летом можно перекантоваться и в гамаке на заднем дворе, но сейчас глубокая осень.