– Знаешь, мне всегда казалось, что шантаж – чисто женская привилегия, – поделился он наблюдениями, пока что-то выискивал среди многочисленных файлов. – Я рассчитывал, что нам всё же удастся договориться. В конце концов, чем я тебя так напряг? – рассуждал он, словно в разговоре с самим собой.

Обнаружив то, что искал, Багдасаров посмотрел на Владу без всех этих спецэффектов, вызовов, насмешек.

– Уверенное «да» уже сформировалось в твоей светлой голове? – спросил он, казалось, в последний раз, и, отыскав ответ в непроницаемом взгляде, по-дурацки пожал плечами. – Ну и зря! – заключил с какой-то особой интонацией. Уже не смакуя, а будто окончательно разочаровавшись.

Свой телефон Багдасаров буквально силой втолкнул в руки Влады и на запуск видео тоже нажал сам. Она только задержала дыхание и безмозгло пялилась в экран. Досмотрев отрывок до конца, обернулась через левое плечо, чтобы глянуть под потолок. Туда, где среди вечно-зелёных алоэ хитрый Багдасаров умудрился спрятать камеру.

В итоге повернувшись в ту сторону всем корпусом, Влада не заметила, как Юра приблизился сзади. Точнее, она не хотела этого замечать. Стиснула зубы и вернула телефон, на котором сохранилась запись её последнего разговора с отцом. Последнего…

– Керим подозрительно притих… – Раздалось за спиной, и Влада вздрогнула от неожиданности.

Багдасаров этого будто бы ждал, а потому едва ощутимо придержал за локоток.

– Мне очень не хотелось упустить момент, когда он вздумает соскочить.

– Не упустил? – полуобернулась Влада, и её виска тут же коснулось тёплое дыхание.

– Нет. Он не собирался продавать бизнес мне. И в свои планы посвящать не собирался тоже. Свалить по-тихому показалось ему умнее. Керим нашёл кого-то из своих, договорился, и даже вполне разумно разрулил вопросы с возможными рисками. В планах было свалить на побережье и не отсвечивать на родине лет двадцать, так точно.

Влада всё это знала, но продолжала слушать Багдасарова с особенным трепетом.

– Папочка успел поделиться с тобой радостной новостью о долгожданном наследнике? – усмехнулся он и жадно втянул в себя её запах. – Подозреваю, не сильно-то ты и обрадовалась…

– Вообще не обрадовалась, – вполне адекватно кивнула Влада, пока Багдасаров пристально рассматривал её вблизи.

Она едва ни физически ощущала это навязчивое внимание, но стояла, вытянувшись, как по струнке, не смея отмахнуться или сдвинуться с места. Его близкое присутствие давило на сознание, выкручивало, выжимало последние силы. Оно испытывало на прочность снова и снова.

Багдасаров насмотрелся достаточно и уверенно коснулся её щеки. Просто касания показалось мало и он, игнорируя острые грани того самого терпения, изловчился и обвёл подушечкой указательного пальца приоткрытые губы. Медленно, дразня, по контуру.

– Эмоции… – вздохнул Багдасаров. – Именно они превращают здравомыслящего человека в марионетку. Твои эмоции горячие, острые, сочные… Как изысканное блюдо. Они такие искренние и оттого особенно опасные.

Даже сейчас он словно смаковал. И те самые упомянутые эмоции, и выдержку, и даже лёгкую невольную дрожь.

– Конечно, ты не обрадовалась и, конечно, высказала всё, что думала о его инстинкте размножения. У старика просто не выдержало сердце, – рассмеялся Багдасаров, будто вёл разговоры о погоде. – Таким будет заключение эксперта, – добавил он уже не так весело и точно не так беззаботно.

Телефон известил о сообщении, напоминая о себе, как о невольном свидетеле. Очень вовремя напоминая, надо заметить… Багдасаров тут же подобрался и отбросил шутки в сторону.

– Запись, которую ты смотрела только что, может кардинально сменить полярность поставленного вопроса. И из бытового несчастного случая дело переквалифицируют в… скажем… в непреднамеренное убийство. Или неоказание помощи. Или умышленное причинение вреда здоровью, повлекшее за собой смерть. Хотя тут уже как следователь повернёт. А повернуть он может, не сомневайся.

Багдасаров замолчал, давая время осознать, понять, услышать.

– Глупенькая секретарша вдруг вспомнит, что ты просила её не заходить… и вот уже за тобой тянется не просто ниточка, а внушительная сеть, сотканная из преступления и, соответственно, наказания. Это будет реальный срок. А такое любимое тобой слово «свобода» мелькнёт на горизонте лет через пять-семь, – жёстко процедил он.

Влада даже дышала через раз, будто погрузившись в транс. Возразить было нечего.

– Ты выйдешь, – продолжил Багдасаров, едва уловимо касаясь губами завитка её уха. – Будешь уже не так свежа, но, не сомневаюсь, по-прежнему прекрасна. Сломать тебя не так уж и просто… Не то, что вскрыть…

Прозвучало грубо. Обычно Багдасаров не позволял себе жаргон. Но сегодня можно. Сегодня – для дела.

– Ну а как иначе? Такая сладкая девочка… Кум на зоне слюной изойдёт.

Влада отвернулась в сторону, не позволяя себя касаться, но Багдасаров только с готовностью поддакнул.

– Просто так ты, конечно, не дашься. Едва ли тебя испугают лишения. Подозреваю, что и карцер мало впечатлит. С твоей-то закалкой… Но в любом случае остаётся ещё один, безотказный вариант. Будет больно и появится неизменное желание убивать. Вот такая несправедливость.

После жестоких слов последовала новая порция времени на раздумья. Чтобы Влада прониклась, чтобы прочувствовала.

– Не уверен, что желаю тебе подобной участи. И очень сомневаюсь, что для тебя такая свобода… «предпочтительнее», – намеренно выделил Багдасаров слово, которое Влада так необдуманно бросила ещё в начале разговора. – Как, сладкая, тебе всё ещё кажется, что выбор плюнуть в рожу и уйти, гордо вскинув голову, так уж очевиден?

– А ты не боишься? – прошептала Влада, снова почувствовав мягкие губы, прокладывающие дорожку от мочки уха к уголку рта. – Не такой уж Керим и старик. Всего лет на семь старше тебя?..

– За моё сердце не беспокойся. С ним всё в порядке… – мягко рассмеялся Багдасаров и перехватил Владу поперёк груди, прижался губами к макушке.

Прошла секунда, другая, третья, а он всё так же стоял и, кажется, даже закрыл глаза. Влада свои, так, точно закрыла. Она понимала, что сказанное только что, не столько для устрашения, сколько для очевидности выбора.

– Прости, я не хотел делать тебе больно, – заботливо прошептал Юра. – Не хотел принуждать, не хотел загонять в угол. Нам не хватило совсем немного времени. Не хватило совсем немного терпения.

– А кому-то не хватило ещё и совести… – с горечью в голосе поддакнула Влада, но её ход не был засчитан.

Багдасаров выжидал, и пришлось пояснить:

– Однажды ты сказал, что не претендуешь. Ни на свободу, ни на внимание.

– Врал! – Рассмеялся Юра очередному приступу упрямства. – Впрочем, как и всегда, – добавил, едва ли сожалея о методах и манере ведения игры.

– Я так не умею, – с досадой признала Влада.

– Не сомневаюсь, но… чёрт, малыш… так ничего мне и не ответишь? – абсолютно искренне удивился он, будто не веря, что тут в принципе есть, над чем думать.

– Я согласна, – произнесла Влада и удивилась, насколько легко слова слетели с губ.

Багдасаров рассмеялся. Мягко, одобрительно и будто с похвалой. С такой… вызывающей похвалой.

– Видимо, я слишком стар для подобных частот. Ты могла бы сказать это громче? – провокационно зашептал он.

– Я согласна, – повторила Влада твёрже.

Багдасаров молчал. Казалось, слишком долго. А у неё стучало сердце. Стучало в висках, прямо в горле!.. А вовсе не там, где ему положено.

Багдасаров прижался щекой к её щеке, и Влада вздрогнула, полностью сосредоточившись на собственных ощущениях.

– Ты уверена, что эти слова нужно произносить, стоя ко мне спиной? – зашептал он, завораживая хриплым голосом. С чего бы он охрип?..

Для неопытной в ТАКИХ подкатах Влады, это было слишком интимно. И касания, и волнующий шёпот, и ощущение мощного, но всё же инородного тепла рядом. Ноги показались ватными, а она сама себе страшно неловкой. Багдасаров требовал действия. И, казалось бы… его приказы были унизительными, но думала Влада совершенно о другом. О том, чтобы голос не дрожал от волнения, а проклятый румянец смущения не заливал бледные от напряжения щёки.

Обернувшись, развернувшись всем корпусом, она вдруг растерялась окончательно. Смотреть в глаза Багдасарова было будто непривычно. Сейчас от мужчины исходила совсем другая энергия. Незнакомая, опасная. Вот только поплакаться больше некому – единственный союзник выступил против неё. Багдасаров больше не был просто другом, старшим товарищем, наставником. Но в какой момент вдруг перестал им быть и стал для неё мужчиной? Взрослым, опытным, жёстким… заинтересованным… И у Влады не то, что слова, а даже мысли в голове запинались и путались.

Смешанные чувства вдруг разозлили. И такой внимательный, замерший в ожидании признания Багдасаров, тоже! Но больше всего, конечно, злила сама ситуация. Владе, наконец, удалось собраться, и излишне громко, а, может, даже резко произнести:

– Я согласна.

Всего на миг в его глазах мелькнуло что-то незнакомое. «Неужели облегчение?» – удивилась Влада, но Багдасаров был не из тех, кто позволит считывать и анализировать собственные эмоции. С него слетела маска чуткости, а взволнованно задерживать дыхание оказалось и вовсе ни к чему. Широкая уверенная улыбка свидетельствовала против него и стала доказательством ликования и триумфа. Ожидаемого триумфа, разумеется.

Так ничего и не сказав в ответ, Багдасаров вдруг засобирался. Телефон он отправил во внутренний карман пиджака, а злосчастную папку в урну. Перекинув через локоть пальто, он остановился напротив Влады и вызывающе вскинул подбородок. Если бы сейчас повторил своё фирменное «молодец», она бы ничуть не удивилась.

А впрочем, раздумывая над этим, Влада оказалась не так уж и далека от истины. Как-то неумело скрывая подрывающее его веселье, Багдасаров разглядывал её с совсем другим настроем. Теперь – как свою вещь. Неприятно, но не смертельно.

– Я согласна! – повторила Влада четвёртый раз, и сдержать довольную улыбку Багдасаров просто не смог.

– Ну, отлично! – едва ли не отмахнулся он и демонстративно незаинтересованно качнулся с пятки на носок и обратно.

Влада бросила на мужчину опасливый взгляд: что задумал?

– Теперь осталось только уговорить меня! – объявил Багдасаров и, прицениваясь, скривил губы. – Я так долго тебя облизывал, крошка, что, кажется, просто растерял интерес! Твоя сегодняшняя непробиваемость подпортила статистику. Давай, малыш, не тушуйся, – подмигнул он и ободряюще хлопнул Владу по плечу.

– Чего ты добиваешься? – выдохнула она, не зная, как на всё это реагировать.

Багдасаров, примеряясь к собственным желаниям, игриво нахмурился.

– Убедить в том, что всё это мне, действительно, нужно, будет достаточным, – заключил он в итоге и победно рассмеялся. А, уходя, не забыл строго предупредить: – С признательной речью не затягивай.

– Издеваешься? – выдохнула Влада, в принципе плохо соображая, что происходит. Багдасаров юлить и изворачиваться не стал, вполне осознанно кивнул.

– Да, – просто признался он. – Так что советую приложить максимум усилий.

И ведь сказал таким тоном, что Влада уяснила: ползать на коленях всё же придётся. Багдасаров, довольный собой, подмигнул ей на прощание и ушёл, а Влада так и осталась дожёвывать свои проблемы.

– Вот и сходила замуж, – небрежно буркнула она и зло пнула стоящий неподалёку стул. – Урод! – рыкнула и буквально выбежала из кабинета.

На воздух, на простор! «На свободу» – хотелось добавить, да вот только свободы больше не было. И ведь дело даже не в том, что Багдасаров грозился упрятать её в тюрьму! Больше бесило понимание, что без Юры ей в принципе не вырваться из вязкого болота, в котором Влада вздумала искупаться с головой.

И что идти на поклон придётся, она даже не сомневалась. Можно было бесконечно фыркать и хмыкать, мстительно щуриться и напряжённо кивать, вот только проблему это не решит! Но самое обидное заключалось в том, что Багдасаров… он всё понимал. «Понимал и пользовался!» – взревел внутренний протест. «Понимал и наступал на горло…» – уныло простонало сознание.