– Татьяна Александровна, попробуйте, не пожалеете. Кофейные зерна очень хорошего качества, их привезли Кристине Владимировне откуда-то из-за границы.

Я налила в чашечку напиток и сделала несколько глотков. Да, кофе был отменный. Рахматуллина между тем маленькими глотками выпила свою чашку и поставила ее на столик.

– Ну вот, мне уже стало получше. Я до сих пор не могу прийти в себя. Никак не могу поверить, что все это произошло наяву, на самом деле, а не в каком-то сериале или в фильме ужасов. Видите ли, Татьяна Александровна, я ведь много лет прожила с ними со всеми… с Кристиной Владимировной, с Василием Юрьевичем, с Клементиной. Клёмушка… Я настолько сроднилась с ними, что… они мне были как вторая семья. Хотя почему «вторая»? Они и были моей настоящей семьей. Потому что…

Рахматуллина замолчала. Я подумала, что женщина сейчас снова начнет плакать.

– Алевтина Александровна, я сочувствую вам. Но постарайтесь все же успокоиться, насколько это возможно, и расскажите мне про всех членов семьи Веретенниковых. Мне необходимо знать все подробности их жизни, все нюансы. Это очень важно. Только так я смогу расследовать это преступление и поймать убийцу Кристины Владимировны, – сказала я.

– Да-да, конечно, я понимаю. Конечно же, я все расскажу, что знаю. Вот только… с чего лучше начать? – Женщина вопросительно посмотрела на меня.

– Алевтина Александровна, мне совсем не важно, с чего вы начнете свой рассказ. Лучше, конечно, если вы будете рассказывать все по порядку: как вы пришли к Веретенниковым, какие у вас с ними были отношения, ну и так далее. Но если вам удобно начать свой рассказ как-то иначе, что ж, я готова вас выслушать. Если это будет необходимо, я по ходу дела буду задавать вам вопросы, – сказала я.

– Хорошо, поняла, – кивнула Рахматуллина. – Вот вы спросили, как я попала в этот дом? Это было давно. С тех пор прошло больше двадцати лет. Я и не думала, что буду сначала нянчить маленькую Клементину, а потом так и останусь в этой семье. Я вышла замуж за самого лучшего мужчину. Мы с ним были как две половинки одного целого. Марат всегда чувствовал, когда мне грустно, и умел поднять мне настроение одним лишь взглядом, одной улыбкой. Когда мы гуляли с ним по парку, Марат рассказывал, как он мечтает о том, что у нас будет большая и дружная семья. Я тогда уже была беременная, и муж буквально носил меня на руках, оберегая от всего. Но потом все изменилось… Я помню тот день, когда мне позвонили с производства, на котором работал Марат, и сообщили, что произошел несчастный случай. От стресса у меня произошел выкидыш, и врачи сказали, что больше детей у меня не будет. После гибели Марата и потери ребенка я оказалась в состоянии глубокой депрессии. Я долго не могла прийти в себя, не знала, как мне жить дальше. Мой мир перевернулся, мне казалось, что все ушло со смертью мужа. Но нужно было как-то выживать… Ой, – спохватилась Рахматуллина, – я, наверное, говорю совсем не по теме, да? Вы просили меня рассказать о том, как я попала в дом к Веретенниковым, а я начала с «сотворения мира», простите…

– Продолжайте, пожалуйста, Алевтина Александровна, я умею выделять главное, а при необходимости обязательно уточню все, что меня интересует, – успокоила я женщину.

– В общем, как-то я сидела на кухне, перебирала старые фотографии и вспомнила о своей школьной подруге Ларисе. Она всегда была энергичной оптимисткой, и я решила ей позвонить с просьбой помочь найти работу. Лара предложила мне рассмотреть возможность работы в состоятельной семье, где она сама раньше работала домработницей. Лариса сказала, что в семье главного дирижера нашего оперного театра и бывшей прима-балерины есть маленькая дочка и они ищут няню. Я долго колебалась. Я не была уверена, что у меня получится. Но с другой стороны, мне необходимо было зарабатывать на жизнь, и я согласилась. Вскоре Лариса организовала нашу встречу с Веретенниковыми. Супруги оба были в тот день дома. Василий Юрьевич встретил меня с доброй улыбкой, предложил пройтись по дому и сказал, что им нужна няня для маленькой Клементины.

– А Кристина Владимировна? Она как вас встретила? Так же приветливо и радушно, как и ее супруг? – задала я вопрос.

Алевтина Александровна опустила глаза:

– Понимаете, у Кристины Владимировны… был непростой характер. Я понимаю, что о покойниках принято говорить или хорошо, или ничего, но…

– Или хорошо, или ничего, кроме правды. Все почему-то забывают последние два слова, – заметила я. – Так Кристина Владимировна отнеслась к вам несколько иначе, чем ее муж, не так ли?

– Кристина Владимировна внешне изобразила приветливость, но на самом деле вела она себя довольно прохладно. Но позже я поняла, что ее холодность и некоторая отстраненность распространяется и на Василия Юрьевича, и на Клементину. Но мне не из чего было выбирать. Поэтому я согласилась. Я нянчила маленькую Клементину и помогала Кристине Владимировне по хозяйству. А по существу, и ребенок, и домашние хлопоты были полностью на мне. Василий Юрьевич много работал, выезжал с театром на гастроли и за границу, и по России. Кристина Владимировна была увлечена балетом. И хотя она уже не танцевала в театре, но порывать со своей специальностью не собиралась. Она вела занятия по хореографии в колледже искусств, организовывала концерты учащихся и благотворительные вечера для детских домов. Как видите, супруги были поглощены своей работой, – сказала Алевтина Александровна.

– Я правильно поняла, что на Клементину у ее родителей не оставалось времени?

Я внимательно посмотрела на Рахматуллину. Алевтина Александровна потупила взгляд.

– Нет, и Кристина Владимировна, и Василий Юрьевич были хорошими родителями для Клементины, – вдруг горячо проговорила женщина, – особенно Василий Юрьевич. Он души не чаял в дочке, называл ее своей маленькой принцессой. Когда он был свободен, то всегда ходил с ней гулять в детский парк, на аттракционы. Перед сном, если Василий Юрьевич не был в отъезде, читал Клементине сказки, это у них уже было своеобразным ритуалом.

– А Кристина Владимировна? Она так же любила дочку, как и отец? – спросила я.

– Вот этого я сказать не могу, – тихо произнесла Рахматуллина. – Я уже говорила, что Кристина Владимировна вообще отличалась холодностью даже по отношению к близким людям. Видимо, это было особенностью ее натуры, характера, что ли. И с Клементиной она держалась как будто бы на расстоянии.

– Значит, Кристина Владимировна была эмоционально отстранена от дочери, – констатировала я.

Алевтина Александровна кивнула:

– Да, это вы верно сказали. Я бы даже сказала, что она была излишне критична по отношению к дочке. А ведь Клементина была тогда совсем маленькой. И она отчаянно искала маминой любви, маминого одобрения, но не получала его. И только благодаря вниманию Василия Юрьевича, его любви, его «комплиментам маленькой принцессе» Клементина хотя бы отчасти получала то, что необходимо всем детям: чувствовала себя защищенной и значимой.

– А как вы думаете, была ли какая-то еще причина, по которой Кристина Владимировна не испытывала к дочке по-настоящему материнских чувств? Почему она не относилась к ней с нежностью? – спросила я.

– Вы знаете, я думаю, что Кристина Владимировна не любила своего супруга. Ведь у них была большая разница в возрасте. И наверное, это повлияло на ее отношение к дочери. А еще Кристину Владимировну удручало, да просто злило, что внешностью Клементина пошла не в нее. Кристина Владимировна ведь была очень красивой женщиной. А Василий Юрьевич… Ну, по-своему, по-мужски он был привлекательный. Но что простительно мужчине – я имею в виду красоту, да и просто привлекательность, – то для женщины создает проблемы.

– Но разве для матери внешность дочки может иметь основополагающее значение? – с удивлением спросила я.

– Не знаю, мне, к сожалению, не удалось испытать счастья материнства, – печально проговорила Рахматуллина.

На глаза женщины снова навернулись слезы.

– Но я думаю, что если бы у меня была дочка или сын, то я любила бы их просто за то, что они есть, что они мои. А Кристина Владимировна как-то в телефонном разговоре со своей приятельницей сказала такую фразу по поводу Клементины: «Ну, кому она такая нужна? Кто ее замуж возьмет?»

– А Клементина это слышала? – спросила я.

– Мне показалось, что да, слышала. Потому что с тех пор она еще больше замкнулась в себе. Она ведь уже была взрослой, почти девушкой. Кому в таком возрасте приятно услышать о себе такие вещи? Да еще если это говорит родная мать, – сказала Алевтина Александровна.

– А как к Клементине относилась ее бабушка Людмила Анатольевна? – спросила я.

– Людмила Анатольевна очень редко здесь бывала, поэтому ничего не могу сказать. Да и к матери Кристина Владимировна тоже особо часто не ездила. Я думаю, что бабушка и внучка не особо-то и знали друг друга, – высказала свое мнение Рахматуллина.

– Значит, отец любил Клементину, – задумчиво произнесла я.

– Да, и именно он привозил ей из-за границы после гастролей и игрушки, и одежду. Нет, конечно, они и все вместе, втроем ездили отдыхать и за рубеж, и по России, – добавила Алевтина Александровна.

– Людмила Анатольевна сказала, что Клементина умерла, – сказала я.

– Да, это был удар для всей семьи, особенно для Василия Юрьевича. После смерти дочери он прожил всего несколько лет: сердце не выдержало, – объяснила Рахматуллина.

– Да, конечно, – кивнула я и спросила: – Скажите, Алевтина Александровна, у Василия Юрьевича и Кристины Владимировны имелись недоброжелатели? Ну, кто-то, кто мог им завидовать, например.

– Я думаю, что нет. Василий Юрьевич, несмотря на свое высокое положение и статус, был очень простым и доброжелательным в общении, у него было много приятелей и просто хороших знакомых, – сказала Рахматуллина.

– Ну а Кристина Владимировна? Ее-то ведь особо общительной трудно назвать, не так ли? – сказала я.

– Да, Кристина Владимировна не отличалась радушием, но ведь за это не убивают, правда? У нее были приятельницы, правда, их было немного. Знаете, со смертью Василия Юрьевича этот дом как-то заметно опустел. При нем еще устраивались праздники, особенно когда Василий Юрьевич возвращался с гастролей. Сюда приходили его коллеги, музыканты, устраивалось застолье, а потом… – Женщина махнула рукой.

– Скажите, Алевтина Александровна, а вы в курсе, почему Веретенниковы решили взять из детского дома Екатерину? – спросила я.

Рахматуллина покачала головой:

– Нет. И вообще, я даже представить себе не могла, что они решатся на такой шаг. Как можно было привести в дом совершенно чужую девочку? Я считаю, что таким образом они просто предали память о Клементине. Кроме того, перед тем, как Екатерина появилась в этом доме, все фотографии Клементины были убраны. И те, что находились в рамках на столе или на комоде, и те, что висели на стене. Из альбомов тоже вынули все фотографии с Клементиной. Как будто у них никогда не было родной дочери. – Последние слова женщина произнесла дрожащим голосом.

– Наверное, супруги не хотели, чтобы Екатерина считала, что ее взяли из детского дома только для того, чтобы заменить умершую дочь, – предположила я.

– Но ведь так оно и было на самом деле! Екатерина была призвана заменить Клементину! Я только не могу понять, как на такое согласился Василий Юрьевич? Ведь он так сильно любил дочку!

– Возможно, что его уговорила Кристина Владимировна. Вы же знаете, если женщина чего-то захочет, то она обязательно этого добьется. А для любимой женщины мужчина готов пойти на все, – сказала я.

Попутно я вспомнила, как Людмила Анатольевна говорила про Кристину, что она – упертая, что ее любимое слово – «добиться».

– Как по мне, так лучше бы они оставили Екатерину там, в детском доме, – сухо проговорила Рахматуллина.

– А почему, Алевтина Александровна? Что, Екатерина была трудным ребенком? – спросила я.