– Тебя в тюрьме не кормили? – Рут ножом подцепила булку.

Рой принялся за еду, орудуя вилкой, точно лопатой.

– Плоховато, – признался он, набив рот, – это уж точно.

Карл подался к Салли и доверительно прошептал:

– Между прочим, когда я сказал, что теперь хуже, чем было до того, Рут не спросила, до чего. Тебя это не удивляет?

– Меня удивляешь ты, – ответил Салли, догадавшись, к чему Карл клонит.

– Ведь этот вопрос напрашивался бы, если бы она не знала, о чем именно я говорю.

– Эй, балбес. Посмотри на меня. Я никому ничего не говорил. Ты сам всем растрепал.

Вечером накануне операции Карл пришел в “Лошадь” и рассказал обо всем Салли, взяв с него слово молчать. Но, после того как Салли ушел домой, Карл напился и рассказал обо всем еще десятку человек и вдобавок барменше Бёрди, а это значило, что назавтра – Карл еще не опомнился от наркоза – о его вислом хозяйстве знал и судачил весь город.

Не то чтобы Салли не хотелось проболтаться. В конце концов, легендарная неспособность Карла удержать член в штанах разрушила не один брак, в том числе и брак самого Карла. И в тот вечер в “Лошади” Салли так ему и сказал.

– Половина женатиков округа Шуйлер усмотрит в этом банальную справедливость. Ты ведь это знаешь, правда? Ты слышал о карме?

– Это когда с хорошими людьми случается плохое?

– Нет, это когда получаешь по заслугам.

– Да? – Карл пожал плечами. – Что ж, я надеюсь увидеть, как ты получишь по заслугам.

– Я-то уже получил, – заверил его Салли. – Результат ты видишь.

Хотя, по правде сказать, он и прежде сомневался в этом, да и сейчас, узнав свой диагноз, тоже толком не верил. Так ли уж часто ему удавалось отделаться малой кровью? Во время войны ему везло оказываться в правильном месте, тогда как более талантливые люди и способные солдаты оказывались в неправильном. Зачастую это место находилось прямо возле Салли. Во время “Омаха-бич” едва ли не каждый миг разыгрывалась новая и абсолютно смертельная лотерея. Осмотрительность, опыт и здравый смысл увеличивали шансы на выживание, но несущественно. До самого Берлина в этой игре верховодило чистое везение, и Салли, бесспорно, оказался в выигрыше.

Но это война. Когда стрельба наконец прекратилась, мир более-менее образумился и Салли на досуге вновь мог предаваться мыслям, он взглянул на вещи иначе. Порой он невольно чувствовал, что жизнь его обманула. Если Бог существует, то любимейшая Его забава – играть с несчастными мудаками, которых он создал без спроса. Взять хотя бы того же Карла. Дай мужику член, сделай так, чтобы тот управлял его жизнью, потом повреди железу, благодаря которой член работает, и посмотри, что мужик будет делать. Наверное, с точки зрения Бога, это знатное развлечение, позволяющее ненадолго забыть о тоске всемогущества. Ведь если ты Бог, совершенно естественно, что главным твоим врагом будет скука. Салли помнил, как в детстве, доев тающий фруктовый лед, разглядывал муравьев на тротуаре близ родительского дома на Баудон. Сотни, если не тысячи мелких засранцев, запрограммированные согласованно выполнять задачу, о которой Салли понятия не имел. Из их сплоченных рядов он выбирал одного и мешал ему сделать то, чего муравью явно хотелось, палочкой от мороженого направляя его то влево, то вправо, вынуждая уползать все дальше и дальше от потока товарищей. Салли дивился, что крошечный мозг муравья не в состоянии осмыслить происходящее, ведь единственным разумным решением было бы оставить борьбу, чтобы великан, который не пускает тебя к цели, заскучал и отвлекся на что-то другое – может, нашел себе новую жертву, – но сдаваться муравья, похоже, не программировали. Он хотел того, чего хотел. Может, и Бог – такой вот мальчишка с палочкой, ощущающий разве что любопытство, но никак не сочувствие ко всякой ничтожной мелочи. Карла Робака Он лишил крохотной желёзки. Уэрфа – сперва ноги, а потом, увидев, что тот не дрогнул, и жизни. Дабы проучить.

Теперь вот очередь Салли. Два года. Скорее, все же один. Отлично, подумал Салли. Тебя никогда не смущает, что ты не сумел лучше распорядиться жизнью, дарованной тебе Богом? Нечасто. Иногда.

– Ну и ладно, черт с тобой, – сказал Карл. – Не хочешь говорить о сексе, тогда я вернусь к работе. Для которой – ладно, признаюсь – мне действительно понадобится твой вонючий карлик. У меня есть задание, с которым он справится как никто.

– Рут, – позвал Салли и вновь указал на часы: – Десять минут двенадцатого. Его хватило ровно на три минуты. – И добавил, обращаясь к Карлу: – Так расскажи мне о ней, об этой работе. – Салли в общих чертах догадывался, но ему было любопытно послушать Карла.

– Я сам ему все объясню.

– Сперва объясни мне.

– А ты ему кто? Отец?

Вообще-то именно так Руб к Салли и относился, а потому, надо думать, Салли и чувствовал отеческую ответственность за Руба – не то что за родного сына, который неизменно взирал на Салли как на необъяснимую, однако бесспорную генетическую данность.

– Что, если это дерьмо, которое ты хочешь послать его выгребать, ядовитое?

– Ядовитое? Там лопнула канализационная труба. Она, конечно, воняет, но ядовитая вряд ли.

– Ты же не знаешь, что это, следовательно, там может быть что угодно.

Карл потер виски.

– Без денег ты мне нравился больше.

– Да ну? Тебе больше нравилось, когда я вынужден был ишачить на тебя по шестьдесят часов в неделю на холоде, обшивать дома гипсокартоном?

– По сорок. Это ты брал с меня как за шестьдесят. Боже, славное было время, – мечтательно вздохнул Карл с деланой ностальгией. – Видеть, как ты, точно Честер^[9], заходишь в “Лошадь”, с головы до ног облепленный грязью и всяким дерьмом, и несет от тебя, как из письки матери Терезы. Для счастья мне было достаточно одного взгляда на тебя.

Странная штука: Салли тоже скучал по той поре – правда, Карлу он нипочем в этом не признался бы.

– В общем, – Карл значительно понизил голос, – это дерьмо не ядовитое, окей?

– Тебе-то откуда знать?

– Сам подумай. Что у нас рядом с фабрикой?

– Ничего. – Салли мысленным взором окинул коллектор, тянущийся вдоль Лаймрок-стрит. – Кроме старого…

– Именно, – перебил Карл. – Салотопенного завода. А помнишь, почему они закрылись? Нет, конечно, не помнишь. Ты не помнишь, что было вчера. Но если бы тебе не отшибло память, ты вспомнил бы, что они разругались с городом из-за неуплаты налогов и перенесли производство в Мохок. Гас считает, что они специально затопили коллектор. Типа подарка на прощанье.

– Вот только это было когда? Два года назад? Три?

– Это нас и озадачило. Мы пришли к выводу, что на фабрике надо заделать швы вдоль карнизов. В дождь крыша протекает. Казалось бы, ничего страшного, если б вода не копилась в подвале.

Салли кивнул: он наконец-то понял.

– И эта вода не дает просохнуть тому, что внизу.

– В идеальных условиях, – продолжал Карл, – скажем, если после недели дождей настала жа…

– Двойная ставка, – перебил Салли.

– Что?

– Сколько бы ты ни заплатил Рубу за последнюю паршивую работенку, за эту заплатишь вдвое.

– Ну да, конечно. Вот об этом ты помнишь. Обираешь старого друга Карла при каждом удобном случае. Почему я вообще с тобой разговариваю?

– Даже тройная, – подумав, сказал Салли.

– Хорошо, я найду другого. Думаешь, Руб единственный недоумок в Бате, кому нужна работа?

И в этом он прав.

– Ладно, двойная.

– Идет, – выпалил Карл, и Салли понял, что уступил слишком быстро. – Считаешь, тебе удастся его уговорить?

– Не знаю. Он тебя ненавидит.

Карл встал.

– Скажи ему, что меня любишь ты, – предложил он и направился в туалет. – Ведь он на все смотрит твоими глазами.

– Но я тебя не люблю.

– Любишь, конечно, балда.

Когда за Карлом закрылась дверь, Салли снова уставился на Роя Пурди, тот пальцем подбирал с блюдца последние микроскопические крошки пирога. Салли не соврал, когда сказал Карлу, что в последнее время чаще думает об убийстве, чем о сексе. Рой вернулся в Бат в тот же самый день, когда Салли сообщили диагноз; два эти события совместились, побуждая Салли рассматривать различные варианты, как навсегда устранить этого негодяя. Пожалуй, разумнее всего переехать мерзавца пикапом, но Салли смущала обезличенность этого способа. Существовала немалая вероятность, что Рой толком и не поймет, кто был за рулем, а Салли хотел, чтобы он это знал. Куда приятнее было бы подкрасться к Рою сзади и вышибить ему мозги лопатой. Глухой стук, с каким закаленная сталь размозжила бы череп Роя, – и эта дынная мягкость под раздробленной костью – согрели бы Салли душу. Правда, на восьмом десятке он уже не способен был подкрасться так же ловко, как раньше, вдобавок и в этом случае Рой мог умереть, не поняв, кто его укокошил. Может, чтобы тот уж наверняка осознал, кто положил конец его жалкому существованию, лучше подсыпать ему в кофе крысиный яд? Иногда по утрам, в десятом часу, когда все, кто завтракал, уже разошлись и суета улеглась, Рут просила Салли постоять за стойкой, пока она сбегает в банк, вот тогда-то и можно было бы это устроить. Отрадно было бы наблюдать, как Рой скривится, с опозданием сообразив, что его отравили и кто именно это сделал. Загвоздка в том, что Салли не знал, сколько именно яда нужно добавить в кофе. Слишком мало – Рой не умрет, слишком много – почует с первого же глотка, и тогда, чего доброго, придет конец уже Салли. Смерти он никогда не боялся, не боится ее и сейчас, когда она стремительно приближается к нему верхом на лошади, но все-таки Салли предпочел бы, чтобы Рой умер первым.

– Я вижу, тебе понравилось, – сказала Рут и забрала у Роя блюдце.

– Для вчерашней булки неплохо, – согласился он, потирая наметившееся брюшко. – Я ничего не должен?

– Это уж как обычно.

Видимо, Рою нечего было сказать.

– Передайте Джейни, я сожалею, что мы разминулись.

Салли заметил, что Рой уставился на дверь, отделявшую закусочную от соседнего помещения, где находилась квартира, в которой жила бывшая жена Роя с их дочерью Тиной.

– Значит, у нее все хорошо? – спросил он. – Все путем?

– Все у нее отлично, – сухо ответила Рут. – И у твоей дочери тоже, если тебя это, конечно, интересует.

Эту последнюю фразу Рой пропустил мимо ушей.

– Передайте ей, что в том судебном запрете не было необходимости. Я другой человек.

– Она будет рада это услышать. Но все равно держись от нее подальше.

– Как я и сказал судье, в таком маленьком городке это непросто.

Рут кивнула.

– Ты поэтому торчишь на стоянке у “Эпплбиз” сразу после закрытия и ждешь, когда она выйдет?

– Разве?

– Мне сказали, тебя там видели.

Рой крутанулся на табурете, повернулся лицом к Салли, впервые обратив на него внимание, но потом повернулся обратно.

– Передайте ей, как только я найду работу, сразу же и заглажу, в чем перед ней виноват, правда.

– Может, тебе повезло бы больше, если бы ты поискал работу где-нибудь в другом месте, – предположила Рут. – В Олбани или Нью-Йорке. Там, где больше возможностей.

– Не беспокойтесь. – Рой сполз с табурета и взял из стаканчика возле кассы штук пять зубочисток. – Рано или поздно я найду что-нибудь здесь, в Бате.

Салли открыл раздел объявлений в газете и нацепил очки.

– Вот что тебе подойдет идеально, Рой, – начал он.

– Салли, – произнесла Рут с угрозой, которую человек мудрый принял бы к сведению.

– Требуется кухонный боксер, – якобы прочитал Салли. – Опыт работы неважен. Жалованье минимальное, но масса возможностей для карьерного роста. Приглашаем только самых целеустремленных и инициативных.

– Салли, – повторила Рут.

– А что, хорошо, – сказал Рой. – Ты это сейчас сочинил или все утро придумывал, дожидаясь, пока я приду, чтобы мне это сказать?