Он открывает дверь, делает шаг за порог.

– Завтра заберу вещи, пока тебя не будет дома. Не хочу тебя больше видеть.

Дверь захлопывается, и в квартире становится оглушительно тихо.

Стекаю по стене на пол, сжимаю голову руками.

Грудь будто стянули обручем, и я чувствую, что дышать больше не могу.

Это правильно, шепчет что-то внутри. Ты сделала правильно.

Но мне всё равно очень больно…

Глава 3

Три года спустя.

Женя.

Паркую машину на своём привычном месте на стоянке для сотрудников и на мгновение задерживаюсь в салоне.

Ещё одно утро, ещё одна гонка.

Бросаю мимолётный взгляд в зеркало заднего вида.

Ах, свежа, как майская роза! – Хотелось бы мне сказать, но, увы, это далеко не так.

Под глазами тёмные круги усталости, скулы впалые, волосы тусклые.

Однако, у меня вообще есть волосы! И это настоящее счастье. Потому что ходить в парике – это пытка. Всё чешется, колется и мешается.

И как же прекрасно, что этот этап далеко в прошлом.

Хватаю сумочку с пассажирского, выхожу из машины.

Бегу к клинике.

– Женька! Жень! – Слышу голос Риты.

Оборачиваюсь.

Она чешет за мной от своей машины на каких-то неимоверных каблучищах!

– Привет, Женёк! – Догоняет меня. Тяжело дышит. – Тоже опаздываешь?

– Ага. Уже второй раз подряд. Медведев точно устроит разнос.

– Тогда не тормозим, – улыбается Рита и подталкивает меня в спину в сторону входа.

Мы вместе заходим в клинику, пикаем пропуска, перекидываемся короткими приветствиями с коллегами у стойки ресепшена.

Просторный холл частной клиники полон движения: пациенты уже трутся тут с результатами анализов, медсёстры чирикают на посту.

Аромат свежезаваренного кофе смешивается с запахом дезинфицирующих средств.

Ах, симфония!

– Давай быстрее, – шепчет Рита, поторапливая меня, когда мы забегаем в раздевалку.

Мы молча переодеваемся и мчимся в конференц-зал, где уже вовсю идёт утренняя планёрка.

Все места заняты.

Олег Викторович Медведев, заведующий, бросает на нас тяжёлый взгляд. Коротко косится на часы, но ничего не говорит.

Святой человек!

– Итак, коллеги, – продолжает он, когда мы с Ритой устраиваемся у стены. – На повестке дня две хорошие новости.

– Нифига себе, сегодня прям аншлаг, – кивает Рита на забитый зал

Да, действительно. Сегодня все в полном составе.

– Во-первых, – Медведев важно поправляет галстук, – через неделю к нам наконец-то прибудет новый рентген-аппарат, который мы с вами так долго ждали! Ура, товарищи!

По залу проносится одобрительный гул.

Толпа жиденько и лениво аплодирует.

Да, мы этот аппарат ждали больше года, все возможные очереди отстояли.

– И, во-вторых, – Медведев делает паузу, словно наслаждается моментом триумфа. – Уважаемые коллеги, мы наконец-таки нашли замену Григорьеву и отделение нейрохирургии снова откроет свои двери для пациентов. Хочу представить вам талантливого врача и просто замечательного человека, который прилетел специально ради нас из Цюриха.

Нейрохирург…

Цюрих…

Мой мозг заторможенно пытается срастить два этих факта, тогда как бессознательное вопит от паники!

Я просто перестаю дышать.

В голове звон.

Нет, это не он. Кто-то другой… Тоже нейрохирург и тоже из Цюриха.

Мало их там что ли?

– Коллеги, – голос Медведева доносится откуда-то издалека, словно из-под толщи воды. – Прошу любить и жаловать, Богдан Андреевич Ларионов.

Мир вокруг замирает.

Я не могу двинуться, даже повернуть голову, чтобы убедиться, что это действительно он.

– Ой, хорош… – мурлычет Ритка. – Мать, ты глянь, какого нейрохирурга к нам ветром занесло.

Поднимаю растерянный взгляд.

Богдан.

Высокий, уверенный в себе, с лёгкой полуулыбкой, он неторопливо обводит глазами зал.

Он такой же, как раньше, но…

Нет. Он совсем другой.

Отстранённый. Возмужавший. И нет на его лице теперь ни тени прежней мягкости.

– Уважаемые коллеги, я рад быть здесь, – голос его холодной волной растекается по аудитории. – И я крайне благодарен Олегу Викторовичу за это предложение и возможность поработать в такой замечательной клинике. Надеюсь, мы со всеми найдём общий язык.

В этот самый момент его глаза встречаются с моими.

И тут же в них мелькает то, чего я боялась увидеть больше всего.

Неприязнь.

Отвращение.

Почти брезгливость.

Как в тот самый вечер, когда я собственными руками убила нашу любовь.

Земля уходит из-под ног.

Моё сердце замирает на секунду, а потом срывается в такой безудержный галоп, что мне кажется, его нестройное биение слышат все вокруг.

Богдан не отводит взгляда, словно бросает мне вызов.

Я же опускаю низко голову и пытаюсь сделать вид, что ничего не произошло.

Но внутри я уже рушусь…

Глава 4

Женя.

После окончания летучки я по стеночке двигаюсь к выходу из аудитории, мечтая слиться с интерьером или мимикрировать под тумбочку.

Я всё ещё чувствую на себе прожигающий взгляд Ларионова, но, к моему счастью, он сейчас слишком занят – его окружает толпа коллег, мечтающая познакомиться поближе с новым нейрохирургом из самого Цюриха!

Знаю я наших девчонок, они такой лакомый кусочек ни за что не пропустят.

Тфу на них!

Ты ревнуешь что ли, Женечка?

А Женечка ревнует, да.

Нет, понятное дело, он не держал три года целибат и женщин у него, должно быть, хоть отбавляй. Но одно дело, когда всё оно где-то там… И совсем другое – когда у меня на глазах.

В голове всё ещё мутно, а сердце стучит так громко, что кажется, оно вот-вот выскочит наружу.

Богдан.

Здесь.

В этой клинике.

В пяти метрах от меня.

И новость о его переводе шокирует меня до глубины души.

Нет, я предполагала, что он рано или поздно вернётся в Россию. Но я думала, что первым делом он отправится покорять Москву и крутые столичные клиники. Наша Красноярская больница хоть и частная, хорошая, с новым оборудованием и стильным ремонтом, но всё же простовата по меркам Богдана.

Ну, или нет…

Мимо проходят коллеги, переговариваясь о новеньком нейрохирурге. Кто-то смеётся, кто-то шепчет восторженное «из Цюриха, представляешь?!».

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох.

Не помогает.

Реальность расползается по швам.

Тащусь вперёд, ничего не соображая.

– Женька! – Догоняет меня Рита. Её лицо светится, глаза горят нездоровым энтузиазмом. – А ты чего даже ничего не сказала?

– По поводу?

– Ну… Новенький! – Она едва не подпрыгивает на месте. – Это что за тестостероновая гора?! Разве нейрохирургам можно быть такими симпатишными? Может, пойти ему свой нервный тик показать? Пусть проконсультирует…

Резко хватаю её за локоть и толкаю дверь сестринской. Вваливаемся туда.

Оглядываюсь, чтобы убедиться, что здесь никого нет.

– Ой, Жень! – Рита обиженно вырывает из моей хватки руку. – Ты чего?

– Чего-чего… Помнишь, я тебе про бывшего своего рассказывала?

Рита хмурится.

– А! Ну, помню. И что?

– Мой бывший… – Взмахиваю в воздухе ладонью, подгоняя Риткин мозг соображать шустрей. – Нейрохирург… Из Цюриха…

Терпеливо жду, пока подгрузится процессор…

– Подожди… – Распахиваются шокировано её и без того огромные глаза. – Так этот Ларионов и есть твой бывший?

– Да!

– Вот блин, – с чувством хлопает себя по лбу. – Титова, ну ты и дура! Такого мужика упустить! Это ж сколько мозгов надо иметь, м?

– Дура, да.

А чего отрицать?

Самая настоящая.

Рита шумно выдыхает и, скрестив руки на груди, смотрит на меня в упор.

– Ладно, тогда демонстрацию нервного тика придётся отложить. Но я одного не понимаю: почему ты всё ещё стоишь здесь? Иди к нему! Иди и скажи, почему ты тогда с ним так поступила!

Кусаю нервно губы до боли.

– Рит, ты правда думаешь, что он станет слушать?

– Ну… Мы можем взять галоперидол в психиатрии, и тогда у него не останется выбора.

– Сумасшедшая ты, Ритка, – не могу сдержать улыбки.

Дверь осторожно открывается.

В проёме показывает голова Расула.

– О, девчонки, – тёмные брови взлетают в приветствии. – А чего вы здесь шепчетесь? Небось, новенького обсуждаете?

Расул заходит, прикрывая за собой дверь.

Он высоченный, под два метра. Даже выше Богдана, наверное.

Плечи широкие, массивные. Глаза такие тёмные, что сливаются со зрачками.

Он выглядит устрашающе, но ровно до тех пор, пока не откроет рот. Как и подобает хорошему кардиохирургу, с сердцем у Расула полный порядок – оно огромное и доброе.

Наверное, поэтому мы так быстро сдружились втроём, и теперь не разлей вода.

– Нет, конечно. Нам этот новенький вообще не интересен, – отрицательно мотаю я головой.

– Расул, ты в курсе, что это и есть Женькин бывший? – Сдаёт меня с потрохами Ритка.

Моргаю ей многозначительно.

Спасибо, блин… Заклюют же теперь меня вдвоём.

– Да ладно?! – Расул в изумлении кладёт ладонь на лоб. – Офигеть! Хочу подробностей!

Я закатываю глаза и плюхаюсь на диванчик.

– Спасибо, Рита. Теперь я знаю, кому нельзя доверять секреты.

– Какие от меня могут быть секреты, а? Я же маг дел сердечных!

– Ты кардиохирург. Это несколько иное.

– Да, я кардиохирург, и каждый день воочию наблюдаю бьющиеся человеческие сердца, – Расул лезет в шкаф на стене, достаёт пакет с печеньем. Философски взмахивает им в воздухе. – Ну, или не совсем бьющиеся. Там уж как повезет. Печеньки будете?

Ритка тянется пальцами в пакетик.

– Да уж, Титова, попала ты, – Расул откусывая печенье, небрежно стряхивает с груди крошки. – Хуже, чем работать со своей второй половинкой, может быть только работать с бывшей второй половинкой. Он же наверняка станет тебя терроризировать!

– Или полностью игнорировать, – добавляет Рита.

Расул тычет в её сторону крекером, мол, как же ты права.

– Точно! А это ещё хуже. Нет оружия страшнее полного игнора.

С раздражением закрываю лицо ладонями, пытаясь справиться с нарастающим ощущением тотальной беспомощности.

Мой тщательно выстроенный маленький мирок вдруг сдвинулся и накренился. Я больше не чувствую себя в безопасности.

После того, как я вошла в ремиссию, мне пришлось буквально учиться жить заново. Искать внутри себя опору, выстраивать надёжный фундамент.

Болезнь подкосила меня во всех смыслах, а тяжёлый разрыв с Богданом оптимизма не добавлял.

Стыдно признаться, но иногда я даже ловила себя на мысли, что не хочу без него…

Не хочу.

Но упорно вставала, расправляла плечи и снова и снова шла в свои страхи.

А теперь… Теперь снова смута и хаос.

Он так близко, на расстоянии вытянутой руки, но никогда не позволит мне к себе прикоснуться.

– Господи, вы только хуже делаете! Вы же друзья и должны меня поддерживать!

– Так мы поддержим. Конечно. Но это не отменяет того факта, что ты попала. Может, тебе перевестись по-быстренькому, м? Куда-нибудь, скажем, в Якутию?

Расул хмыкает, довольный своей шуткой, но его взгляд тут же смягчается.

– Ну что ты, Женька, не реви! Прости, глупость сморозил!

Машинально провожу рукой по лицу и с удивлением осознаю, что по щеке действительно медленно скатывается слеза.

Одна единственная, глупая, предательская слезинка.

Расул заваливается на диван рядом со мной.

– Ну всё, всё, Женёк, – вздыхает и, отложив печеньки, сгребает меня в свои неуклюжие объятия. Осторожно гладит меня по волосам, и я почти верю, что всё будет хорошо. – Тебе нельзя нервничать, забыла? Мы же врачи. Кому, как ни нам, знать о влиянии психосоматики, а?

Дверь сестринской с шумом открывается.