Сташевский, гордо восседая во главе стола в широком кожаном кресле, выпрямляется. Его недовольный взгляд сначала сканирует меня, потом врезается в Соню и становится ещё более недовольным.

– Я могу начинать? – Взлетают его брови с упрёком. – Вы позволите, Варвара?

– Я?

Он разводит руки в широком жесте.

– Одну лишь вас ждём. Итак, коллеги. Во-первых, в строю прибыло. Варвара – моя новая личная ассистентка. Необученная нейросеть. Потенциал есть, но пока сплошные баги и лишняя возня. Много от неё не ждите, надежд не возлагайте и сильно не привыкайте, надолго Варвара здесь не задержится.

Коллеги кидают на меня взгляды, полные насмешек.

Гад! Какой же ты подонок, Станислав Сергеевич!

– Во-вторых, на повестке дня у нас важная проблема. Как вы помните, пару недель назад мы установили новейшую систему защиты на сервера компании «Т&К групп». Вчера утром на систему была осуществлена атака, в результате которой хакеры проникли на сервер и получили доступ к конфиденциальной информации.

По переговорной прокатывается волна возбуждённого шёпота.

По моей спине, между лопаток, скатывается щекочущая капелька холодного пота.

Кошмар…

Тёма не просто взломал сервера, он взломал систему защиты Сташевского!

– Атаку произвели из средней школы, со стационарного компьютера. Полиция отказывается предоставлять мне дополнительные данные об этом хакере, Тамерлан Айдарович тоже, поэтому… – Сташевский, прищурившись, оглядывает коллег. – Поэтому сбором информации займётся кто-то из вас. Есть желающие?

Глава 8

Варя.

– Есть желающие? – Сташевский требовательным взглядом обводит переговорную в поисках жертвы.

Резко поднимаю руку вверх.

Я должна выбить себе это задание!

Потому что если Сташевский узнает, что мой брат взломал его супер-гипер-мега-надёжную систему защиты, то наверняка пнёт меня под зад с должности своего личного ассистента. А работу мне сейчас терять нельзя ни в коем случае, ведь если дело дойдёт до суда и подключится опека, то отсутствие постоянной работы и приличного заработка сыграет явно не в мою пользу.

Мне нельзя так рисковать.

– Ну? Никто не хочет? – Снова спрашивает Сташевский.

Ещё сильней поднимаю руку. Встаю на носочки, хотя знаю – он и без того меня видит, но намеренно игнорирует.

– Я! Я хочу! Я! Пожалуйста, можно мне?

Сташевский хмурится.

Ещё раз обводит взглядом коллег.

Состряпав недовольное лицо, останавливается на мне.

– Что ж… За неимением лучшего, Варвара, поручаю это ответственное задание вам. Вы – в мой кабинет, остальные – свободны. Посидите и подумайте как следует, откуда у нас всех растут руки, раз наша хвалёная защита оказалась такой уязвимой. Жду от вас предложений по улучшению.

Он резко встаёт с кресла, которое по инерции ещё пару кругов вращается вокруг своей оси.

Широкими шагами идёт в свой кабинет, пока я мелко семеню, пытаясь поспеть за ним.

– Кофе готовить умеете? – Бросает через плечо.

– Растворимый, в турке, в финне, капсульный…

– Достаточно. С кофемашиной разберётесь, или провести ликбез?

– Разберусь.

Сташевский открывает дверь в свой кабинет, проходит к стене, жмёт какую-то кнопку и панель отъезжает в сторону, являя миру мини-бар.

– Подберите мне девушку на вечер. Хочется какой-нибудь экзотики сегодня. Может быть, мулатка?.. Да, мулатка подойдёт.

– Что? Подождите, вы имеете в виду…

– Женщину, Варвара. Я хочу провести сегодняшний вечер с женщиной. – Быстрым движением хватает чистый гранёный стакан, наливает из графина воду.

– И вы хотите, чтобы я подыскала для вас кандидатку?

– Что вас удивляет?

Да в общем-то всё…

– Почему бы просто не пригласить ту, с которой вам приятно?

– Они все одинаково скучны и тривиальны. Поиск отнимает драгоценное время, которое я лучше потрачу с пользой, а потому это дело я уже давно делегировал личному ассистенту. Вы – личный ассистент, не так ли?

– Да…

– Значит, работайте, Варя. Я плачу вам за это деньги.

Сташевский подносит стакан с водой к губам. Жадно пьёт.

Не могу оторвать взгляда от его сурового профиля, от широких плеч, обтянутых оливковой рубашкой, что так ярко оттеняет бронзовый цвет кожи.

Его кадык вздрагивает на каждый глоток.

Он красивый мужчина, чего уж греха таить. И энергетика у него такая мощная, что у меня перехватывает дыхание каждый раз, когда он смотрит на меня своими пронзительно-тёмными глазами.

Вот как сейчас…

Сташевский, держа стакан в одной руке, вдруг переводит на меня взгляд. Облизывает влажные губы.

Глаза его спускаются ниже, на Соньку, болтающуюся в кенгуру.

– Почему он на меня так смотрит? – Кивает подбородком.

– Она. Это девочка.

– Это ребёнок, поэтому он. Так почему он смотрит?

Вздыхаю.

– Может быть, она тоже хочет пить.

– Может быть? – Со скепсисом взлетают его брови. – Вы даже не знаете, что ему нужно?

– Видите ли, очень сложно предугадать мысли полугодовалого ребёнка, – завожусь я.

Сонечка тянется ручками к воде.

Сташевский взмахивает стаканом перед её лицом, раздразнивая, но тут же разворачивается и отставляет его обратно в мини-бар.

Вот же гад! Как можно быть такой сволочью?

Собираюсь уже возмущаться вслух, но Станислав Сергеевич достаёт чистый стакан, наливает немного воды и протягивает мне.

– Напоите его.

– Не хотите сами попробовать?

Сташевский смотрит на меня так, будто я последняя идиотка на Земле.

– С чего бы мне этого хотеть?

Он садится за свой рабочий стол, включает компьютер, пока я неловко пытаюсь напоить Соню. Это не очень удобно учитывая то, что она повёрнута спиной ко мне.

– Ну, может быть потому, что она ваша дочь? И вам было бы интересно…

Сташевский смеётся.

Не весело, нет. Сухо и безжизненно, как над плохой шуткой.

– Я думал, мы закрыли эту тему.

– Знаете что? Раз уж у вас такая замечательная память… – Достаю телефон. Листаю снимки в галерее, пока не нахожу фото Марьяны. Оно старое, да, но мы не в тех отношениях с ней, чтобы каждый день обмениваться кадрами из жизни. – Вот. Посмотрите.

Отставляю стакан с водой на стол и тычу в лицо Станиславу Сергеевичу экран.

Сташевский, прищурившись, разглядывает фото. Щёлкает языком.

– Ах, Мари!

– Так вы помните её? – Не получается скрыть надежду в голосе.

Станислав Сергеевич улыбается довольно, как кот, наевшийся сметаны.

– Такое сложно забыть. Нужно сказать, ваша сестра весьма профессиональна во всём, что касается горизонтали. Впрочем, в вертикали она тоже ничего. И на столе…

Зажмуриваюсь брезгливо.

– Боже! Стоп. Всё, я… Я не хочу этого знать. Ну, теперь-то вы мне верите?

Сташевский качает головой.

– Варвара, я не отрицаю, что спал с вашей сестрой и, заметьте, не отрицал этого и вчера. Однако это вовсе не доказывает того, что он – мой ребёнок.

– Она! Это девочка!

– Мне глубоко наплевать, – бросает он с таким выражением на лице, что я верю.

Да. Действительно наплевать.

– Почему вы так боитесь признать, что вероятность есть?

Станислав Сергеевич замирает, опираясь локтями в столешницу. Его глаза, тёмные и тяжёлые, сверлят меня так, словно пытаются проникнуть в самую глубину моих мыслей. Он выпрямляется, щёлкая шейными позвонками.

Медленно. Контролируя каждое движение.

– Боюсь признать?

– Да. Я думаю, вы боитесь взять на себя ответственность, потому что ребёнок может разрушить вашу привычную праздную жизнь, полную веселья, вечеринок и мулаток!

– Варвара, вы забываетесь.

– Если вы не верите, давайте сделаем тест ДНК! Хотя всё очевидно и без тестов. Она похожа на вас! Эти глаза, форма лица и…

– Если я услышу ещё хоть одно слово об этом, вы полетите отсюда вместе с ним, – бросает он на Соню тяжёлый взгляд.

Сонька нервно ёрзает и цепляется пухлыми пальчиками за борты моего пиджака.

– Она ваша дочь! Вы всё равно не сможете убежать от правды. Перестаньте закрывать глаза на очевидное.

– Очевидное для меня то, что вы – моя сотрудница. И ваша работа – это не выдвигать голословные обвинения, а закрывать дыры в системе. Всё остальное относительно вас меня не касается! Если вы планируете продолжать работать здесь, я настаиваю на соблюдении границ и регламента. Если нет – вы знаете, где дверь.

Моё горло словно сжимает стальной обруч, холодный и острый, впивающийся в кожу.

Прижимаю Соню покрепче к себе, стараясь защитить нас обеих от презрения, разлитого в воздухе.

– Можете сколько угодно настаивать, но Соня здесь. Она существует. И она заслуживает отца, который…

– Достаточно!

– Станислав Сергеевич…

– Вон! – Орёт. Хлопает ладонью по столу. – Пошла вон!

Подпрыгиваю от испуга на месте.

Соня куксится и хнычет, дёргая ножками в воздухе.

Сташевский откидывается на спинку кресла, растирает ладонью лицо.

После резкой вспышки дыхание его тяжелое и неровное. Грудная клетка ходит ходуном.

– У вас есть задание, – говорит он тихо, едва слышно. – Выполняйте.

Резко развернувшись, выбегаю из кабинета.

А как только за мной закрывается дверь, я слышу громкий мат и звук разбивающего о стену стекла.

Глава 9

Варя.

Я так и сижу в холле, утопая в мягком чёрном диване. Растерянная, напуганная, после внезапной вспышки эмоций босса.

Но эмоции у него есть, и это ведь хорошо, да?

Да, но такие мне точно не унести… Слишком взрывоопасны, ядовиты.

Разговор со Сташевским пошёл не так, как я планировала.

Ладно уж, чего тут! Пока каждый наш разговор идёт по незапланированному сценарию и превращается с его стороны в конкурс красноречия и изощрённых унижений.

Мои пальцы всё ещё конвульсивно сжимают телефон с горящей на экране фотографией Марьяны.

А вдруг она ошиблась? Вдруг Сташевский – действительно не отец Сони, и тогда я сейчас, подобно сумасшедшей, пытаюсь навязать человеку не имеющего к нему никакой причастности ребёнка.

Но нет же, нет! Марьяна всегда была слишком осторожной в вопросах, касающихся контрацепции. И только со Станиславом Сергеевичем она позволила себе вольность, за которую поплатилась.

Она очень боялась потерять свой статус свободной и не обременённой хлопотами женщины.

Её жизнь всегда была как танец: лёгкий, изящный, завораживающий. Марьяна – птица в блестящих перьях, летящая вперёд, к ярким огням и красивой жизни. Неземная. Неприкасаемая, как редкий музейный экспонат.

Высокая, стройная, с модельной внешностью и длинными блестящими волосами, она тут же оказывалась в центре внимания там, где появлялась.

Марьяна рано поняла, что красота – её капитал. И как только выяснилось, что ухажёры могут быть ещё и богатыми, она потеряла интерес ко всему, что не касается устройства её беззаботного мира.

Семья?

Это лишнее!

Она легко избавляется от людей, даже от близких, словно обрезает ненужные ниточки.

А Соня…

От Сони она хотела избавиться сразу.

Я до сих пор помню тот разговор с такой поразительной точностью, что мурашки идут по коже. Марьяна смотрела на меня с холодной усталостью, будто я предлагаю ей что-то нелепое, невозможное.

Марьяна, в силу уверенности в собственной неуязвимости, узнала о беременности уже на приличном сроке. Настолько приличном, что аборт в её случае приравнивался к убийству.

Я этого допустить не могла.

Уговорить её оставить ребёнка было сложно, но я знала, что если не сделаю этого, то всю жизнь буду жалеть о том, что не настояла. Не знаю, откуда во мне взялись силы, чтобы взять на себя такую ответственность, но я была уверенна в одном: я буду для этого ребёнка той матерью, которой Марьяна никогда не станет.

Помню лицо Марьяны, когда она впервые увидела Сонечку. Ни тени нежности, ни намёка на материнские чувства. Для неё Соня была ошибкой, чем-то, что нужно исправить или забыть.