– А я с ним переспала. Представляешь? Такие дивные были выходные, гуляли с утра до ночи, круассаны с шоколадом лопали в новенькой кофейне «Поль Бейкери», целовались в кино, а вчера днем поехали к нему в общежитие, он сказал, что соседи разъехались на каникулы. Ну и там… Я представляла ведь, зачем еду… Все было волшебно, он такой чувственный и нежный оказался… – Алиса замолчала, задумалась. Затем тряхнула головой, точно сбрасывая что-то. – А все из-за нее. Как вообще можно сказать такое девушке, да просто другому человеку? И он знал, что она будет сегодня на празднике. Я ему нужна была, чтобы заставить ее ревновать. Как видишь, план идеально реализован. Они теперь снова вместе. Да, не спорю, я сама к нему липла, ну отшил бы по-честному. Но он даже в кровать меня затащил.

Я не знала, что сказать или сделать. В прочитанных мной книгах подлеца ждало бы возмездие в финале. Но мы в реальной жизни, и придумать что-то я не могла. Как утешить? Ни одного слова не приходило в голову, кроме глупости и банальщины.

– Поехали домой? А то еще и замерзнем. Давай я такси поймаю.

Не дожидаясь ответа, я побежала обратно к клубу, где на парковке светили фарами ожидающие клиентов бомбилы. Через пару минут я подъехала к Алисе на красных «жигулях», забрала ее со скамейки и втащила на теплое заднее сиденье.

– Так что, куда едем? – обернулся таксист, разглядывая размазанную по лицу новой пассажирки тушь.

– Я ведь твоего адреса не знаю, – виновато посмотрела я на подругу.

Алиса продиктовала улицу и номер дома.

– Сто рублей будет.

Я нервно и в то же время успокоенно нащупала в кармане единственную сотню. Было дороже раза в два, чем я ожидала, но моих денег хватало. Я обняла Алису еще раз. Это было единственное средство от душевной пытки, которое я придумала.

По дороге домой Алиса, не отрываясь, смотрела на ночной Екатеринбург, точно видела его в первый раз. А я думала, какими гадкими могут быть люди. Они, оказывается, могут цинично предать по пути к своей цели и даже не почувствуют ни своей вины, ни чужой боли.

Когда мы подкатили к ее подъезду, я тихо спросила:

– Ты как?

– Скорее всего, жить буду. Спасибо! – Алиса сжала меня за локоть. – Ты хорошая подруга.

Я проводила ее взглядом, пока она не скрылась в подъезде.

– Куда дальше?

Я достала телефон. Ужаснулась. Девять неотвеченных. Шесть от папы и три от мамы. Эсэмэски: сначала все более грозные, но под конец уже испуганные.

– На Уктус, – выдавила я, понимая, что домой мне совсем не хочется.

– О, это уже сто пятьдесят.

Я подумала, что родители рады будут заплатить за блудную дочь перед сожжением на костре.

– Катаемся, шеф! – спародировала я не совсем конкретный образ из старых советских фильмов. Хотя мне было совсем не весело.

«Еду. Буду через полчаса», – эсэмэснула я маме. Пусть готовит папу.

…

Так отец на меня еще не кричал. Еле затыкал матерные слова:

– Какие у тебя, б…, сложные времена? Ты живешь в моем доме на всем готовом! И при этом так ко мне относишься! Занимаешься х… ерундой. Театром, б… блин! Сумки покупаешь по цене, что мы с мамой себе позволить не можем! Вон, посмотри на свою подругу Наташу – уже деньги зарабатывает в торговле, знает им цену.

Никому я не говорила, сколько сумка стоила!

– Откуда ты все это берешь? – начала я, но тут же меня осенило: – Ты читал мой дневник, что ли?

– И правильно сделал. Иначе бы вообще не представлял, куда дочь пропала и как она к своему отцу относится!

– А вот это подло! – закричала я и побежала наверх к себе.

– Стой! – Он больно схватил меня за запястье.

– Бить будешь? – повернулась я к нему и уставилась в упор.

Жила на шее отца дергалась, в полураскрытом рту слюни стекали по зубам. Бешеный взгляд. Наверное, мой был такой же сумасшедший.

Отец ослабил хватку.

– Ты наказана! Это просто так тебе не сойдет.

– Тебе тоже, – полыхнула я в ответ.

Подбежала мама, не давая отцу совершить что-нибудь непоправимое со мной, и схватила его руку.

– Хватит, всем спать! Поговорим утром.

Мне удалось высвободиться и скрыться в спальне. Я не помню, как уснула. Вначале ревела под одеялом, потом ненавидела отца, придумывая способы мести… И вот солнечные лучи и руки мамы уже будят меня.

За завтраком мы молчали, как камни. Мне в голову не приходило извиниться за вчерашнее. Слишком ярким был образ, как отец читает мои мысли, совсем не предназначенные для его глаз. Это точно непорядочно. Сама я не думала, что сделала что-то не так. Я честно просила меня отпустить. Снова крутился вопрос: как они догадались, что я сбежала? Но спросить тоже не могла. Гордая.

Отец заговорил первым.

– Будешь сидеть дома все каникулы. Никуда не ездить. Маме помогать готовить, убирать. А то разленила она тебя совсем, как на учебу свою воздушную ты пошла. А через неделю я посмотрю, куда тебя отправить: в институт или на торговую точку. Сегодня генеральная уборка. Чтобы, когда вернусь с работы, дом блестел, как машина после автомойки.

Я сверкнула на него глазами, но промолчала. Подумала: что толку препираться? Уборка, наверное, справедливое наказание. Если бы не вторжение в мою личную жизнь, то даже бы с удовольствием восприняла. А насчет института – ну здесь уже не папе решать.

Пока целый день пылесосила да мыла полы, немного успокоилась. Позвонила Алисе, поболтали. Мне совсем не понравился ее напускной пофигизм, слышно же, что она мучается. Молчит перед ответом, повторяет одно и то же, словно пытается убедить себя в этом. Я не считала, но «все будет хорошо», «…окей» или «…замечательно» Алиса сказала раз десять. То тихо, то громко. А я даже встретиться ей предложить не могла, ведь отец меня типа запер, и пока что я не готова повторить побег из моего замка Иф. Договорились держать связь.

– Пока, подруга, – на прощание произнесла Алиса, и тепло от слова «подруга» разлилось по всему телу, не важно, случайно оно было сказано или нет.

Рука устала, хотя уже не дрожит. На дворе ночь. Теперь я поняла, для чего нужен дневник. Пока писала, сама разобралась в своих чувствах. Предательство прощать нельзя ни Саше, ни папе – никому! Но с этим нужно жить. Самое страшное, что доверие, оказывается, как девственность. Потерять можно только раз и навсегда. И если я не придумала еще, что делать, то скоро соображу. Завтра перечитаю эти странички и соображу.

«Вот это девчонка! – подумала Маша. – Кажется, такая воздушная, что дунь – и разлетится, а у самой стержень из титана». Была ли она сама такой же? Вряд ли. Бунтовать – да, это умела. Но, скорее, со злости. А целенаправленно противопоставить свою волю чужой, как Кристина, – такого не припоминалось. Вот Даша, эта, наверное, может. Блин, еще парень у дочери нарисовался. Как бы не сломал ее правильную картину мира, ведь в этом возрасте все такие доверчивые.

Но размышлять сильно не хотелось. Машу тянуло узнать, что там случилось дальше, как в удачном сериале, когда заканчивается серия, и тут же щелкаешь «Продолжить», хотя сначала обещал себе, что глянешь всего одну.

27 января

Вот и не верь после этого в духовные родственные связи. Мама мне рассказала, что, оказывается, отец позавчера никак не мог уснуть. Всякая фигня ему в голову лезла про День студента и его дочку. И вот он, уже после двенадцати, собрался с духом и пошел в мою комнату. Первый раз, как я просыпаться по ночам перестала! Подозревал что-то, или, наоборот, совесть мучила за то, что так со мной поступил, что ли? Как мама говорит, сначала увидел, что в кровати кто-то есть, и уже хотел уходить, а потом решил поцеловать. Ну и началась вся эта заваруха. На звонки я не отвечала – начал шарить по моим шкафчикам, наткнулся на дневник. Я же думать не думала никогда, что в нашей семье такое возможно, чтобы все запирать.

Но непохоже, что папа раскаивается. Чувствует себя победителем, что сумел образумить дочку. Может, еще грезит меня на рынок утащить, в свой ларек? За ужином вдруг начал про расширение бизнеса говорить. Мечтает еще к одежде обувь добавить… Может и добавить, но без меня точно. Здесь я не прогнусь ни на миллиметр.

Первые выводы. Никому не доверяй на сто процентов, даже родителям.

Еще в детстве в углу около шкафа за отклеившимися обоями я нашла, что отгибается доска, и прятала там свои «сокровища», играла сама с собой или с Натой в пиратов или похищенных принцесс. Обои переклеили несколько лет назад, но шкаф стоит на том же месте. Да и отходить они стали снова там же. Может, потому что дует откуда-то. Я осторожно оторвала их еще и, протянув руку, отогнула доску. Положила дневник. Доску прижала к обшивке, и она встала на свое место. Посмотрела издалека, посмотрела вблизи. Ничего криминального. Я бы туда не полезла рыскать в поисках заначки. Секреты должны такими и оставаться. Потому что они – СЕКРЕТЫ!

28 января

Переписывалась с Алисой. Она мне рассказала, как много красивых парней на сайте знакомств mail.ru.

Пишу:

«Боже, ты куда понеслась! Только что с одним порвала».

А она в ответ:

«Клин клином вышибают».

«НЕЕЕТ! Остановись!!!»

«Да ладно, весело ведь».

29 января

Папа успокоился. Я прилежно сидела дома, прибиралась и готовила, как образцовая дочь. Видимо, моя покорность пробудила в нем вину. Сегодня суббота, за завтраком сидели долго, смотрели «Сто к одному» по телику, и он сам предложил:

– Что дома сидишь? Сходила бы погуляла.

– А как же твой запрет на все каникулы?

– Будем считать, это досрочное освобождение за хорошее поведение.

Меня его шутка покоробила, но виду я не подала. Сразу спросила главное, пока он в хорошем настроении:

– А институт?

– Что институт? Учись. Как окончишь, глядишь, сама ко мне на рынок придешь, когда есть захочется.

Я быстро глянула на маму. Она заговорщицки улыбнулась. Было видно проделанную за последние дни агитационную работу. Правда, еще остался один вопрос в наших с отцом взаимоотношениях. Извинения за вторжение в мою личную жизнь я еще не получила. Но не все сразу. Я была довольна отменой наказания и не готова была его прощать. Наоборот, чувство обиды давало мне скрытую власть над отцом. И, похоже, он это чувствовал.

Сразу после завтрака я побежала в комнату звонить Алисе. Договорились, что приеду к ней и погуляем в парке. Пока собиралась, позвонила Ната. У нее был выходной, предложила вместе погулять, может, в центр съездить. Я на радостях свободы ее весьма сухо отшила. Сейчас переживаю, но в ту минуту так уже нафантазировала свой день, что почувствовала злобу за покушение на него.

Алиса меня ждала. Сразу спустилась, как я позвонила в домофон, взяла под ручку и потащила в сторону парка Маяковского. Выглядела она не очень. Синяки под глазами замазаны, но все равно хорошо видны. Сами глаза красные, заплаканные. Грустная, хоть и давит из себя улыбку. Всегда была такой уверенной, жизнерадостной. А сейчас просто призрак.

Я старалась говорить с ней обо всем, кроме парней и отношений. Рассказала про свои приключения и домашний арест. Про дневник не упомянула – стыдно стало за отца. Она даже засмеялась, узнав, как я смоталась по сугробам на наш бал. Спросила про моих родителей. Я рассказала про бизнес отца, про школу, где мама преподавала русский (слава богу, не в моей!). Про наш дом. («Сейчас там тоскливо. А вот весной, в мае, приезжай. Будет очень красиво! Сирень благоухает, как будто целая Франция!»)