Никаких известий. Ни о чем другом писать не могу. Да и не важно все. Даже аппетита нет.

7 февраля

Рокотов налетел на меня, как только увидел.

– Ты на меня в милицию заявление написала?

– А ты что, хотел в стороне остаться?

– Они приехали на бобике, увели меня под руки на глазах всей общаги! Да еще продержали в кутузке полдня. Допрашивали, сняли отпечатки, как у преступника. Подписку о невыезде взяли!

– А ты не понимаешь, что ты это заслужил?

– Тем, что не влюбился в твою Алису, что ли?

– Что, правда не понимаешь?

– В общем, прекращай на меня доносы строчить!

– А то что? Кончу, как Алиса?

Он махнул кулаком перед моим носом и в бессильной злобе пошел прочь.

А вечером мама дала мне газету «Уральский рабочий». Ошарашенно смотрю.

«Пропала еще одна девушка» – на первой странице.

Я ведь имела представление, что девушки исчезали уже больше года. Мы даже обсуждали это в институте. Но когда пропала Алиса – я как будто забыла об этом. Точно мой мозг в порыве заботы заблокировал эти страшные знания. Я и мысли не допускала, что Алиса погибла. И думать не подумала ни разу про эти исчезновения. Но теперь мне стало жутко по-настоящему. Я впервые взаправду задумалась: а что, если Алиса не вернется?

Я прочитала статью, дрожа от волнения. Как, оказывается, мало известно об этих исчезновениях. Даже факты пропаж девчонок не связаны друг с другом ничем, кроме домыслов журналистов. Нет ни тел, ни сходства жертв, кроме возраста. Журналисты запихнули сюда все случаи с девчонками от 17 до 25 лет, где не были найдены тела. Как много, оказывается! За прошлый год 11 случаев. Правда, было 15 – сами сознаются, что четырех девчонок нашли. И нашли живыми. С осени частота увеличилась. Девять пропало с сентября, одна – уже в этом году, в начале января. Милиция сама додумалась, что это аномалия, только когда за ноябрь без причин и следа пропало три девушки. И вот теперь новый инцидент.

Позвонила Елизавете Петровне. Узнала, что следствие передали группе, которая занимается исчезнувшими девушками. Это хорошо, сказала она, потому что там работают лучшие профессионалы. Они уже приезжали, еще раз осмотрели комнату и забрали компьютер Алисы. Но мама Алисы, похоже, не просто расстроена – она в каком-то шоке. Говорила медленно, еле подбирала слова, точно и не человек уже вовсе, а зомби. Я не представляю, как она держится.

Это плохо, думаю я. Их ведь не находят.

«Пропавшие девушки?» – изумилась Мария. Она не помнила этих ужасающих событий. Если быть честной, то она совсем не интересовалась новостями в то время. Не то что сейчас, когда открываешь «Яндекс» и оказываешься заваленной орущими заголовками: хочешь – в стране, хочешь – в твоем городе. Волей-неволей тянешься почитать подробнее. Люди как будто совсем перестали жить и только следят за повесткой дня. Но кто-нибудь из окружения, скорее всего, рассказал бы. И что, они бы обсуждали какого-то маньяка? Вряд ли. В молодости есть вещи гораздо важнее. Но страх вдруг начал прокрадываться в сознание. Ведь в руках ее был не триллер, хоть и самого Стивена Кинга, а что-то настоящее – преступление, которое творилось здесь, совсем рядом, пусть и много лет назад. Мария глубоко вздохнула, пытаясь отогнать пугающие мысли, и продолжила чтение.

9 февраля

Я мыслями только об Алисе. На учебе смотрю телефон каждые пять минут. Вдруг ее мама позвонит или напишет. Вечером бегу читать газету. Мама ее уже сразу оставляет на кухонном столе. Хотя я и не ем совсем. Не хочется. Насилу пихаю – рвет. У нас нет компьютера дома, но в институте девчонки постоянно рассказывают, что там известно нового на Е1. Но неизвестно ничего. Ушла днем 2 февраля из дома, и больше ее никто не видел. Двенадцатая жертва. Кого? Маньяка? Преступного сообщества? Нет следов.

Жанна Сергеевна сегодня на меня наорала. Сказала, что если я собираюсь дальше быть такой отстраненной и невнимательной, то мне лучше на госслужащую учиться. Я разревелась, как детсадовка, в итоге была отправлена в туалет под кран с холодной водой.

На хореографии голова закружилась, так что я села на пол и приходила в себя минут десять. Виолетта Петровна подошла. Думала, тоже кричать будет. Но она села на коленки рядом и обняла за плечи.

– Какая бледнющая ты, Садоян. Бегом в больницу, никакой учебы сегодня.

Я благодарно закивала. Похоже, я перестала вывозить эту коляску. Оделась в пустой посреди пар раздевалке и пошла на остановку автобуса. Последнее, что помню, – как памятник Ленину, мимо которого шла, начал медленно валиться набок.

Когда открыла глаза, увидела только склоненное надо мной молодое мужское лицо. А я каким-то образом оказалась на скамейке.

– Слава богу, – прошептал парень.

Я непонимающе хлопала ресницами, на которых налип снег, смазывая его облик.

– Лежите, сейчас скорая приедет.

– Что со мной? – проговорила я, но еле уловила свой голос.

Парень услышал.

– Вы шли и упали. Потеряли сознание. Прямо передо мной.

– Как долго я здесь?

– Да минут пять, не больше. Кто-то из прохожих уже позвонил в скорую. Скоро будет. Вы как?

Я ответила, что вроде ничего. Попыталась подняться, но голова снова закружилась. Он оставался со мной, пока через несколько минут не подошел человек в медицинской униформе. Посмотрел мне в зрачки, послушал и сказал, что заберет в больницу. Я встала со скамейки и, опершись на врача, поковыляла к машине с красным крестом. Молодой человек меня догнал.

– Спасибо вам большое, – вспомнила я про него.

– Не за что. Давайте я вам позвоню, узнать, что все в порядке. Продиктуйте телефон.

Врач неодобрительно покосился на него, но ничего не сказал.

Забравшись в машину, я продиктовала свой номер.

– Кристина, – закончила я диктовку.

– Костя, – покраснел он. – Я обязательно позвоню.

Я еле выдавила улыбку. Мне было по-настоящему нехорошо.

В больнице меня внимательно осмотрели, давление померили. Поставили капельницу. И через час отпустили. Прописали таблетки от стресса. Мама родная, я уже как старуха. Легла в кровать и проспала до вечера. А вечером проснулся волчий аппетит, съела весь ужин и еще добавки попросила. Не, маме ничего не рассказала про обморок.

А Костя позвонил уже ближе к восьми. Поинтересовался, как я. Я не стала придумывать, ведь уже сильно лучше стало. Еще раз сказала ему спасибо. И разговор закончился. Положила трубку, а сама вспоминаю его лицо, совсем рядом с моим.

Что бы все это значило?

11 февраля

По Алисе все так же – ничего. Я с ее мамой уже стала как-то близка. Звоню ей каждый день, но невозможно говорить только о беде. Сначала она просила рассказать про институт, как там все устроено. Потом уже начала спрашивать про Алису, как у нее получалось в Театральном. В следующий раз – какой ее видела я. Я отвечала искренне, вспоминала какие-то события, общие или связанные только с ее дочерью. Так мы и стали забалтываться на 20–30 минут. По ее голосу я понимала, что Елизавета Петровна уже ждет моего ежевечернего звонка. А мне казалось, что я могу рассказать ей даже больше, чем маме. Но историю про ее отношения с Сашей Рокотовым я утаила. Не смогла.

Сегодня позвонил Костя. Я уж подумала, что он забыл про меня. В этот раз он был смелее. Поинтересовался моим здоровьем. Когда узнал, что я замечательно себя чувствую, расслабился и завел непринужденный и приятный разговор. Мне было интересно и как-то просто. И я уж не стала уточнять, что сижу на таблетках в связи с пропажей моей однокурсницы. В итоге так разговорились, что он позвал кофе попить рядом с Плотинкой завтра днем. И я не отказалась…

Пишу сейчас и думаю: насколько это честно по отношению к Алисе?

12 февраля

Уже все дышит Днем влюбленных. Кофейня, где мы встретились, была украшена красными шариками в виде сердечек, на окнах надпись: Happy Valentine’s Day. Как будто и парочек в городе стало больше. Или это только мое настроение?

Костя оказался невероятно интеллигентным и забавным. Оказалось, что он уже доцент, в прошлом году окончил аспирантуру и преподает химию в УРГУ, хотя ему всего 25 лет. Но выглядит так молодо, как третьекурсники наши. Его карие глаза все так же внимательно, но уже не испуганно, как три дня назад, неотрывно смотрели на меня. Но его взгляд совсем не смущал, наоборот, он был располагающий к себе, уютный.

Он любит точные науки, спагетти болоньезе и Gorillaz. Я же тысячепроцентный гуманитарий, да и мучное стараюсь не есть. Полная противоположность, хотя и знаю одну песню его любимой группы.

Но после латте с круассаном (устоять не смогла) мы прошлись сначала по Ленина, потом свернули на Пушкина. Расставаться не хотелось. Он взял меня за руку, и я почувствовала, как мурашки разбежались по всему телу. Шли дальше, почти молча, просто чувствуя тепло друг друга.

Когда автобус покатил меня домой, я смотрела на фигуру Кости, самую высокую среди людей на остановке, и понимала, что испытываю новое для себя чувство. Радость, страх, отчаяние и надежду одновременно.

14 февраля

Все закрутилось.

Его нежные губы, приятное дыхание, моя запрокинутая голова, которая кружится от восторга. Какой же он все-таки высоченный для меня, придется покупать самые высокие шпильки. Боже, о чем это я?

В институте царило возбуждение. Еще бы, несколько сотен молодых сердец собраны в одном здании в День влюбленных. Но я ждала, только когда пары закончатся, тоже дрожа от волнения. Костя снова предложил встретиться. Это было неудивительно. Мы взахлеб болтали по телефону и переписывались все выходные после первого свидания. Если бы не позвал после этого, я бы обиделась насмерть.

Папа подозрительно смотрел на меня за ужином вчера. Но фиг ему теперь что скажу. Он последний в списке.

Костя принес шикарные розовые розы, без упаковки, точно как я люблю. Вместо кино пошли в планетарий! Думать не думала, что смотреть в темный потолок – это романтично. Оказывается, все зависит от того, чья ладонь сжимает твою. Мое сердце билось, будто я Андромеда в ожидании своего Персея, которому еще предстоит прорваться через волшебных чудовищ, чтобы спасти возлюбленную.

Там он меня в первый раз и поцеловал. Дождалась. Я ответила, может, даже чересчур страстно для нашего уровня отношений. Конец звездной лекции я не запомнила.

Гуляли, пока не стемнело совсем. Я не чувствовала холода. Простились так же на остановке: вдруг увидит кто в нашей деревне – не разгребешься потом, особенно когда папа полезет выяснять. Сколько школьных ухажеров он отвадил своими расспросами! Дома сняла сапоги и с ужасом взглянула на пунцовые пальцы ног.

Пишу эти строки поздно вечером, а все еще переписываюсь с ним. Готова целовать телефон, когда вижу новое сообщение! Вот как-то так…

– Что читаешь? – Никита вырвал ее из грез молоденькой девушки. – Улыбаешься, будто инжирное варенье проглотила.

– О, ты помнишь о моей беззаветной любви к инжиру! – обрадовалась Маша. – Знаешь, нашла на втором этаже дневник, видимо, девочки, что здесь жила когда-то. Пишет хорошо и так наивно. Я, наверное, такой же была до Дашки.

– Ну это вряд ли. Мне кажется, ты уже родилась взрослой и со списком продуктов в руке.

– Да иди ты.

– Иду, свет выключать. Давай спать. Завтра ведь снова работать. Кто ж это придумал-то?