– Тихон, успокойся. Я не дам ему тебя тронуть.

Морен выставил ладонь перед водяным, силясь утихомирить его, словно разгорячённого жеребца, и тут же поплатился за свой выбор – Истлав свободной рукой сорвал арбалет с пояса и направил его на Морена. Водяной, присмиревший было и опустившийся в воду, вновь вскинулся, но лезть не стал.

– Договор? – выпалил Истлав. – О чём он?

– Не русалки убивают людей. Их здесь много, потому что Тихон собирает обращённых девушек со всей округи под своё крыло, обещает им заботу и защиту. Они нападают лишь на тех, кто приходит к ним с мечом или повинен в том, кем они стали.

– Защищаешь его? – выплюнул Истлав, и губы его сжались сильнее. – Я знал, что ты с ними заодно. Нечистые твари тебе ближе. Твоя кровь отравлена пороком, как и его. Ты предал людской род, потому и стал таким.

– Не по его вине в лесу люди гибнут. Ты сам видел чертей.

– Подосланных, возможно, им же! – Истлав шипел, и рот его дрожал от ярости. – Мы столько лет искали цветок. Я знал, что его охраняет кто-то, кто-то сильнее и умнее поганых чертей и блудных девок, и ты сам привёл меня к нему. Убью его – и путь откроется.

– Цветок не то, чем кажется, – проревел Тихон, исподлобья следя за Истлавом. – А ты дурак, коль ищешь его! Погубит он тебя и всех тех, кого ты с собой привёл.

– Я не поведусь на твои речи, нечистая тварь.

– Истлав! – окликнул Морен, перетягивая внимание Охотника на себя, дабы не дать ему ярить водяного ещё сильнее. – Я знаю путь к цветку. Этот проклятый нам не враг. Он защищает людей, так же как и ты. Проклятье не делает его чудовищем, так же как меч в твоих руках не делает тебя убийцей. Опусти его. Мы можем спокойно уйти и найти цветок без жертв, а потом каждый пойдёт своей дорогой.

Стена молчания повисла меж ними, и тишина давила, словно могильная земля. Каждый ждал, что́ предпримет другой. Морен даже не заметил, что рука его давно приподнята, а пальцы расставлены в стороны, готовые схватиться за меч, зато этот жест заметил Истлав. Скиталец был для него словно волк, готовый сорваться и кинуться на зайца, едва тот шелохнётся, и казался куда опаснее водяного. Что этот проклятый? Разумное, но всё-таки животное, ведо́мое одной лишь жаждой крови. А вот тот, кто сохранил трезвый рассудок и человеческий ум, куда страшнее. Истлав по себе судил и понимал эту правду, как никто другой, однако нет-нет да поглядывал на водяного, ожидая, когда нападёт и он.

Но не отпускать же их? Для себя он уже всё решил.

– Выбирай, на чьей ты стороне, – бросил он, как предупреждение.

И, вскинув арбалет, выстрелил в ногу Морена.

Тот увернулся, уйдя в сторону, а Тихон ударил хвостом по озеру, подняв тучу брызг. Истлава накрыло волной, он пошатнулся, и водяной тут же сшиб его тяжёлой рукой в грудь. Под телом Охотника заскрипели ломающиеся ветки, Тихон швырнул его в кусты, будто щенка. Опираясь на руки, водяной попытался выбраться на берег, но Морен преградил ему путь.

– Стой! Убьёшь его, и они никогда от вас не отстанут! Уходи отсюда, Тихон.

За спиной раздался птичий крик. Морен обернулся как раз вовремя, и арбалетный болт пролетел мимо, не задев, зато оцарапал плечо Тихона, и тот взревел от боли. Истлав уже был на ногах и заряжал новый болт, когда сверху на него камнем рухнул Куцик. Когтями он пытался расцарапать ему лицо, добраться до глаз, но пока лишь сорвал шляпу и исполосовал руку, которой прикрывался Истлав. Тот вскинул арбалет и ударил им по птичьему тельцу. Куцик крякнул, его отшвырнуло в сторону, а у Морена всё похолодело внутри. Кусты зашевелились, и Куцик вылетел из них живой и невредимый. Истлав ступил к водяному, замахнулся мечом, но Морен принял удар на свой клинок.

– С дороги! – прошипел Истлав, давя на оружие изо всех сил.

– Я не дам его тронуть.

– Тогда отправишься за ним!

Заскрежетала сталь, и Истлав, вырвав клинок, ударил по ногам Морена. Тот отбился, одновременно отступая. Он отражал атаки, не спеша нападать первым, а Истлав ярился и вкладывал в каждый замах всё больше сил. Тихон снова ударил хвостом по озеру, окатив их обоих водой. Морен поскользнулся на влажной траве, и Истлав толкнул его свободной рукой в грудь, пихнув спиной вперёд в озёрную воду.

Морен ушёл с головой, не успев задержать дыхание, и лёгкие обожгло. Ещё мгновение, и его вытащили, швырнули на берег. Отбитые бока отозвались болью, но та не шла ни в какое сравнение с огнём, что жёг нутро и горло. Встав на четвереньки, Морен пытался откашляться, избавиться от воды, когда его накрыла тень. Тихон выбрался из озера, прикрыл его собой и, взревев, бросился на Охотника.

Он размахивал тяжёлым хвостом и когтистыми ручищами, но всё тщетно – неповоротливый, массивный водяной просто не поспевал за юрким человеком. Если столкнёт в воду – Истлаву конец, но до тех пор у него преимущество. Меч жалил Тихона, царапая мягкую кожу живота и груди, но не мог пробить чешую на спине и нижней половине тела. Придя в себя, Морен поднялся, и его тут же чуть не сшиб хвост. Тихон метался меж ним и Истлавом на маленьком островке, ломал сучья и сносил тонкие деревца. Очередное такое, треснув пополам, опрокинулось и накрыло собою Истлава. Тихон тут же ударил по деревцу хвостом, разломал в щепки, но Охотника не задел.

– Где ты?! – взревел водяной, бешено вращая глазами.

Истлав вынырнул из-под его бока и, пока Тихон не заметил, занёс меч. Но Морен подоспел раньше, принял удар на свой клинок, отбил атаку, заставив Истлава отступить. Ещё несколько раз столкнулись их мечи, пока водяной не развернулся и не швырнул обоих в озеро, будто крошки смахнул массивным хвостом с берега. У Морена вышибло дух от удара, но он успел зацепиться за торчащую корягу и не свалиться в воду. А Истлава отбросило так далеко, что тот врезался спиной в бревно, служившее Тихону ложем. Застонав, Охотник так и повис на нём, наполовину в воде, но меч из рук не выпустил. Водяной же нырнул в озеро.

– Тихон, не надо! – крикнул Морен, ни на что особо не надеясь.

Теперь он даже помочь Охотнику не мог. Но его крик словно разбудил Истлава, и тот спешно взобрался на бревно, встал на ноги и поднял меч. Тихон даже из воды не показался. Опора под Истлавом накренилась, приподнялась с одного конца. Тот схватился за край, цепляясь за него, чтоб не упасть. Бревно наклонилось так сильно, что он буквально повис на нём, и лишь теперь Тихон вынырнул, схватил Охотника за ногу, распахнул полную острых зубов пасть и рванул его на себя. Истлав заскользил по бревну вниз, выставив вперёд остриё меча.

Морен, уже выбравшийся на берег, вскинул левую руку с потайным арбалетом и выстрелил. Тихон заметил его движение, поднял руку, закрывая лицо, и стрела вонзилась ему в ладонь. Он словно и не заметил ранение, но мгновение было потеряно, и он не поймал скатившегося к нему Истлава. Меч вонзился в мягкий живот, вошёл по рукоять. Тихон замер и ошалело уставился на Охотника, словно не веря в случившееся. Истлав тоже был бледен, упирался ногами в его брюхо и тяжело дышал. Рука водяного всё ещё сжималась на его лодыжке.

– О нет… – выдохнул Морен, понимая, что наделал.

Стиснув челюсти, Истлав рванул клинок вверх, вспарывая живот проклятого до самой грудины.

Тихон взревел бешено, с надломом – крик его разрывал на части сердце и душу. Он повалился боком на бревно, и из вспоротого брюха в воду хлынули кишки, измаранные чёрной кровью, будто рыбу выпотрошили; только Тихон оставался жив, пытаясь удержать нутро дрожащими руками, пока кровь его темнила воду. Истлав же убрал меч в ножны, прыгнул в озеро и поплыл к берегу. Хвост водяного ещё бился, обещая зашибить Охотника, но на глазах слабел. Едва Истлав выбрался на сушу, как Морен оказался перед ним и со всего маху ударил кулаком. Лишь в последний момент тот успел увернуться, выхватив меч. А Морен и не убирал свой, со всей силы он ударил оружием снизу вверх. Истлав выставил клинок, но Скиталец просто выбил меч из его рук.

– Чёрт бы вас побрал! – крикнул Морен в сердцах.

Вид у Истлава был испуганный: лицо обескровлено, глаза выпучены и смотрят дико. Он будто сам не верил в то, что сотворил, да и Морен едва мог поверить в увиденное. Но растерянность на лице Охотника сменилась холодной решимостью, когда Скиталец прижал его к дереву и приставил лезвие к горлу. Лишь на миг глаза распахнулись шире, а губы сжались в тонкую нить. Совладав с собой, Охотник поднял руки и произнёс с достоинством:

– Убери меч, проклятый.

Морена же трясло от ярости.

– Его кровь на твоих руках!

– Думаешь, я стану сожалеть об этом? Ты заблуждаешься.

Тихон выл за спиной Морена, стенал от боли, как в горячке. От его мучений сердце ныло открытой раной.

– Добей его, – приказал Истлав, глядя прямо в глаза Скитальца. – А когда покинем лес, я сообщу отцу Ерофиму и архиерею о твоём предательстве.

– Кто сказал, что ты выберешься отсюда живым?

Морен стиснул зубы и чуть надавил на его горло. Недостаточно, чтобы пустить кровь, но кадык Охотника дёрнулся, выдавая страх. Жаль, что каменная маска лица не дрогнула, хоть в глазах и читалось сомнение. Неужто взвешивал: решится Скиталец или нет?

Тихон умолк. Морен боялся обернуться, боялся увидеть, что тот уже не дышит. Может, в самом деле стоило добить его, оборвать мучения, а не тешить себя надеждой, что чёрная кровь затянет рану от разреза, которым иных проклятых он умерщвлял много лет? Скрежетнув зубами, Морен отвёл меч и замахнулся, вкладывая всю силу в удар. Клинок вошёл в кору до середины лезвия, а Истлав лишь вздрогнул, никак более не выдав страха. Морен вырвал меч и, тяжело дыша, воззрился на Охотника.

И как теперь быть?..

Раздался плеск. Затем ещё один, другой, третий, словно град пошёл в безоблачную ночь. И тут над рекой и островом разнёсся девичий вопль. Ему вторил другой, ещё и ещё, и вот уже десятки голосов выли и стенали от скорбной боли. Морен и Истлав огляделись, но лишь рябь растекалась кругами по озёрной глади, пока нечто невидимое, прячущееся от глаз, не утащило на дно тело водяного. Чёрная вода забурлила, вспенилась, и Морен понял, что нужно убираться отсюда.

– Что это?

Самообладание подвело Истлава. Голос его дрогнул, кровь отлила от лица. Он вертелся на месте, силясь найти, разглядеть, увидать наконец тех, кто оплакивал покойного, но голоса, казалось, звучали отовсюду сразу и одновременно – у него в голове.

– Ты же сам сказал, – холодно отчеканил Морен, пристально смотря на воду. – В этом лесу жил древний и сильный проклятый, который подчинил себе русалок. Тихон собирал и опекал дочерей с Сумеречных лет. Ты их отца убил, теперь пожинай, что посеял.

Велико было желание бросить его здесь на растерзание речным девам, но Морен недолго обдумывал сей план. Совесть не позволила бы, да и кто сказал, что его русалки отпустят подобру-поздорову? Обвинят ведь, что не уберёг водяного. И, чёрт возьми, будут правы!

Куцик издал пронзительный клич, описал дугу над озером и попытался сесть на плечо Морена, но тот замахал рукой, не дав ему опуститься, и прокричал:

– Улетай прочь отсюда!

К счастью, тот послушался – взмахнул крыльями и развернулся в сторону Тишьи. А Морен перехватил меч крепче.

Русалки вылезли из воды сразу огромной стаей – десятки лиц показались над озером, руки потянулись, как колосья, девушки выползали на берег подобно чешуйчатым гадам. Некоторые волочили за собой хвосты, другие, оказавшись на земле, тут же вставали на ноги и кидались на мужчин, выставив когти. Морен встречал их мечом и разрубал без жалости надвое. Истлав бился рядом и резал без разбору тех, до кого мог дотянуться. Но русалки кишели повсюду, подбирались даже со стороны Тишьи – выныривали из зарослей, выползали из-под корней, словно ящерицы, цеплялись за ноги и одежды. Каждой, что хватала Морена, он отрубал кисть, а кому-то удалось снести и голову.