В других обстоятельствах он бы испытал к ним жалость, но сейчас глаза его горели алым, как у речных дев, а их глаза и когти обещали расправу. В пылу бойни Морен спина к спине столкнулся с Истлавом, так близко их теснили. Но Охотник выругался: «Не мешайся!» и пнул со всей дури подвернувшуюся под ноги русалку по лицу. Та взвизгнула, откинувшись на бок, и тут же её сёстры впились в ногу Истлава с двух сторон, вот только прокусить не успели – Морен подоспел и вонзил меч в затылок одной из них, а вторая отшатнулась сама.

Раненые, но неубитые уходили в озеро, и на их место тут же выползали новые. С такой толпой им никогда не справиться, Морен это хорошо понимал. Сил рубить и убивать с удара им хватало, но выдохнутся они куда скорее. Одна из русалок замахнулась на них сизым хвостом и обязательно бы сшибла с ног, однако Морен успел присесть и дёрнуть Истлава за плащ вниз. Тяжёлый хвост махнул над их головами. Истлав вскинул меч и резанул по нему, разрывая плавник. Проклятая взвыла от боли, развернулась и ударила когтями, словно кошка. На щеке Истлава остались кровавые полосы. Но в следующий миг он наступил русалке на опорную руку и вонзил меч в спину.

Морен же пытался отойти подальше. Разглядев удобное дерево, накренившееся над водой, он взбежал по его стволу, чтоб оказаться повыше. Русалок это не остановило – одни начали взбираться следом, другие тянули к нему руки из воды. Но Морен лишь желал выиграть время. Зацепившись сгибом локтя за сук, чтоб не упасть, он мечом срезал пояс с сумками. Раздавил в кулаке все до одного бутыльки, которые мог нащупать. Некогда было вспоминать, что где находилось, но среди них хранились большая горсть соли и отвары против нечисти – это самое главное. Когда подобравшаяся русалка схватила его за ногу, он вырвал стопу и бросил сумки в озеро.

Ядрёная смесь соли, отваров, масел и трав ушла под воду. Русалки тут же метнулись от неё прочь. Поднялись волны и туча брызг от взметнувшихся хвостов, а следом раздался вой, и все те русалки, что скрывались на дне, выскочили на берег – обожжённые, с отваливающейся лоскутами кожей. Даже раненые тащили за собой обрубки конечностей или сестёр, что не могли помочь себе сами. Русалки плакали, стенали, выли, но упрямо ползли на сушу, подальше от отравленной воды. А там их встречал и добивал взмыленный, раскрасневшийся от боя Истлав.

Морен хотел было прыгнуть в воду, чтоб спастись от тех, кто карабкался за ним по стволу, но передумал. Он не жалел себя, сражаясь с нечистью, однако погибнуть от собственных отваров будет глупо. Вместо этого он направил на ближайшую деву спрятанный в рукаве арбалет и выстрелил. Маленькая стрела попала в глаз, и русалка свалилась с дерева, держась за лицо. Следующую он встретил уже мечом. Другая подползла снизу, таки схватила его за ногу и дёрнула прежде, чем он отбился. Потеряв равновесие, Морен полетел в озеро, но в последний момент ухватился за ствол, обронив меч. Тот, на его счастье, рухнул в кусты рогоза. А русалка уже обвила тело Морена руками, повиснув на нём, как любовница. Но как только ладони её забрались под плащ, она взвизгнула и разжала хватку, рухнув в озеро: железные пластины обожгли её обнажённую кожу. Морен опустился на руках, раскачался, насколько мог, и прыгнул. Приземлился на самом краю пологого берега, ноги не нашли достаточной опоры, влажная земля провалилась под его весом, и Морен бы рухнул в озеро, если б Истлав не поймал его за локоть и не дёрнул на себя.

Скрипнул древесный ствол. Морен толкнул Истлава в грудь, и спрыгнувшие сверху русалки не попали на них. Лишь одна повисла на Скитальце, но тот перекинул её через плечо в воду. Больше она не всплыла. Со временем скрытая речная протока вымоет из озера отраву, но пока… это было их с Истлавом оружие.

Истлав от удара отступил на несколько шагов, запнулся обо что-то и упал на спину. Русалки тут же навалились сверху, оплели его со всех сторон. Когти их рвали одежду, стараясь добраться до мягкой плоти, зубы впивались в руки и ноги. Лишь крепкая кожа запахнутого плаща не давала им прокусить до мяса и пустить кровь. Истлав расшвыривал и отпинывал их от себя. Может, русалки и были сильнее простых смертных девушек, однако не тяжелее, разве что те из них, кто обзавёлся хвостом. Но эти выползли перед Мореном и преградили ему путь к Охотнику, глядя враждебно и зло. Вряд ли проклятые давали ему шанс уйти, скорее позволяли сёстрам насладиться пиром. Из оружия при нём остался только арбалет, да и тот без стрел – запасы утонули вместе с поясом. Что ж ему, голыми руками их рвать?! Меч и то казался милосерднее.

Однако Морен уже был готов пойти на это, когда Истлава вдруг накрыла рыбацкая сеть. Русалки тут же взвизгнули, начали метаться и рваться прочь, позабыв о добыче, а в тех местах, где сеть касалась обнажённой кожи, та покрывалась волдырями. Словно из ниоткуда выскочил Дарий, пнул в живот ближайшую к себе русалку, ударил мечом другую. Ему не хватало сил, как Морену, перерубать их напополам, но брюхо он ей вспорол. Визг, крики, шипение, рычание и стоны стояли над островом плотной стеной и до этого, однако когда в бойню ворвался третий, проклятые вконец обезумели.

Позабыв про Морена, старшие русалки кинулись кто к Дарию, кто к Истлаву, чтобы освободить сестёр, но сеть жгла и их руки, не давая разорвать путы. Морен же поспешил к зарослям рогоза, быстро нашёл меч, подхватил его и бросился к Истлаву. Сорвал с него сеть и, ударив с разворота, перерезал горло старшей русалке, потянувшей к нему руки. Истлав отпихнул от себя воющих от боли девок, пырнул одну из них в бок кинжалом, который как-то извернулся вынуть из-за пояса. Морен помог ему подняться, и снова они встали спина к спине, но теперь уже добровольно.

Дарий подобрал отброшенную сеть, огляделся и накинул её на молодую двуногую русалку, подбежавшую к нему. Да не просто накинул, а ещё и завернул в неё и толкнул шипящую, брыкающуюся девку в ивовый подлесок. Сёстры тут же кинулись к ней на выручку, но Дарий отбивался от них мечом, и весьма успешно. Истлав бросился к нему, расчищая путь рубящими ударами, встал рядом. Морену ничего не оставалось, как последовать его примеру. Сражаться втроём, прикрывая тылы друг друга, оказалось куда как проще. Теперь уже ни одна проклятая не могла до них дотянуться.

Раненых русалок становилось всё больше, а уйти в озеро залечить раны они не могли, но упрямо утаскивали убитых сестёр в реку, даже если приходилось тащить их через весь остров. Готовых и желающих сражаться оставалось всё меньше. Наконец они замерли, переглянулись и, не сговариваясь, ушли прочь. Одна за другой русалки уползали к Тишье и скрывались в ней, пока на острове не остались лишь они трое… Да пленённая проклятая, которую сёстры так и не смогли отбить.

Едва отдышавшись, Дарий убрал меч и подошёл к ней. Раздвинул руками переломанные кусты, подтянул к себе сеть и русалку в ней. Проклятая тут же забилась с новой силой, то отдёргивая руки, то снова пытаясь выпутаться, пока Дарий неспешно и осторожно высвобождал её из оков.

Морен встал позади, разглядывая пленённую. Если б не глаза, вспыхивающие алым, и третье веко, что белёсой шторкой отодвигалось в сторону, когда она моргала, один в один простая девушка. Стройное тело не скрывала одежда, лишь длинные спутанные космы ржаного цвета. Мокрые волосы липли к коже и почти не прятали высокие молочного цвета груди, что так и манили к себе взгляд. Однако Морен смотрел на пока ещё короткие, но уже заострённые ногти, на плавники меж пальцев ног и на темнеющую у ступней и икр, покрытую пятнами зелёной чешуи кожу. Недавно обратившаяся, русалка ещё не успела измениться под речную жизнь, как её сёстры.

Девушка плотно сжимала колени, чтобы хоть как-то прикрыться от мужских глаз, и взирала на них испуганно и гневно, будто искры сверкали в очах. Обратив внимание на цвет волос, на россыпь веснушек, сияющих на бледном лице, на пухлые губы и общее сходство, Морен сделал вывод, что перед ним сестра Арфеньи. Сходилось всё, даже срок, когда она обратилась. Подивившись такому совпадению, Морен смолчал, что узнал её. В конце концов, её потому и пленили, что обратилась недавно и ещё не вошла в силу, а яркие волосы привлекали взгляд. Но жалость к ней, жившая в нём и ранее, затопила сердце новой волной.

Русалка смотрела на них затравленно, враждебно, точно лиса в силках: и знает, что выхода нет, и живой не дастся. Даже когда сеть сняли, она лишь отползла к ближайшему дереву, ткнулась спиной в ствол, да так и замерла. Грудь её вздымалась тяжело и часто, а Морен гадал, с какой целью её поймали и что теперь её ждёт.

– Молодец, – похвалил вдруг Истлав, сухо кивая Дарию. – Я сообщу епархию, что ты с честью и достоинством исполнил свой долг.

Дарий не выглядел довольным, но выдавил кривую улыбку.

– Рад служить, – произнёс он точно с насмешкой.

Истлав прикрыл глаза, пытаясь отдышаться. Видно было: бой ему дался тяжелее всех, видать, подводил уж возраст, да и вряд ли он всю свою жизнь махал мечом, как другие Охотники. Пот градом бежал по его лицу и шее. Морен встретился глазами с Дарием, и тот подивился, с какой лютостью и неприязнью глянул на него Скиталец.

– Зачем она тебе? – кивнул Морен на девушку, замершую от страха и дрожащую, как в ознобе.

Дарий открыл было рот, но ответ дал Истлав:

– Она выведет нас к цветку.

– Я же сказал, что знаю дорогу, – процедил Морен сквозь зубы.

– Веры тебе больше нет.

– А вы у меня уже поперёк горла.

Он оглядел Охотников и сказал просто:

– Я сваливаю. С вами мне не по пути. Ищите цветок хоть до утра, хоть до своей смерти, мне плевать. Я возвращаюсь в деревню. Никакое золото не стоит той крови, что вы уже пролили и ещё прольёте.

Не убирая меч, он направился прочь, когда в спину ему вдруг прилетело:

– Стой.

Морен оглянулся через плечо. Истлав, дождавшись его внимания, достал из-за пояса нож. Подошёл к русалке, схватил её за волосы и поставил на ноги. Проклятая зашипела, оскалила острые зубы, захныкала от беспомощности и злости, запрокинула голову, хватаясь за его руку. Но когда Охотник прижал её спиной к себе и приставил нож к горлу, затихла, только впилась в Истлава настороженным взглядом.

А Морен похолодел внутри, однако спросил отстранённо:

– И что же ты задумал?

– Она путь, может, и не знает, да и ты обмануть можешь, но вместе уж точно выведете. Я тебя не отпускал. Не хочешь оказаться на плахе как предатель – выведи нас к цветку и сохрани нам жизнь.

Морен развернулся, кивнул с видимым безразличием на девушку.

– А она тут при чём? Думаешь, меня смерть проклятой разжалобит? Я убиваю таких, как она.

– Я уже видел иное и по глазам вижу, что ты лжёшь. Я мог бы пытать тебя, чтоб выведать, где цветок, но от живого проку больше. К тому же я хорошо разбираюсь в людях, да и тебя узнать успел. С тобой надёжнее пытать тех, из-за кого сердце разрывается от жалости.

– Ты свои фантазии с реальностью перепутал.

– Что ж, проверим.

Отпустив волосы русалки, он перехватил её тело поперёк груди, прижал к себе крепче. Тяжёлая мужская ладонь легла на девичьи прелести, стиснула одну из них с грубой жадностью. Лезвие ножа опустилось ниже, и Истлав без жалости полоснул кожу на груди, отрезав лоскут. Хлынула чёрная кровь, а русалка захныкала от боли и страха. Дарий стоял ни жив ни мёртв, бледный, растерянный, не понимающий, что происходит, но старшому не перечил. Только крепче сжал меч, готовый ударить, если придётся. Кого именно – Морен знать не хотел. А Истлав надрезал кожу ещё раз и потянул, отрывая, новый лоскут. И всё это время внимательно наблюдал за Мореном. Когда тот дёрнулся в ответ на девичьи всхлипы, довольная ухмылка тронула тонкие губы Истлава и пропала без следа.

– Она проклятая, – сказал он спокойно. – Умирать будет долго и выдержать может много, да только времени у нас лишь до рассвета. Решай. Нас двое, да и на людей пойти у тебя кишка тонка, это я уже усвоил. Поможешь нам – отпустим девку. Уйдёшь – замучим, но выведаем, что надо, и лишь затем убьём.