– Я вам и так что хотите расскажу! – закричала русалка.

Но Истлав вновь схватил её за волосы и встряхнул, как кошку.

– Молчи! Ты упустила шанс искупить грех. Он – ещё нет.

«Это ещё что за бредни?!» – мысленно взбеленился Морен, но в руках себя удержал. Глянул на горизонт – до рассвета оставалось едва ли несколько часов, размышлять времени нет. И понадеявшись, что Тихон был прав и треклятый цветок сгубит Истлава, как только отыщут его, кивнул.

Старший Охотник пихнул тихо плачущую русалку Дарию, и тот поймал её в объятия.

– Свяжи её. По ногам, как скотину, чтоб сбежать не могла. Где Неждан и Милан?

– Я оставил их на берегу. Неждан ранен, но не смертельно.

Дарий, всё ещё бледный, смотрел почему-то на Морена. Осторожно и бережно он приобнял русалку за плечи, словно простую девушку. Но когда та попыталась отстраниться, силой удержал подле.

Истлав кивнул, приняв к сведению.

– Как с этой закончишь, дай сигнал, чтобы нашли нас.

– А Михей где?

– Сгинул.

И с таким безразличием было это сказано, что Морена вновь затрясло от злости.

Но он убрал меч от греха подальше в ножны и уверенно пошёл прочь, бросив им на пути:

– Потом её свяжете. Нужно уйти как можно дальше от реки и увести остальных.

– Это ещё зачем? – удивился Дарий. – Мы уж дали русалкам отпор, больше не сунутся.

– Они лишь отступили. Залижут раны, отрастят новые конечности, соберутся с силами и вернутся, тем более у вас их сестра. Они нас и в лесу в покое не оставят, но хоть искать дольше будут.

«А ещё без Тихона их больше некому сдерживать. Теперь этот лес действительно опасен», – добавил про себя Морен, решив, что, как только выберется, расскажет в Заречье, что близ Русальего леса теперь жить никому нельзя.

Однако русалку всё же связали, прежде чем подвести к реке. Закончив с путами, Дарий передал её Морену и, к удивлению последнего, поджёг припасённый заранее пучок полыни. Морен зажмурился, когда едкий дым ударил по глазам, да и русалка, которую он держал за локоть, попыталась отодвинуться. А Дарий рассмеялся, опережая их широкими шагами, и оглянулся через плечо:

– Что, не по нраву тебе моя травка, красавица?

Она сверкнула на него глазами, будто обещая расправу, но Дарий лишь усмехнулся. А Морен только сейчас заметил, что русалка уже и не плакала. Прекратила, едва Истлав отпустил её: то ли притворялась, то ли боялась его сильнее прочих.

Морен надеялся, что Истлав уйдёт вперёд, вслед за Дарием, но тот кивком головы наказал Скитальцу идти вторым, а сам замыкал шествие, удерживая ладонь на рукояти меча. Поняв его замысел, Морен не сдвинулся с места, а снял плащ и накинул его на плечи девушки. На её удивлённый взгляд и тихое хмыканье Истлава не ответил, потянул пленницу за собой под локоть.

Когда вышли к реке и Дарий первый ступил на скрытый под водой камень, Истлав спросил:

– Как нашёл путь?

– Я когда к острову прискакал, тут русалки кишмя кишели, а сюда не подплывали даже; остров окружили, а здесь брешь оставили. Ну я и подумал тогда, что под водой что-то есть.

Истлав удовлетворённо хмыкнул.

То ли не оправились ещё русалки после бойни, то ли сухая полынь чадила нещадно, но никто не предпринял попыток утащить пленённую под воду. А на том берегу, у прогоревшего костра, их уже ждали Неждан и Милан. И, к огромному удивлению Морена, последний держал в поводу его гнедую лошадь, на луке седла которой сидел нахохленный Куцик.

Неждан и Милан во все глаза смотрели на девушку, она же одарила их лишь презрительным взглядом. Пока Дарий вводил младших в курс дела, Морен осмотрел следы у костра, желая понять, куда сгинул Михей, но вокруг уже так натоптали, что надежды оказались тщетны. Приняв повод из рук Милана, Морен поблагодарил его за то, что отыскал лошадь, однако тот покачал головой:

– Сама из лесу вышла. Прям так, с птицей. Чудна́я она у тебя – твоим голосом лошадь понукала: «Вперёд, вперёд!» Мы так напугались, думал, богу душу отдам.

– Одной лошади не хватает, – посчитал Дарий. – Иль Михей вместе с конём сгинул?

– Коня своего он сам зарубил, – пояснил Истлав, взбираясь на жеребца, привязанного и спрятанного им же до сей поры в ивовых зарослях. – На нас черти напали. Их тут как собак на псарне. Осторожней будьте.

– Как лес близ деревень, так обязательно черти, – бросил Дарий с досадой. – Другой напасти, что ли, нет?

– Ты предпочёл бы волколака?

Дарий покачал головой, горько усмехаясь.

– Нет. Но резать их не так жалко, как красавиц русалок.

– А почему русалки так красивы, тебе в голову не приходило? – В голосе Истлава клокотала злоба. – Они порождение порока и пороком же соблазняют мужчин. Красота их – оружие!

Морен слушал разговор вполуха. Подведя русалку к своей лошади, он ослабил путы на её ногах, чтоб не свалилась. Предложил ей взобраться первой и даже подставил плечо и руку, чтоб подсадить. Но когда девушка поставила ногу в стремя и попыталась перекинуть вторую через седло, Истлав вдруг обернулся к ним, и желваки его заиграли от ярости.

– Нет! – проревел он, стегнув жеребца кнутом. Тот заржал недовольно, вскинулся, но Истлав осадил его, туго натянув поводья. – Срамная девка! – прокричал он. – Разведя ноги, одной верхом не позволю ехать! Милан, забери её у него. С тобой поедет. И плащ отними, пусть, коли стыда не ведает, позором своим насладится.

Милан покраснел как маков цвет, даже уши его запылали. Дарий усмехнулся, сжалился над ним и предложил забрать русалку себе. Та, озлобленная таким обращением, сбросила себя с лошади, на которую так и не забралась, и упала в руки Морена, как тюк. Тот удержал её, но плащ отнимать не стал, прожёг Истлава взглядом. Тогда русалка сама вывернулась из одёжки, оставив ту в руках Морена. К Дарию не пошла, выбрала Неждана. Тот так удивился, что даже ладонь не подал – сама она взобралась в седло и села впереди него полубоком. Плотно сомкнула колени и вцепилась в конскую гриву, гордо выпрямив спину. Лошадь под ней нервничала, бока её мелко подрагивали, выдавая страх перед проклятой. А Дарий рассмеялся.

– Свалишься, красавица. Он тебя даже обнять не решится, вон как руки дрожат. Чем я тебе не мил?

– От тебя крапивой несёт.

Лицо у неё при том было такое, словно назойливый жук над ухом жужжит.

А Морен лишь сейчас обратил внимание, что выглядит Неждан неважно. Его и в самом деле точно лихорадило – так сильно дрожали руки, – и шея покрылась испариной. Щёки зарумянились, глаза и те блестели, как от недуга. Неужто рана настолько сильная? Как бы не загноилась. Окинув его взглядом, Морен не заметил у него серьёзных травм, но бинты вполне могли быть скрыты под одеждой, а кровь смыло рекой – волосы у парней до сих пор завивались от влаги. Вспомнив о таящейся в лесу напасти, Морен сунул руку в седельные сумки и извлёк оттуда бутыльки с отваром марьянника. Всего четыре, как раз должно хватить на всех.

– Стойте, – сказал Морен как можно громче, привлекая к себе всё внимание. – У меня есть отвар, который вам лучше выпить. Он защитит от чертей.

– Из чего он? – полюбопытствовал Дарий.

– Из марьянника.

Он первым подвёл коня к Морену, принял из его рук отвар и не раздумывая выпил. Его примеру последовал Милан. Истлав не спешил, наблюдал внимательно, видать, ждал, когда выпьют все. Или изначально не собирался ничего брать из его рук – поди разбери. Последним бутылёк взял Неждан, неуклюже вскрыл дрожащими руками, глотнул – и его тут же вывернуло наизнанку, как до того Морена.

Он едва не свалился с лошади – русалка удержала за ворот, – так сильно его нутро отторгало отвар. Остальные смотрели на то во все глаза. И лишь когда Неждана отпустило, русалка тихо спросила, повернувшись к Морену:

– Из чего твое зелье?

– Соцветия да листья… иван-да-марьи.

– Нельзя его ему, его русалка укусила.

– Что он теперь, обратится? – хмыкнул Дарий.

Русалка фыркнула оскорблённо:

– Нет, но она теперь власть над ним имеет. Что ни прикажет – всё сделает. И по ночам к воде тянуть будет.

Повисла тишина. Неждан выглядел обескровленным, напуганным, ярко-голубые глаза горели на бледном лице. И лишь русалка не казалась встревоженной, сидела столь же гордо, задрав подбородок.

– Как это вылечить? – обеспокоился Морен.

– Никак. – Она пожала плечами. – Рана затянется, со следующей луной само пройдёт.

– У нас нет на это времени, – бросил Истлав раздражённо. – Трогаемся! И так уж задержались, до рассвета всего ничего. Веди, проклятый. А ты, девка, по пути расскажешь, где и как искать цветок. Я сразу пойму, коли ты одно скажешь, а он другой дорогой поведёт. Неждан, держись подальше от него. Нечего ему слышать, что она скажет. А ты, Дарий, едь подле неё, на случай если удумает бежать.

«У нас обоих отличный слух», – уже спокойно подумал Морен. Он будто смирился с выпавшей ему участью и как-то присмирел внутри или, скорее, затаился.

Тронулись немедля. Куцик, дожидавшийся на луке седла, спорхнул и полетел впереди, не таясь. Тут и там мелькал он среди деревьев и листвы, будто указывал путь. Хоть полночь уже миновала, звёзды и луна ярко освещали мир, и лишь в лесу под пологом таилась кромешная тьма. Однако факелы никто не зажигал, опасаясь приманить чертей.

Пока Морен высматривал сквозь прорехи ветвей звёзды, по ним прокладывая путь, Истлав за его спиной расспрашивал русалку:

– Где искать цветок?

– На западе, под Собачьей звездой, в широком овраге. Там папоротник растёт.

– Были мы там, и прошлой ночью, и в прошлые года. Нет там цветка.

– Он абы кому не показывается. – Голос её дрожал от еле сдерживаемого гнева. – Кровь нужна.

– Что это значит?

– А я почём знаю? – Казалось, русалка теряла терпение. – Нет мне дела до того цветка. Я лишь разговоры других о нём слышала.

Морен вспомнил слова Тихона: «Цветок не то, чем кажется». Что это могло значить? Ему очень хотелось развернуться, спросить у русалки: любой ли папоротник, окроплённый кровью, в Купалью ночь зацветает закатным цветом? Или только тот, из оврага? И любая ли кровь сойдёт? Как много её надо? Но не стал выдавать, что слышит их, решил узнать позже.

– Какая кровь нужна, мёртвая или живая? – спросил вместо него Истлав. – И как много её нужно?

– Почём я знаю? – раздражённо повторила русалка. – Да и какая разница? У тебя и той и другой в избытке. Думаешь, я верю, будто живой меня отпустишь?

– Он слово дал, – вмешался Дарий. – Обещаю, я прослежу, чтоб слово своё он не нарушил. Да и Милан и Неждан свидетели, уж против троих он не пойдёт. Да и этот, в чёрном, за тебя вступится. Не боись, красавица.

Русалка словно не услышала его – смолчала. Но куда больше Морен подивился, что смолчал и Истлав, тем самым соглашаясь с Дарием. Неужто подыграть ему решил?

– А кто из вас старший? – полюбопытствовала вдруг русалка совсем иным тоном. Морен представил, как она запрокинула голову, чтобы взглянуть на Неждана. – И вы что же, близнецы?

– Я-я младший, – запинаясь и робея, ответил Милан. – И нет, мы погодки. А это ты на нас там, у реки, напала?

– Я, – без стеснения молвила та. – А что?

– Зачем? – подивился Милан.

– А вы нас зачем режете?

– Вы людей губите. В реку затаскиваете, топите, мучите. А порой и разум отнимаете.

– А кто меня, по-вашему, сгубил? Думаете, каждая девка на селе мечтает русалкой стать? Я вот замуж хотела, как и все.

– Почему ж не вышла? – наивно допытывался Милан.

Но русалка отчего-то замолчала. Морен легко мог представить, как поникли её плечи, как опустился взгляд на руки. Или, наоборот, вздёрнула подбородок, выпрямила спину и отвернулась, будто уязвлённая? С её характером вернее второе.

Куцик задержался на одной из веток и прокричал, разрывая тишину, окутавшую их:

– О смерти она не просила!