* * *

Условились, что с отрядом Охотников он встретится на заходе солнца. Времени до назначенного часа оставалось с лихвой, и Морен решил заглянуть в корчму, чтобы пополнить запасы еды в дорогу. Обычно он закупался на рынке, но в Предречье от его денег отказались все до единого – никто не желал иметь дело с проклятым. В деревнях при Церкви люди всегда были более набожны, и Морен к такому уже привык. Они не столько боялись его, сколько остерегались и опасались навлечь на себя не божий гнев, а немилость епархия. Вот и оставалась одна надежда на местного корчмаря.

В тесном от столов и лавок помещении было сумрачно даже в светлое время суток – ставни закрыли плотно, чтоб проходившие под окнами зеваки не могли разглядеть, кто заливает горло средь бела дня. А несмотря на ранний час, шум в корчме стоял несусветный – просторная комната так и ломилась от гуляющих, празднующих людей. Компании молодых парней и нестарого мужичья кутили и балагурили, надрывая глотки. Даже в полумраке Морен разглядел на тех, кто помоложе, красные плащи Охотников. Остальные, судя по одеждам, как раз были из местных, а также плотники и зодчие, занятые до того в строительстве. По пути сюда Морен видел, что к работам никто так и не вернулся, и теперь понимал почему: крестьянский люд не хотел трудиться в праздничные Купальи дни, даже под боком у Церкви. Вот только ещё вчера Охотники разгоняли одни гулянья, а уже сегодня присоединились к другим.

«Даже если это другие Охотники, не припомню, чтобы им позволялось поощрять языческие традиции», – с горькой усмешкой подумал Морен, проходя мимо них к стойке.

Корчмарь, пузатый, крупный, бородатый мужчина с залысиной, не стал его гнать и без сомнений согласился продать овса, вяленой рыбы и мяса. И всё бы прошло хорошо и тихо, если бы Морена вдруг не окликнули:

– Да это ж Скиталец! Добрый друг, присоединяйся к нам. Выпей за здоровье отца Ерофима.

Морен скрипнул зубами, но промолчал – вступать в перепалку с пьяными не имело смысла. Однако пока корчмарь искал в кладовых зерно, уже другой, более грубый, голос прокричал ему в спину:

– Чаво не отвечаешь?! Слишком важный, что ль? Глядьте, ребята, да он птица не нашего полёта!

– Ну-ну, не зубоскаль, – унял его первый голос. – Может, он скромный?

– Это он-то, душегуб, скромный?!

«А вот душегубом меня ещё не звали, – подумал про себя Морен. – Достижение это или наоборот?»

Корчмарь вернулся из кладовой и положил на стойку еду и овёс. Пересчитал протянутые ему монеты и выудил из-под прилавка пятак медных воробков сдачи. А подвыпившие постояльцы всё не унимались.

– Эй! – свистнул кто-то третий. – Говорят, ты младенцев жрёшь. Эт правда?

– Чего привязались?! – басом гаркнул на них корчмарь. – Сглаз аль порчу на себя захотел?! Себя, дурака, не жалко, так хоть жену и детей пожалел бы!

– Нет у них никого, – подал голос Морен, глядя на корчмаря. – Охотникам запрещено заводить семьи, вот они и злобятся.

«А это точно Охотники, – понял он уже давно. – Простым мужикам духу бы не хватило на такое».

Странно, но после его слов в корчме повисла тишина, точно никто и не ждал, что у него есть голос. Решив, что от него отстали, Морен забрал покупки и направился к выходу. Однако как только поравнялся со столом в углу, один из Охотников вскочил на ноги, а следом и другой. Но именно последний вышел из-за стола, опередил товарища и встал меж ним и Скитальцем.

Лишь теперь, заглянув в лица, Морен узнал поднявшегося первым: широкоплечий, коренастый, с маленькими глазками болотного цвета и крепкой челюстью, именно он вчера приставал к деревенским девушкам. Лицо его раскраснелось ещё сильнее, а глаза казались тёмными и мутными из-за выпитого хмеля. Последний исказил и голос, оттого Морен и не узнал Охотника сразу.

– Думаешь, что лучше нас, треклятый? – выплюнул тот с отвращением. – Сам с ведьмами да нечистью якшаешься, а потом на поклон к епархию захаживаешь? В церковь заходить не стыдно, а? Ничего не печёт? Да ещё и деньги приходские брать.

– Хватит, Михей! – оборвал его второй Охотник, что всё ещё преграждал ему путь, стоя между ним и Мореном.

Этот был сильно моложе Михея, но держался куда увереннее. Высокий, ладный лицом, он возвышался над Мореном на полголовы. Волосы, казавшиеся тёмными в полумраке, он зачесал назад и собрал в куцый хвост на затылке. Одежды Охотников на нём сидели строго по фигуре и не делали его громоздким, как того же Михея. Даже на фоне своих он выделялся, и взгляд его оставался ясным, будто он не пил вовсе. Несмотря на ситуацию, на губах его играла улыбка, которая стала извиняющейся, когда он заглянул в глаза Морена.

– Ты прости моего друга, – обратился он к нему, добавляя мёда в голос, – да не держи на нас зла. Выпей с нами! Примиримся, подружимся, забудем все обиды…

– Я не пью, – холодно ответил Морен.

Он почти не сводил глаз с Михея, лишь иногда косо поглядывая на второго да на остальных Охотников. Последние по-прежнему сидели за столом и не спешили вмешиваться, но слушали и наблюдали, затаив дыхание. Морен насчитал четырёх, с Михеем и его приятелем выходило шесть. Если дойдёт до драки, тяжело будет.

– Да что ты с ним цацкаешься, Дарий?! – не выдержал Михей. – Я с ним за один стол не сяду, только если в кружку плюну! Да и он не опустится до того, чтоб с простыми людьми харчи делить.

– Ты уж прости моего товарища, – виновато улыбаясь, повторил Дарий. – Он по пьяни не ведает, что мелет. Уважь его, он и успокоится.

«Я не доверяю вам обоим», – с тоской и усталостью подумал Морен, не в силах решить, что хуже: сладкие, но лживые речи или открытая неприязнь.

Однако когда он сделал шаг прочь, в сторону двери, Дарий вдруг преградил ему путь, не давая уйти. Его рука легла Морену на плечо. Он обошёл его, приобнял и спросил дружелюбно:

– Ну так что, сядешь с нами?

Такой наглости Морен уже не вытерпел.

– Руку убери, – прорычал он сквозь стиснутые зубы, и ладонь его потянулась к мечу.

Он лишь хотел припугнуть зарвавшегося юнца, но жест этот заметил Михей. Сжав кулак, он проревел: «Ах ты паскуда!» – и кинулся на Морена. Тот, не выпуская меч, поймал его за голову второй рукой и впечатал носом в стол. Сидевшие Охотники повскакивали со своих мест, раздались крики:

– Полегче!

– Ты что творишь?!

– Михей!

Дарий попытался схватить Морена за руку, но тот чуть высвободил меч из ножен, демонстрируя наточенное лезвие. Охотники замерли, Дарий отступил на шаг, выставив перед собой ладони. Михей стонал и корчился на полу от боли, держась за кровоточащий нос. Разлитый хмель стекал со стола и мерно капал ему на плечи.

Морена трясло от злости, но глаза его не горели, весьма некстати – быть может, тогда его испугались бы сильнее и отстали раньше. Сейчас же на лицах Охотников читались растерянность, враждебность и неприязнь, но никак не страх.

Корчмарь стоял за прилавком белее соли, выпучив глаза, тело его била крупная дрожь. Но тут он побагровел до ушей, затрясся пуще прежнего и проревел срывающимся басом:

– А ну на хер пошли отсюда! Не то за епархием пошлю!

Парочка Охотников подхватила Михея под локти и вывела его, сыплющего бранью, на улицу. Морен бросил взгляд на Дария, убрал меч и быстрым шагом направился прочь. Когда он вышел из корчмы, то первым делом услыхал ругань Михея. Другие Охотники усадили его на лавку здесь же, на крыльце, и пытались унять кровь. Морен прошёл мимо них не обернувшись.

* * *

Близился к завершению последний день праздничных гуляний, и в Заречье готовились к пиру: там, где накануне горел костёр, теперь стояли широкие столы, накрытые белыми скатертями. К закату разожгут огонь, устроят игры, песни, пляски. Сейчас же девушки, что не были заняты приготовлением еды, рвали свежие цветы на венки, украшали рубахи и вплетали ленты в волосы. Парни строгали сучья для костра или таскали бочки с мёдом, а ребятня бегала за мамками и выклянчивала сладости, не желая терпеть до вечера.

На Скитальца, въехавшего в распахнутые ворота, никто не обратил внимания. Лишь некоторые провожали его взглядом, но, увидав, куда он направляется, теряли всякий интерес. Живя близ Русальего леса, жители Заречья не боялись тех, кто обитал в нём: уж несколько веков как устоялся меж ними мир, держащийся на своде правил, которые ни одна из сторон не смела нарушать. Все знали, за что Русалий лес получил такое имя, и просто мирились с ним как с неизбежным злом. А зло в ответ не нарушало границ, очерченных лесом. Пока держался этот хрупкий мир, люди не бросали Заречья и могли не бояться по ночам.

Но чем богаче и влиятельнее становился Липовец, ближайший отсюда крупный город, тем шире разрастались его стены и ближе подбиралась Церковь. А чем дальше заходило её влияние и чем больше появлялось часовен и церквей, тем хрупче и шатче делался этот мир. Тогда как простой люд приспособился и научился жить бок о бок с проклятыми, Церковь их терпеть не желала и вознамерилась истребить все порождения Чёрного Солнца. Будто то было возможно… Морену же оставалось лишь радоваться, что пока его не втягивали в эти распри.

Стоя под сенью деревьев на краю Русальего леса, он ждал, когда подоспеют Охотники, с которыми ему надлежало отправиться в путь. Летнее солнце угасало неохотно, оттягивая наступление ночи изо всех сил, и оставляло совсем немного времени до рассвета. Наблюдая за бытом людей, вглядываясь вдаль, ожидая увидеть красные с позолотой плащи, Морен пытался придумать, как бы ему отделаться от Охотников, как только они войдут в лес. Будь он один, поиск цветка не составил бы труда – он уже примерно знал, что и как нужно делать, но церковные псы в этот план не вписывались совершенно. Они могли всё испортить, усложнить или, того хуже, попросту погибнуть. Присматривать за ними, как за несмышлёными детьми, Морену вовсе не улыбалось, но и как избавиться от них, он пока не очень представлял.

Готовившиеся к празднику люди вдруг засуетились, побросали свои дела и скрылись в домах. Лишь немногие, по большей части крепкие мужики, остались на улице и продолжили разносить бочки с мёдом, вколачивать шесты для игр, расставлять лавки и рубить дрова на будущий костёр. По главной улице, не обращая внимания на праздничные убранства – цветы, травы да красные ленты, – рысью проехал отряд всадников. Морен насчитал четверых. Во главе, на ретивом сером жеребце, гордо подняв голову, ехал тот, кого Морен узнал сразу, ещё раньше, чем разглядел лицо. Именно этот немолодой мужчина со впалыми глазами, держащий спину ровно, будто жердь, командовал вчера отрядом Охотников, устроившим набег на селян. Ещё двоих Морен не знал, а вот увидав третьего, едва не застонал – им оказался Михей. Нос его так и остался изломан, распух и посинел, что придавало ему ещё более грозный и мрачный вид.

Подъехав к Морену, старший из Охотников кивком головы поприветствовал его. А затем развернул коня в сторону деревни и всмотрелся вдаль.

– Это не все? – тут же спросил Морен. – Будет ещё кто-то?

– Должен подоспеть один, но он опаздывает, – ответил старший Охотник всё тем же холодным, надменным тоном, которым разговаривал с ним и вчера. – Если не явится дотемна, отправимся без него.

– Я управлюсь один.

– Нет.