Они всласть намылись с сестрой в баньке после того, как полечили кабанчика от гнуса, постирали сорочки. Так как погода стояла ненастная, бельё развесили сушиться в светелке на чердаке, где стоял топчан с периной для сна. Обычно тут жили редкие гости – или сами девицы, если приехавшие не могли по каким-то причинам взобраться наверх, как покалеченный дядька Борис.

Здесь Яринка и ночевала уже которую ночь, в тишине, покое и уюте. Не так жарко, как в самой избе. Пахнет хорошо, свежим сеном и выстиранным бельём. Вдобавок затяжной дождь сегодня прекратился, и ночное небо в полуоткрытом оконце подмигивало россыпью звёзд.

Сейчас она открыла нараспашку и дверцу чердака – напустить побольше свежего воздуха. Отсюда в темноту двора уходила узенькая дощатая лесенка, которая оканчивалась практически в зарослях марьяшки, чьи белые венчики поникли, отяжелевшие после дождя.

До чего ж хорошо пахнет на улице! Яринка прикрыла глаза и блаженно зажмурилась. Так сладко, необычно! Она силилась понять, что это за аромат, затем до неё дошло – розовые лепестки. Лавочник, отец Ваньки, однажды привёз горсточку с самого княжеского подворья. Яринка их охотно выкупила, а потом использовала в притирках для лица и волос. Толку с них особого не было, краше она не стала. А вот дивный аромат сопровождал её долго, до следующего мытья.

Но откуда он здесь, когда запасы уже кончились?

Сбоку почудилось шевеление, Яринка вздрогнула, повернула голову и обнаружила, что вверх по лесенке ползут неведомые колючие побеги, покрытые аккуратными мелкими листьями. Вот она моргнула удивлённо, и прямо на её глазах завязались и тут же распустились алые бутоны дивной красоты. Такие же побеги расползались по земле вокруг избы, оплетая лавки, крыльцо и даже валявшиеся неподалёку вёдра.

Аромат от этого благолепия исходил воистину сказочный – давленая малина прямо с куста, вперемешку с травяным соком.

«Розы», – догадалась она, и сердце забилось в груди часто-часто. Такое мощное чародейство обозначало лишь одно – творящий его колдун где-то совсем рядом.

Или не колдун, а просто существо, которому подвластна природная стихия.

Дар смотрел на неё, выглядывая из-за забора, и улыбался.

– Ты такая красивая в этих цветах, – сказал он, не здороваясь, будто и не уходил никуда. – У хозяина на подворье есть иноземные картины в золочёных рамах, на них намалёваны красавицы из разных земель. Но ты… Ты лучше них всех.

Тёмные с проседью волосы были перехвачены шнурком. Рубаху и пояс он надел те, что подарила Яринка, а вот портки сменил на более плотные. Но главное – на плечах ладно сидел скроенный кафтан из зелёного сукна, ничуть не уступавший тем, что водились у княжьих людей. Яринка так залюбовалась видом жениха, что и сама его не поприветствовала. Только ляпнула невпопад:

– Что такое картина? И эти розы иноземные – они настоящие?

– Про картины я тебе потом расскажу, – пообещал Дар. – А розы – не совсем, это морок такой лешачий, но неопасный. Хотел тебя красотой порадовать. Ну что, пригласишь в гости?

– Конечно! – она так и подхватилась с места. – Сейчас только масляную лампу запалю. Домашние уже спят, ты сюда ко мне забирайся. Я как раз вторую рубаху тебе дошила, примеришь. Голодный?

– Нет, – Дар помотал головой. – Я недавно с рынка, что в Торуге, там и поел в трактире. Пора к обычной жизни привыкать, раз теперь повод появился из чащи нос высунуть. Мне-то через лес недалече, одна нога здесь, другая там. Не телепаться семь дней, как людям без лешачьей силы в крови.

Два удара сердца – и он перемахнул через забор, словно дикая коза. Ещё миг – и сапоги его ступили на дощатые половицы, усыпанные слоем сена. За спиной его виднелось звёздное небо. Яринка тихонько рассмеялась от счастья, ударившего хмелем в голову, Дар же молча распахнул объятия.

Он тоже пах свежевыстиранным бельём, а ещё травяным соком. За седмицу на нижней половине лица отросла щетина, от которой он оставил аккуратную волосяную полоску вокруг рта и на подбородке. Яринка уколола об неё кончик носа и возмущённо зафыркала.

– Пришлось отпустить, – покаялся Дар шёпотом, поглаживая её по волосам. – А то другие лесовики сказали, мол, так положено. Без хотя бы малых бороды с усами в ваших краях или отроки ходят, или содомиты. А мне ж перед твоей роднёй надо прилично выглядеть. Надумают ещё срамоту какую-нибудь…

– Ты поэтому так нарядился?

– Нет, для тебя. Ночью мне кому ещё показываться на глаза? Просто… привыкаю. И да, я это всё не украл, не подумай плохого. Монеты со старинного клада обменял на торжке на ваши медяки да серебрушки, на них и купил. И вот ещё!..

Он сунул пальцы в кожаный кошель, висевший на поясе, и достал оттуда ожерелье из медных и стеклянных шариков, блеснувших при скудном свечном пламени зелёным. Бусины мягко зашуршали, ложась в Яринкину ладонь.

– Это ж так дорого! – ахнула она. – Я такие в Листвянке только у старостиной жены видела.

– Не дороже тебя, – Дар чмокнул её в лоб. – Я же обещал, что будешь в золоте да аксамите ходить. Это вот первый к ним шажок. Побрякушки драгоценные я, правда, брать сегодня побоялся. Вдруг проследил бы кто за мной? Пришёл в рубахе да домотканых портках, а ушёл с дорогими цацками и в богатой одёже? Подумали бы, что вор. А золотишко из кладов старое, его лучше сбывать потихоньку, а не тебе носить. Мало ли, по какой причине оно в землю закопано. А если на нём тоже проклятие?

Яринка бы век так стояла, прижавшись щекой к его плечу, и слушала. Про потаённые клады, про лесные обычаи, да даже про жизнь у колдуна! Страшно, но очень интересно ведь. Дар, видимо, это понимал, потому продолжал говорить. Сообщил со смешком, что вепрь по имени Секач вернулся позавчера не только с гостинцами, но и благоухающий полынным маслом, от запаха которого шарахались все сородичи. Сам же кабан был счастлив, насколько может быть счастлив дикий зверь, – наконец-то его прекратили донимать вши да власоеды.

– Заявил мне на своём, на зверином, мол, всегда ты у нас был не от мира сего, зато невесту выбрал достойную, сердцем добрую, к зверям милосердную. Я, говорит, одобряю, – со смехом вспоминал Дар. – И щёки так важно дул, будто он лешак, здешним хозяйством заправляющий, а не я.

– Это теперь весь лес в курсе, что у тебя невеста появилась? – Яринка тоже заулыбалась. – Варя девкам растрепала, сейчас и по деревне слух пойдёт. Скоро и бабка узнает.

– Ну, весь или нет, а моя часть точно в курсе. Звери по болтливости своей от людей не шибко отличаются. А птицам ещё и проще, крылья за спиной, за час уже сплетню по всем закоулкам разнесли. А колдун далече отсюда, к нему зверьё моё не ходит, не летает и не ползает. Не любит его. И товарищи мои по несчастью тоже языки прикусят. Противиться его воле никто из нас не в силах, но уж не говорить всей правды – милое дело. Кстати, вспомнил я одну историю, ягодка. Десять зим назад одна девица увела-таки лешака из его владений, отвоевала своё счастье.

– Да ты что! – Яринка вмиг подобралась, отодвинулась в сторону, чтобы сладкий любовный морок не туманил разум. – Рассказывай скорее, да в подробностях!

Дар плюхнулся в кучу сена в углу, скинул сапоги и довольно охнул, вытягивая уставшие ноги. Яринка примостилась рядом.

– Я сам не знаю подробностей, ибо ещё в те годы старался больше времени в лесу проводить, нежели на его подворье. Но хозяин наш заявил, что освободит лешака от проклятия, если девица явится к нему ни голая, ни одетая, ни пешком, ни верхом, ни с подарочком, ни без подарочка. Она завернулась в рыбацкую сеть, приехала на детской палочке с лошадиной головой и притащила птицу, которая улетела, едва колдун взял её в руки. Ох, как он тогда рассердился! Да делать нечего, отпустил. Правда, потом жилось им нелегко, лешака по старой памяти всё тянуло в чащу. Среди людей тоска замучила. А хозяин наш с тех пор строго-настрого запретил детские игрушки да рыболовные сети на подворье таскать. Жаль, такая хорошая задумка была…

Дар снова сник, как в первую встречу, когда спросил Яринку, взаправду ли она пойдёт за него замуж, и заранее боялся ответа.

Яринка же и тогда не стала поддаваться смурным мыслям, и сейчас не собиралась этого делать.

– Значит, что-нибудь придумаем, – заявила она твёрдо. – И насчёт тяги к лесу… Если в бабкином доме жить будем, так вот он, под боком. Хоть каждый день в чащу бегай.

– Я примаком к твоей родне не пойду, – мигом нахмурился Дар. – Ещё не хватало! Уж найду, какой из кладов выкопать да продать. Хватит и на хоромы, и на золото с аксамитом. Только об одном переживаю, что будет у тебя со мной морока одна.

– После того как с репища у нас в одну ночь сорняки пропали, а вода в кадушку словно сама собой набралась? За такого мужа, как ты, наши бабы ещё и передрались бы. Так что не выдумывай. Я рубаху тебе ещё одну сшила. Встань-ка, примерить хочу по плечам, хватит ли ширины.

Она взяла в руки пошитую одёжку, встряхнула, избавляя от древесной пыли и возможных заноз. Сзади раздался шорох. Яринка повернулась и обнаружила, что Дар вешает рубаху, в которой пришёл, на верёвку, где уже болтались не только выстиранное бельё, но и кафтан.

– Ты чего? – выдохнула она, не в силах отвести взгляда от поджарого живота, по которому внутрь портков уходила дорожка жёстких волос. Сглотнула, когда лешак отодвинул сорочку, что висела на пути, и вышел на середину светелки. На груди его болтался незнакомый то ли оберег, то ли просто монетка на шнурке, Яринка даже приглядываться не стала. До монетки ли ей сейчас, когда под кожей, которая даже на расстоянии пахнет сухими травами и теплом чисто вымытого тела, вот так перекатываются мышцы? Когда мужская грудь, едва опушённая тёмными волосками, кажется такой… бесстыдной?

– А чего я? – нахально подмигнул он. – Сама же сказала, что надо мерять. Так давай, я готов.

Яринка, чувствуя, как от жара начинает пощипывать уши, подошла. Приложила рубаху к плечам – как раз, зря переживала. Сейчас впору было переживать о собственных ощущениях. Что с ней происходит? Или она мужиков в одних портках никогда не видела? Да их на поле ежедневно вот так по десятку ходит. Как от работы упарятся, рубахи побросают на уже скошенное и дальше пошли.

Но деревенские-то поплоше выглядели, чего уж там. Вон, Прошка весь в родинках да пятнах, ещё и пузо преогромное от сытой жизни. А Ванька, жених Варьки, был щеками пухл, а телом худощав и бледен. Да и разоблачаться на людях не любил, стыдился. Об остальных и говорить нечего, и смотреть не на что – самые обыкновенные мужики.

А Дар напоминал хищного зверя, который вышел на охоту за наивной девкой-зайчишкой. И нет, Яринка доверяла ему и знала, что дурного он не сделает… Но доверяла ли она сейчас самой себе?

Он будто чувствовал её смятение – усмехался вроде по-доброму, но так многозначительно, что уши продолжало жечь, будто крапивой. А затем вытянул рубаху из Яринкиных рук, кинул себе за спину, попав точнёхонько на верёвку, – и положил ладони ей на плечи.

– Чего глаза прячешь? Или не по нраву я тебе?

Яринка едва не фыркнула от возмущения. Понимает же, что к чему, и сам её дразнит!

– Или смущаешься? Так зря, обещал же, что не трону, пока с колдуном и со свадьбой вопрос не решён, и слово своё сдержу. Но ходить-то мне перед тобой в таком виде разве нельзя? – Он довольно оскалил зубы. – Чтобы ты видела, какое сокровище в мужья берёшь.

Вот уж сокровище: сам красив, а язык остёр, как бритва, даром что дичком в лесу живёт. Зубоскал похлеще здешних парней! Тем Яринка и ответить при случае могла, а здесь…

«Постой-ка, – вдруг мелькнула мысль. – А чего это не могу? Ему смущать меня, значит, можно, а мне стой да терпи? Не на ту напал!»

– Точно не тронешь?

– Обещал же, – тихонько шепнул он, привлекая её к себе. – Ничего не сделаю плохого и постыдного, ничем таким не обижу.

– Ладно, – Яринка постояла чуток, набираясь смелости, а затем обняла жениха крепко-крепко и провела кончиком носа от ямки у плеча до межключичной впадинки. Дар дёрнулся и с шумом вдохнул сквозь стиснутые зубы.

– Ты что творишь?!

– А что, нельзя? – Яринка захлопала ресницами. – Я же обещания такого тебе не давала. Неужто не нравится?