Тайна проклятого дара (страница 12)
– На днях зашлю, – Дар поднял обе раскрытые ладони, словно показывая, что пришёл без злого умысла. – Думаешь, легко найти в середине лета в княжеском дворе незанятого человека, который не только сам уважение среди народа имеет, но и близких знакомцев в вашей Листвянке? И придёт за меня словечко доброе замолвить? Меня родичи Яринины и погонят взашей, чужака. Кто родную кровинку отдаст незнакомцу из неведомо какого роду-племени?
Ванька согласно кивнул – и впрямь, как тут быть, если знакомых нет? Тем более про характер Яринкиной бабки знала вся округа.
Постепенно завязалась беседа. Ванька охотно рассказал про работу в лавке и про батькиных охранных псов, которые тоже злющие, не хуже Дарова коня, но это потому, что их обучали припасы от воров охранять. А в отношении к домашним и тем, кто с чистым сердцем в гости приходит, добрее и ласковее неразумных щенков.
– В псарне обучены, чтобы не только охраной были, но и защитой, и другом, – объяснял Ванька. – А ты как, любишь животину? Небось, в лесу всякого интересного насмотрелся, пока с поручениями ездишь?
Яринка испугалась – у Дара от такого вопроса аж глаза в темноте зелёным блеснули. Ибо и ежу понятно: хочешь приятное сделать лесному хозяину – спроси о зверях, что в его вотчине обитают.
Хорошо, Ванька ничего не заметил! А лешак охотно начал рассказывать о белках, меняющих шубу с рыжей на серую каждую осень, о закромах, которые они набивают доверху орехами и желудями, да так про них и забывают из-за скудной памяти. О зайцах, что зря слывут среди людей трусами, ибо могут вдарить задними лапами по носу даже волка, если тот покусится на зайчат. О медведях, которые после зимней спячки выползают на свет божий и падают ничком в густую траву, накапливая хоть какие-то силы под ласковым солнышком. И только потом идут искать пропитание.
Яринка потихонечку выдохнула. Нет, Дар не сболтнёт лишнего. Всё, о чём он рассказывал, знал любой пастух или охотник. Но Ваньке, сыну небедного лавочника, в чащу без крайней нужды не ходившему, его байки оказались в диковинку. Он стоял, едва рот не разинув, так ему было интересно.
Один раз только отвлёкся – на оберег, висевший у Дара на шее.
– Символ древних богов, да? – уважительно присвистнул он. – Я где-то видел уже подобное, не могу вспомнить где.
– Вроде того, – быстро сказал лешак, пряча оберег под ворот рубахи. – Всё, что от семьи моей осталось.
И продолжил разговор, как ни в чём не бывало. Тем более Ванька слушал охотно, а порой ещё и вопросы задавал о жизни того или иного зверя. Похвалился, что даже малевать их пробовал угольком на бересте, правда, батька-лавочник за это его выпороть грозился. Мол, глупости оно всё, только бесов тешить. Дар фыркнул с презрением и тут же поведал, что у иноземцев есть обученные люди, малюющие красками по холстине целые сады и красавиц, которых потом королям не стыдно показать. И никаких бесов это не тешит, а вот высказывания подобные отлично тешат чужую глупость и малограмотность.
Яринка не стала прерывать затянувшуюся болтовню, тем более она оказалась очень интересной. Но на всякий случай отправилась проверить, не разбудили ли они кого-нибудь. А то увидят её с чужаком любопытные соседушки и назавтра же бабке обскажут всё в подробностях, ещё и приукрасят. Мало ли, кого черти вынесут ночью за калитку.
Сама она из россказней Дара мало что поняла, но всё равно порадовалась, что жених у неё такой умный и уж грамоту наверняка не по одной книжке учил.
«Точно из знатных, у колдуна бы шиш его так наукам наставляли, – думала Яринка, обходя избу вдоль забора. Во дворе было тихо, даже собака не лаяла и не гремела цепью. – Украли его двенадцать зим назад, и ему точно было не меньше десяти. Значит, сызмальства обучали».
И оберег у него интересный, вроде бы даже с позолотой, а может, и из чистого золота. Яринка на чердаке не приглядывалась, что висит у Дара на груди, ибо тело жениха, снявшего рубаху, заинтересовало её намного больше. А когда глазастый Ванька на него указал, и сама присмотрелась повнимательнее.
Потускневший от соли, пота и времени, оберег представлял собой небольшой и плоский, словно монета, кругляш, на котором вставал на дыбы конь с длинным хвостом и развевавшейся по ветру гривой. Интересно, чей он? Хорошо бы поузнавать, не носит ли кто из княжьих людей подобные. Выходцы из благородных родов частенько считали себя потомками того или иного первозверя: тура, коня, сокола, медведя или ещё кого, такого же сильного и свободолюбивого.
Эх, съездить бы в город, поговорить с людьми! Да только никого ж она там не знает, кто ей, чужачке, откроется? Ещё и засмеют: небось девка-дура отдалась заезжему молодцу, даже имени не спросив, только оберег и запомнила. А теперь затяжелела от него и концов сыскать не может.
Она оглядела канавку у дороги и двор соседей Евсеевых. За ними возвышался кабак с закрытыми ставнями и запертой дверью. Вот уж где стояли засовы похлеще, чем в лавке у Ванькиного отца! Товар украденный хоть найти потом можно, те же псы по запаху отыщут. А брагу с медовухой – нет, только и гадать останется, в чьём ненасытном брюхе они осели.
И тут в кустах кто-то заворочался и захрюкал. Ярина сразу и не подумала испугаться – может, это Секач? Если уж моховик Михрютка не побоялся залезть в избу, то кабан вполне мог ждать хозяина где-то неподалёку.
В общем, она не отскочила, и зря – «кабан» вдруг с кряхтением встал на задние лапы, точнее ноги, и в свете луны, что как раз выкатилась из-за туч, показалась помятая Прошкина морда. Волосы, торчащие из-под шапки, прилипли к потному лбу. Рубаха разорвалась на груди, и в прорехах торчала неопрятная волосня, покрывавшая почти бабьего вида титьки – плод неуёмного потребления пирогов с ягодами да пива. Вот и сейчас от него несло сивушным духом.
– Напугал, дурень, – сердито выдохнула Яринка.
В голове тут же мелькнула мысль, что ещё седмицу назад она охотно назвала бы сына старосты лешим, но после знакомства с Даром… Как можно было вообще равнять эту образину с красавцем-лешаком?!
– Т-т-ты, – просипел в ответ сын старосты, смрадно дыша. – Я т-т-тебя, с-с-стервь… С-сглазила меня, небось. Девки надо мной с-смеются!
Он вытер с мурла пьяненькие слёзы и погрозил ей пальцем.
– Ходишь важная, как пава в тереме богатея… Брезгуешь мною.
– Совсем ополоумел, что ли? – Яринка отшатнулась в сторону. – На кой бес ты мне сдался? Домой иди, проспись!
– А ну с-стой! – зашипел Прошка не хуже змеи и шагнул из кустов, протягивая лапищи. – Неча хвостом вертеть, а потом пятиться! Ууууу, так бы и порешил всех баб! Все о мошне с серебром думаете, за неё и ноги раздвинуть готовы, а сами…
Сын старосты был пьян, и хмельная злоба придавала ему сил. Он скрючил пальцы на манер старой рассказчицы побасёнок, что изображала перед слушавшими её детьми бабу Ягу и потянулся к Яринке. Но испугаться она не успела. Едва уловимое движение сбоку – и она удивлённо ойкнула, схваченная за плечи и отдёрнутая в сторону. А Прошка с матюками и хрюканьем, достойным вепря Секача, со всей дури впечатался рожей в забор.
Тот дрогнул и заскрипел. С берёзы, что подпирала доски со стороны двора, на голову Прошке с шуршанием рухнуло прошлогоднее птичье гнездо.
– Т-ты кто? – рыкнул он, обернувшись и увидев незнакомого черноволосого мужика в дорогом кафтане.
– Жених это Яринкин, – ответил вместо Дара Ванька. – А тебе чего не спится? Шатаешься ночью, честной народ пугаешь, ещё и под хмельком. Не стыдно завтра будет в глаза отцу смотреть и соседям?
Ох, как же перекосилась морда у Прошки! Небось и протрезвел махом. У самого глаза загорелись не хуже, чем у лешака.
– Жених? – зарычал он сквозь стиснутые зубы, не сводя глаз с Дара. – Ишь, выискался! Ты кто таков? Откуда взялся? Ты вообще знаешь, кто я?!
– Знаю, – подтвердил Дар, и на лице его заиграли желваки. – Пугало огородное, которое за девками в поле подглядывает со срамными помыслами. Руки хоть мыл потом? Хотя, судя по виду твоей рубахи, мытьё и стирка тебе вовсе не любы. Зря, может, и бабы бы в твою сторону смотрели ласковее.
Прошка замер, переваривая услышанное. Так его ни разу в жизни не оскорбляли.
– Дар, ты что? – Яринка похолодела. – Это ж сын старосты! Антип и так житья нам не даёт, а если ты Прошку покалечишь…
– То есть в рожу двинуть ему нельзя? – лешак с деланной грустью оттопырил нижнюю губу, а потом ухмыльнулся: – Ладно, не очень-то и хотелось. Я к нему, вонючему, и прикасаться не хочу, брезгую. Да и опасно это, вдруг кулак в брюхе застрянет. Не у всякой бабы, что двойню носит, такое имеется.
– Да я т-тебя… – от злости Прошка принялся заикаться. Глаза его налились кровью. – Да я т-тебя, с-с-с…
– Сожрёшь? – подсказал услужливо Дар, отодвигая Яринку за спину. – Страшно-то как, я и портки уже обмочил. В твоё пузо мы с невестой, поди, вдвоём вольготно поместимся. Иван только поперёк горла встанет, уж больно локти у него острые.
Может, Прошка и побоялся бы лезть на высокого и крепкого парня, к тому же богато одетого. Явно не из простых и приехал издалека, а ну как прямиком с княжеского подворья?.. Но Ванька не выдержал и хрюкнул со смеху, и это стало последней каплей. Прошка взревел быком во время весеннего гона и кинулся на обидчика.
Дар сдержал обещание и бить в рожу не стал. Вместо этого сдвинулся к Яринке, а сам подставил ногу. Неуклюжий Прошка не успел остановиться, наткнулся на неожиданное препятствие и с воплем рухнул в траву.
– Всю округу, небось, перебудил, – посетовал лешак, поднимая изрыгающего хмельную брань Прошку за шиворот. – Охолонуть бы этой скотине немного. Где тут у вас родник какой или колодезь?