– Если бы вы отправили его, как все, в лечебницу, возможно, он бы вышел к вам здоровым и живым. Но теперь уже поздно. Вы сами во всем признались, – беспощадно оборвал Джоэл.

– Джо, – окликнул Ли, который неуверенно застыл позади. Он не привык действовать жестко. Вид крупных слез на лице подозреваемой вгонял его в ступор, как шестнадцатилетнего юношу. Поэтому Джоэл обычно не брал напарника на допросы. В конце концов, они оба жили в квартале Охотников, но задания им иногда давали, будто кто-то переселил их в квартал Палачей.

– В чем? В чем я призналась? – растерянно пробормотала женщина. Она едва держалась на ногах. Накрахмаленная юбка шелестела по полу, как крылья бабочки, бьющейся о стекло.

– В тяжком правонарушении. Из-за вашего мужа сегодня три женщины остались вдовами и еще двое мужчин потеряли жен. А Вермело лишился двух отличных охотников. Семь растерзанных жертв. Вот цена вашей «легкой простуды». Вы идете с нами.

С этими словами Джоэл решительно переступил порог и потянулся к женщине, чтобы заковать ее в наручники. Она отступила на шаг к перевернутой кровати, где еще накануне спал ее муж. Теперь там летали белые перья выпотрошенных подушек и перин, застревая в медных волосах. Они придавали подозреваемой невольное сходство с умирающей птицей. А кто она еще? Птица в ловушке.

Такой Джоэл и запомнил эту глупую несчастную женщину. Такой, а не обритой арестанткой, которой она стала уже вечером, доставленная в тюрьму гарнизона. Сокрытие сомна – самый страшный грех «благословенного» города Вермело. Шансов на оправдание не было. Ее заковали в наручники и увели на допрос в каменные мешки подвалов психушки. Допрос – это так называлось официально. Охотники знали: на опыты.

Тяжело знать правду и все равно оставаться частью системы. Их, охотников, переселяли в квартал Палачей, не меняя адресов. Легче «переселить» изломанную душу, сделать преступником на стороне закона. И так в зеркале постепенно проявлялся какой-то другой человек: не суровый, но справедливый охотник, не страж на границе Хаоса, а палач.

Оставалось только утешать себя, что иного пути нет. Джоэл уже не в первый раз приводил сентиментальных опасных дурачков, которые верили, что любовь и нежность спасут их дорогого обращенного. Они представляли угрозу порядкам Вермело, но каждый раз что-то каменело в сердце охотника, будто это он настоящий преступник.

Джоэл невольно проводил по черным волосам в поисках зацепившихся за них белых перьев. Перья или новая седая прядь? Не от прожитых лет, не от узнанных тайн, а от того, что увидел, от того, что сотворил. И, похоже, напарник тоже считал его преступником.

Ли целый день молчал, обижался. Не желал разговаривать с Джоэлом, пока тот судорожно размышлял: «А как бы я поступил, если бы Ли превратился в сомна? И Джолин… ей грозит реальная опасность уже сейчас. Но какая? Я должен, должен понять, что не так с ее домом».

Глава 2
Ловцы Снов

Огненный Ворон безмолвно реял в пепельных тучах, разрывая когтями небо. Его каменное оперение тяжелыми снарядами срывалось на землю, пробивало крыши, прошивало насквозь мечущихся в панике людей.

– Царь Чудовищ, Вечный Царь! – шипел гигантский Змей, и в его голосе слышалось злорадство. Себя восхвалял или птицу, несущую погибель?

Угольный силуэт застил полнеба. Джоэл стоял на улице с запрокинутой головой, и над ним разверзлось противостояние двух монстров, двух вестников конца. А вокруг горел Вермело, дома раскалывались щепками, люди падали навзничь, и из них выпрыгивали монстры, раздирая грудные клетки. Ребра топорщились желтоватым частоколом, усыпанным алыми брызгами. Трупы били руками и ногами, сгорая в вечном пламени.

Огонь, всюду огонь – Джоэл видел его каждый раз, стоило сомкнуть глаза. И даже если сознавал нереальность происходящего, первобытный ужас обручем охватывал голову, паникой сдавливал цепенеющие руки и ноги. Бежать, скорее бежать!

Но охотники перед сном приковывали себя к деревянному креслу. Так предписывал устав. И приходилось дергаться вмерзшей в лед рыбой, обездвиженной и беспомощной. От этого кошмары лишь усугублялись – от затекшего тела, ноющей спины и неестественно запрокинутой головы. Но о том, в какой позе надлежит спать охотникам, ученые из психушки написали не один трактат. Вроде бы такое состояние балансирования на грани безумия от отсутствия нормального сна отсрочивало превращение в сомна. В поддержку этого с энтузиазмом кивали старики из отряда чистильщиков.

Джоэл не верил, чуял какой-то подвох, но не находил ключа к разгадке. Поэтому он ненавидел. Ненавидел весь этот город и Цитадель Охотников. Но в видении его ярость адресовалась не конкретным людям, а неразборчивому сгустку: то ли Змею, то ли неведомому Ворону.

Вермело сгорал дотла, смрад темных улиц истлевал золой. Жители молили о помощи, выкидывая детей с верхних этажей, но внизу их ждала лишь обезумевшая звериным буйством толпа. Творилось нечто большее, более страшное, не обычный пожар, который являлся каждую ночь. Восстание? Народный бунт? Конец света?

Сбежать бы от всего! Кинуться за стену! Ведь во сне можно. Но Джоэла держали кожаные ремни. Оранжевые языки диковинными хищными лилиями подбирались к нему из переулков, тянулись к ногам, поднимались к лицу, охватывая колыханием смертельных шелков. Боль не приходила, а от огня веяло хладом подземелий.

«Нет! Нет!» – молча кричал Джоэл, глядя в небо.

Ворон сражался со Змеем, вцеплялся клювом в бесконечно длинный хвост, а враг его вгрызался отравленными зубами в тело птицы. И вместе они замыкались кругом смены грешных времен, разных и одинаковых в своем темном повторении. Длился пламенный сон о прошлом, или прошлое узрело видение о грядущем…

Джоэл усилием воли распахнул глаза и тут же обернулся на Ловец Снов. Круглая сеть с особым узором висела над головой, точно диковинная шляпа с двухметровыми полями на обруче каркаса. В ней ничего не застряло. Ни единого образа. И лишь внимательный глаз замечал, что пеньковые веревки и шелковые нити, из которых охотники свивали ловушки для кошмаров, покрывала едкая копоть.

Монстры Джоэлу не являлись никогда. Другое дело Ли. Его Ловец Снов всегда наполнялся самыми фантастичными созданиями: многорукими и многоногими химерами, из разных частей которых неизменно выглядывали слюнявые пасти и получеловеческие головы с седыми пучками грязных волос. Явно чей-то искаженный образ. Но чей?

Джоэл никогда не спрашивал, кто так упрямо атакует сны напарника, и радовался, что сам не входит в группу с «повышенным риском превращения». К охотникам из нее тщательно присматривались ученые, заставляя отчитываться о малейших изменениях. Нет, о снах друга Джоэла никто не принудил бы рассказать. Он поклялся еще в первый год их знакомства. Поклялся молчать до самого обращения. Страшная клятва. Но необходимая. Хотя с такими видениями неизвестно, кому пришлось бы исполнять ее раньше.

Ворон и Змей продолжали вечный поединок где-то на периферии сознания, и уставший мозг прокручивал несуществующие события. Джоэл вытянул свободную правую руку и еще раз проверил Ловец Снов, но собрал только горсть золы. Затем он отстегнул кожаные браслеты от левой руки и лодыжек, свернул сеть и пошел бриться в общую ванную комнату.

После боевых заданий и лицезрения трупов всех охотников помещали в карантин – точнее, заставляли ночевать не в своих скромных домишках в квартале Охотников, а в крепости психиатрической больницы. Об этой мере предосторожности не распространялись, но широко применяли.

Верных служителей общества запирали на время сна в узких клетушках с неудобными деревянными стульями. Там они проводили положенные пять часов сна и вновь возвращались к выполнению обязанностей, если, конечно, не перекидывались сами от переизбытка впечатлений.

В соседней камере кое-как спал Ли. Джоэл знал, что напарника продержат в карантине дольше, и из солидарности сам оставался в крепости, хотя после «мер предосторожности» разваливалась спина.

Джоэл, разминая плечи, добрался до ванной комнаты и в состоянии, близком ко сну наяву, успел задуматься, какова вероятность обращения, если вообще не спать. Возможно, они искали корень зла не в том месте, возможно, виновата была непомерная усталость.

Иногда он мечтал послать к Хаосу всю эту службу с дурацкими правилами, забрать Ли из крепости, избавив друга от надзора, и устроиться фермером в яблоневые сады юго-восточной части Вермело. Он однажды спас их хозяина от сомна, их бы там приняли.

Но глупые мечты разбивались о простое напоминание себе: без надзора ученых Ли обратится… Или так Джоэла намеренно запугивали. Он запутался, кому верить. И ненавидел всю эту порочную давящую систему. Давно уже не осталось юношеской восторженности и веры в служение этому граду разбитых надежд.

– Привет, Джо, как выспался? – выдернул из размышлений спокойный низкий голос. Батлер стоял у зеркала над фаянсовой раковиной и подравнивал ножницами черные бакенбарды. Из-за роста он едва не скреб головой низкий каменный потолок. Охотникам в здании психушки выделяли не лучшие помещения.

– Никак. Как обычно, – сдержанно отозвался Джоэл, украдкой глядя на Батлера.

Накануне другу сообщили, что на боевом задании погиб его кузен. Похоже, не очень-то близко они общались. Или Батлер по привычке, присущей всем жителям Вермело, умело скрывал свои чувства под маской приличия. Приличия, церемонные поклоны и рукопожатия, лозунг «держи лицо» и «веди себя как спасенный» – вот из чего состоял этикет их города, последнего града людей. Настоящие чувства лишь изредка прорывались из-за масок.

– Я тоже, – улыбнулся Батлер и тут же поморщился. Теплая улыбка превратилась в гримасу, и Джоэл пришел к выводу, что гибель кузена все-таки оставила след.

– Кстати, ты что-то кричал во сне. На незнакомом языке, – заметил немного погодя Батлер, пристально глядя на Джоэла травянисто-зелеными глазами. В его образе не чувствовалось враждебности, все охотники знали, что Батлер никогда не предаст. Он не докладывал о нарушениях устава, если они не вредили работе, и не выдавал личных тайн. К нему шли рассказать о наболевшем, потому что он умел слушать. К колючему Джоэлу так не тянулись, но и он не требовал участия.

– Тебе показалось. Может, это не я был. Внизу арестантка сидит, – бросил он.

Этажом ниже, в еще более темных казематах без окон, ожидала вердикта суда отданная на закланье женщина. Сам привел, сам жалел, но не сомневался. Джоэл смотрел на Батлера и разжигал в себе дополнительную неприязнь к преступнице: если бы она подчинилась закону Вермело, не погиб бы кузен Батлера, не развесил бы потроха на заборе. И теперь добрый друг не стоял бы в оцепеневшем смятении.

– Сидит, – кивнул он. – Возможно. И все же я слышал слова на незнакомом языке. Потом во сне видел Змея, на которого налетел гигантский каменный Ворон.

Охотники всегда делились образами из снов не из праздного интереса и не для досужих сплетен – так они собирали информацию о возможных изменениях, так сообщали о тех, кто попадает в «группу риска». Джоэл знал, что Батлер не выдаст его рассказ ученым для дальнейшего анализа, но все равно осадил:

– Так это ты видел. Не я.

Ему не хотелось обсуждать новые видения. Их сходство пугало, они будто шли извне, чье-то зашифрованное послание.

– Да, не будем обсуждать. Хорошо.

Батлер пожал плечами и удалился, пока Джоэл плескал на лицо и волосы ледяной водой, встряхиваясь и фыркая, как пес.

«Ну и сны… Был бы рядом Ли, может, и не пришли бы», – посетовал Джоэл, но во время дежурств они никогда не оставались в одной комнате. Семь дней боевого патрулирования улиц, потом три дня выходных – тогда-то охотники позволяли себе выспаться. И в последнее время они старались расположиться у Джоэла в мансарде на двух узких раскладных кроватях: Джоэл охранял сон Ли, уничтожая монстров в Ловце Снов, иначе напарника могли сожрать его собственные кошмары.