– А ты говоришь, зачем я документы спрашиваю. Хоть на это право есть. Вот обыскивать сейчас каждый дом – нет, тут уже не наше дело, – ворчал Джоэл, продираясь через развешанное белье.

Сырость и запах плохо выстиранных простыней неприятно щекотали ноздри. К чистоте хозяйки относились ревностно, как к ритуалу, а вот добротные новые ткани, как и бумага, в последние годы вошли в дефицит. Поэтому белье, не говоря о верхней одежде, передавали едва не от прапрабабок. И не у всех хватало денег на хорошее мыло, поэтому от постирушек в бедных кварталах несло как из плесневелого погреба. Да и местечко выбрали «подходящее»: дневной свет в этот проулок никогда не добирался. Джоэл предположил, что некая банда специально создала завесу для отступления подельника.

– Да что документы! Все равно упустили! – сетовал Ли, когда они вынырнули с противоположной стороны домов, оказавшись снова в квартале Шахтеров.

– Ничего. Передадим в Цитадель и телеграфируем в гарнизон, – мрачно осадил Джоэл. Обыскивать район лично ему не улыбалось, поэтому он немедленно сообщил детали подоспевшему служителю гарнизона, но тот не торопился кидаться на поиски нарушителя. Джоэл мысленно выругался и махнул рукой. После дежурства он хотел поспать свои законные пять часов. В неудобной позе, но все-таки поспать, а не носиться по закоулкам в поисках контрабандиста.

– Да, приметный тип. Его должны были запомнить, – заключил Ли. Возможно, толпа и правда запечатлела образ долговязой фигуры в сплющенном старом цилиндре. Возможно, кому-то врезались в память позолоченные часы, торчащие непозволительной роскошью из кармана затертой бежевой жилетки. Но Джоэл догадывался, что все эти яркие приметы – элементы хитрого маскарада. От них легко избавиться.

– Не надейся. Усы точно накладные, – ответил он напарнику. – Давай хотя бы попробуем принести образец его товара. Поймем, насколько он опасен. Возможно, это просто какой-нибудь сироп с каплей самогона.

– Не верится.

– Мне тоже.

Они вернулись на площадь, где вокруг опрокинутых в суматохе ящиков по-прежнему толпились заинтригованные зеваки. Кто-то уже тянул жадные лапы к раскатившимся бутылкам.

– Лоботрясы! Лентяи! Делать вам нечего? Расступитесь! Расступитесь! Это дело охотников! – приговаривал Джоэл, когда снова пришлось работать локтями, размахивая над головой латунной табличкой удостоверения. К счастью, при напоминании о ночных стражах города простой люд шарахался в разные стороны.

– Уф, чуть не помяли треуголку! – рассмеялся Ли, прижимая к сердцу любимый головной убор. Их осталось мало в Вермело, как и приличной одежды. И вообще всего. Возможно, град предчувствовал конец и потому искал утешение в якобы волшебных снадобьях.

Джоэл кончиком ножен поворошил осколки, в которых переливались капли темной жидкости. Она выглядела неприятно вязкой и крайне неаппетитной, напоминая размякший пудинг с крупными комками. При этом нашлись желающие ухватить последние две бутылки: чьи-то костлявые руки просунулись меж ящиков и добрались до уцелевших образцов, бесценных улик. Джоэл несильно ударил ножнами по пальцам вора. С противоположной стороны импровизированной баррикады раздался жалобный обиженный стон.

– Все себе берут, проклятые! – посетовал некто, оставшись невидимым. Джоэл только поморщился: ему претила людская молва о том, что охотники жируют больше знати из квартала Богачей. Знали бы они хоть десятую часть правды. Поспали бы хоть час прикованными к креслам.

При мысли об этом начинала привычно ныть спина. Порой Джоэлу казалось, что свод правил для карантина охотников создавали психопаты, которых науськивал сам Змей, вплетая в свою длинную непонятную игру. Но к делу эти домыслы не относились, поэтому Джоэл просто решительно подхватил два темных флакона, пряча их под полой плаща в обширный внутренний карман.

– Бутылки точно целые? А то еще растворишься, – подколол Ли.

– Точно.

– Не боишься провонять этой дрянью?

– Она без запаха. Но в ней… что-то не так. Вернее, все не так. Но кое-что не так по-новому, – неразборчиво заключил Джоэл. Он бросил еще один взгляд на вязкие капли, сочащиеся по мостовой. Нет, они не дымились, как кислота, и не загорались синим пламенем. Но от них исходило нечто зловещее, словно неуловимая аура. Джоэл встряхнул головой, ведь новомодная наука не верила в существование аур. Спасибо, что хоть Хаос не называла общей галлюцинацией или дымовой завесой радикальных сект.

– Опять мариноваться в карантине? – натянуто рассмеялся Ли, когда они подходили к Цитадели. Но перед стенами серой громады его глаза застывали колючей неподвижностью, а улыбка терялась в подрагивающих уголках узких губ. И в такие моменты Джоэл лучше всего замечал, что веселость и неутомимость Ли – это вечная маска, под которой он скрывал их общее отчаяние. Отчаяние обреченных.

В Вермело все носили маски. Джоэл, к примеру, для самого себя изображал усталого философа. Но для философии у него не хватало образования и мозгов. В академии гарнизона охотников учили управляться с оружием и плести Ловцы Снов, а не рассуждать о высоком.

Зато усталость никто не разыгрывал, она пропитала покрытые трещинами стены, всосалась в скудную почву под мостовой, вгрызлась пыточным винтом в головы. С усталостью они просыпались и засыпали. Как и в этот день, когда закончилась смена.

Свет Желтого Глаза не время охотников, поэтому они уходили в привычную тьму. Они отдали вещественные доказательства и написали краткий отчет. В помещениях для вещдоков теплился дневной свет, втекавший редкими лучами сквозь оконце-бойницу. Но вскоре охотников ждал только сумрак. Они спускались по гулким лестницам в подземелья, где мерцали старинные электрические лампочки.

Джоэл морщился от кислой зелени облупленных коридоров, где по обе стороны чернели стальные двери карантинных комнат. В этом месте навечно поселился запах плесени, а теперь к нему примешивался запах смерти – крови и других жидкостей вышедшего из строя организма. Звучало официально, как для отчета. Но Джоэл знал, что за этими обтекаемыми формулировками скрывается чье-то искореженное тело, лежащее в одной из камер. Кто-то обратился. Кто-то из своих.

Ли испуганно поежился и отшатнулся к стене, когда мимо них бодрой рысцой прошла команда санитаров с многоразовым мешком для очередного трупа. Они с противным скрипом отворили дверь одной из камер и выволокли наружу обезглавленное тело существа, покрытого лиловым свалявшимся мхом. Голову выкатили чуть погодя. Вместо лица торчала крупная морда с пятачком, застывшие глаза колыхались на подобии рожек. Существо ничем не напоминало человека. А ведь Красный Глаз не взошел, а ведь снаружи светил Желтый! Но для охотников менялись местами день и ночь. Сон – главное общее зло.

– Это был напарник Батлера, – прошептал Ли.

Мимо них с равнодушным покоем пронесли закрытый мешок. Когда один из дюжих увальней отпустил неуместную шуточку на тему рока и гибели, Джоэлу захотелось покрепче вмазать по квадратной роже. Но потом пришлось напомнить себе, что в этом месте работают по большей части невменяемые, под стать пациентам. А раньше вроде по-настоящему кого-то лечили. Теперь же только таскали останки тех, кто верно служил городу.

– Да. Еще один напарник Батлера. Уже седьмой, – мрачно заключил Джоэл, инстинктивно стискивая руку друга. Обоих сковал холод.

– Джо… – прошептал Ли возле отворенной двери, из-за которой лилась холодная темнота.

– Что?

В померкших непроницаемых глазах читался немой ответ: «Не покидай меня. Не оставляй в темноте».

– Все будет хорошо. Не думай о том, что увидел! Не думай! – воскликнул с жаром Джоэл. Ли на мгновение еще крепче вцепился в запястье. Но их разделила стена.

– Ничего, скоро нас отпустят. Мы будем дома. Еще двое суток, – уговаривал себя шепотом Джоэл, когда санитар поворачивал ржавый ключ в несмазанном замке. – Дома!

Домом они называли запыленную хибарку в квартале Охотников. Века расцвета той части города давно минули, со стен облезла штукатурка, вездесущие жуки и мыши прогрызли туннели в скрипучих перекрытиях. И все же Джоэл предпочитал находиться в своей мансарде, больше напоминающей заброшенный чердак: оттуда открывался приятный вид на город, там не давили влажным мраком стены. А еще там нередко оставался Ли, и они могли часами разговаривать, играть в карты или просто отдыхать.

Но на ближайшие два дня их ждало только заточение между дежурствами. Только кожаные ремни неудобных кресел со спинкой под девяносто градусов. Когда Джоэл привычными движениями привязывал себя, раскинув Ловец Снов, то всерьез задумался над крамольными речами Ли: «Не создают ли они и вправду некую армию сомнов? В такой неудобной позе спать без снов нереально. Кто им подсказывал эти правила? Армия сомнов…»

Нет, невозможно: в каждой камере скрывался хитрый механизм, который отсекал голову, если кто-то пытался резко сорвать Ловец Снов, опрокинуть кресло или вырвать ремни – действия, якобы характерные только для монстров. Или для сошедших с ума.

Джоэл медленно погружался в тревожную дрему. И вновь отчетливо видел краем отворенного сознания горящий город и сражения Змея с Вороном. Огонь он еще понимал, но не канитель бесконечных теней, не каменные копья перьев незнакомого создания.

– Царь чудовищ! Вечный царь! – пел жуткий хор неживых голосов.

– Когда придет Страж Мира, Змей будет низвергнут! – возвещал горящий каменный Ворон.

– Ты сам асур! – шипел ему Змей. – Великий Асур в каждом! Когда будет низвергнут один Великий Асур, на смену ему тотчас встанет иной.

– Когда будет убит один Страж Мира, на смену ему тотчас встанет иной! – упрямо отвечал Ворон.

Смысл диалога терялся. Слова вились клинками и стрелами, прорывали ходы в сознании, как мыши сквозь ветхую древесину. Пророчества, предсказания, незнакомые голоса – во все это не верилось наяву, но Джоэлу не хватало концентрации, чтобы нырнуть на спасительный глубокий уровень забытья без видений. Проснуться тоже не удавалось.

И он балансировал, подобно канатоходцам из сказок, которые в древние времена таким странным фокусом с риском для жизни развлекали народ. Когда толпа еще умела не только плакать и рычать, но и смеяться. Когда-то, во времена до Змея. Возможно, поэтому Джоэл слушал Ворона и его посулы об избавлении. Да что-то непонятное он обещал, без четких инструкций и стратегии…

Так тянулись пять часов, по истечении которых Джоэл пробудился разбитым и встревоженным, а в Ловце Снов не обнаружилось ничего, кроме сажи. Да и к Хаосу ее!

Первым делом Джоэл кинулся к камере Ли. Безотчетный страх и яркое воспоминание о превращении напарника Батлера подхлестывали нарастающую тревогу.

– Открывай уже! – приказал Джоэл санитару психушки.

Ключ неохотно поворачивался в замке, словно нарочно медленно. Потом дверь отворилась, и на Джоэла хлынула тьма, сырая и стылая. Но не пропитанная густым запахом смерти. Ли сидел, запрокинув голову. Он рассматривал химер в Ловце Снов, нервно закусывая губы, и, кажется, не замечал вошедших.

– Ты как? – спросил Джоэл и бросился к напарнику, осторожно развязывая кожаные ремни. Украдкой он посмотрел наверх, на сеть ловушки для кошмаров. И поразился сходству тварей из снов Ли с образами на Королевской улице в квартале Ткачей: похожие нагромождения рук и ног, клубок слюнявых пастей и частей тела вовсе без названия. Одно отличие: в кошмарах возле дома Джолин не возникали седые головы с козлиными бородками. Ли они мерещились постоянно в самых невыразимых формах. И одну из таких тварей он молча рассматривал. Но Джоэл отвлек, вовремя вернул в мир живых. Жуткий, тяжелый, тревожный, но все-таки контролируемый.

– Не обратился, как видишь, – тут же привычно улыбнулся Ли и ловко вскочил, схватив изогнутый меч. Одним легким движением он разрубил химер, которые повисли мясными ошметками. При этом на тонких губах напарника застыл оскал неведомого наслаждения.