Когда Мухтар всё обнюхал как нужно, я скомандовал ему: «Ищи». Громко так скомандовал, почти гаркнул. Мухтар не глухой, к нему и шёпотом можно, цель тут была в другом – посмотреть реакцию Бурундукова. И слесарь вздрогнул от моей команды. А пес уверенно потянул меня к выходу из квартиры. На лице слесаря мелькнуло облегчение: мол, пронесло. Но пес, обследовав прихожку, резко повернул в сторону понятых, обошёл даму и привел меня к мужичку. Тот сидел ни жив, ни мертв.

– Гражданин, руки покажите? – строго проговорил я.

– Зачем это?.. – тот вжался в стену, а я еле заметно дернул Мухтара за поводок и чуть шикнул, чтобы добавить психологического давления на подозреваемого с помощью четвероного напарника.

Пес меня понял и, задрав верхнюю губу, негромко зарычал, обнажая клыки.

– Надо проверить кое-что, – многозначительно хмыкнул я. – Если на белье ваш запах, то он узнает. Только будьте осторожны, может здорово цапнуть. Он не любит воришек. Ну что вы застыли? Руки, грю, протяните, гражданин…

– Не надо меня кусать, я все отдам! – поднял ладони вверх Бурундуков, будто сдавался в плен. – Ох, шило мне в бок! Я взял денежки! Бес попутал! Простите!..

Хорошо, конечно, когда все косяки можно списать на бесов, порчу и прочие магнитные бури, но тут непутёвому соседу корячилась уголовка.

– Это вы убили потерпевшего? – подскочил к нам следователь.

– Не я, товарищи! Ей-богу, не я! – заблажил тот. – Я же вас сам вызвал. Захожу, а он лежит в крови, так и было, как рассказывал. А денежки… денежки тиснул. Ну зачем ему денежки, мертвому-то? На том свете ими махать не будет и кричать, что больше Кузьмича зарабатывает. Простите дурака старого… Ой, чо теперь будет…

Супруга зло ткнула мужика в бок. Мол, проболтался, дурень.

– Накрылся понятой, – с досадой проговорил прокурорский. – Теперь он подозреваемый в краже.

Я отвел следака в сторонку и проговорил:

– Федя, давай сделаем так: он возвращает деньги, я в его квартире с Мухтарчиком все посмотрю, нож, кровь, и тому подобное поищу, чтобы точно его отмести как убийцу. А мы с тобой сделаем вид, что кражи не было.

Тот посмотрел на меня недоумённо, мол, что за робингудство, и я добавил:

– Вот смотри… Это сейчас надо ментовского следака сюда дергать – кражи не твоя стезя, нового понятого подключать, на хрена тебе этот геморрой? Есть убийство – вот и будем по нему работать. Остальное все – шелуха.

– А если это он Ларионова пришил? – жевал губу в думках прокурорский.

– Да посмотри на него, какой из него потрошитель? Я к нему пса подвел, он уже струхнул и признался в краже. Сидит белее снега и трясется, сто раз уже пожалел, что на заначку позарился. И проверю я его квартирку по полной, будь спокоен. Неофициально, конечно, без всяких санкций и обысков, но, думаю, он мне не откажет и добровольно пустит в жильё, без всяких претензий.

Фёдор вздохнул.

– Ну, давай, ага, а то мне заново протокол писать с новым понятым придется.

Это он, конечно, слукавил, бывало, понятых приглашали и в самый последний момент, чисто расписаться, хотя по закону они действительно должны участвовать в осмотре с самого начала. С другой стороны, убийство – дело серьезное, и участие понятых нужно гладко провести, чтобы комар носа не подточил, ведь при возникновении спорных моментов их потом могут в суд выдернуть и каверзные вопросики спросить (это если найдем убийцу и дело обвинительным закончим). А понятые в суде будут хлопать глазами и руками разводить, дескать, не знаем ничего, нас просто расписаться попросили. Знаем и такое, слышал от сидельцев. Обычно мужики про такое, если и рассказывали, то с победным видом. Когда понятой затупил на суде – это козырь подсудимому, он тогда вообще может ходатайствовать исключить протокол осмотра из доказательств по делу, и все вещдоки и следы получаются ничтожными – ведь изъяты, вроде как, незаконно, и доказательной силы не имеют. А там уж смотря какое дело – иное и развалиться может. Вот такая серьезная петрушка может приключиться. Это потом уже, ближе к моему времени изменения в законодательство внесут, и сделают участие понятых необязательным на осмотрах мест происшествий. А пока – вынь да положь.

На том мы с прокурорским и порешили. Деньги слесарь Бурундуков вернул, жене его мы велели тут ждать, а хату я тщательно осмотрел, запаха крови Мухтар там не нашел. Все чисто. Получается, что спас я мужика от скамьи, но беседу с ним провел строгую, профилактическую. Заверил, что если только ещё что – то тюрьма. Ведь пес мой особо умный и запах его запомнил. И если где на краже он Бурундукова учует, я приду и сам его арестую.

Слесарь поверил, верили люди милиции, и, всплеснув руками, затараторил:

– Да я ни в жизь! Да я никогда! Просто сосед сам частенько мне денежкой помогал, брал из шкафчика и говорил, вот смотри, Кузьмич, если что со мной приключится, забирай нычку, не стесняйся. Щедрый он был мужик, хотя и балабол, ну так писатель же, по профессии положено. Вот я и пригрел сумму, знал бы, что так все обернется и что у вас такие собаки, руку бы себе отсек.

Я ещё раз на него посмотрел – слесарь в отставке был так перепуган, что вряд ли уже мог врать. Может, и вправду был между соседями такой разговор, чего с подпития-то не скажешь.

– Ну это ты… не перегибай, – хмыкнул я. – Руку оставим при тебе. А пальчики твои откатаем и на учет поставим, на всякий случай. Помни, что ты у нас под присмотром теперь…

– Понял, понял, товарищ следователь, – он упорно называл меня следователем. – И это… спасибо вам… Что по-человечьи ко мне отнеслись. Мне в тюрьму никак нельзя. Бабка тосковать будет. Не выдержит, давление у нее…

– Береги жену, Кузьмич, и не воруй…

Закончив в квартире, мы провели осмотр места происшествия там, где Мухтар нашёл платок. Валя его упаковал, и вещдок забрал прокурорский, чтобы направить на судебно-медицинскую экспертизу – сравнить группу крови с таковой у убитого.

Я же всё размышлял над вышивкой: «КИТ». Морское животное… Есть еще такое созвездие. А на воровском жаргоне так называют вора-рецидивиста. Только последние не ходят с платочками. Да еще и с вышивкой. Скорее всего, это чьи-то инициалы…

А может, что-то совсем другое, о котором пока никто не догадывается.

* * *

В отдел вернулся под утро. Уставший и голодный. У ворот ГОВД стоял военный тентованный «ЗИЛ» болотного цвета, возле которого курили солдатики-срочники в форме.

Что за кипиш? Понял, что поспать и отдохнуть мне не удастся. Направился к Кулебякину, узнать обстановку. И как раз попал на планерку.

– Заходи, Морозов, – всплеснул руками шеф. – У нас ЧП!

– Я на больничном, Петр Петрович, – на всякий случай я помахал ему гипсом, но всё-таки прошел и сел.

Кулебякин только поморщился.

– На пенсии будешь болеть, Саныч, помощь твоя нужна… Ребенок пропал.

Присутствующие уже были в курсе происходящего, и Кулебякин довел вводную лично до меня.

Только сейчас я обратил внимание, что Петр Петрович был не в милицейской форме, а одет по-походному, будто на рыбалку собрался. Да и присутствующие одеты как на пикник. Даже инспектор дорнадзора Казарян был в спортивных штанах и футболке. Я его поначалу и не узнал, подумал, продавец фруктов какой-то с рынка. Никогда не видел его без формы и без полосатой палочки.

Оказалось, что школьники из Угледарска приехали в поход в местный лес. Поставили палаточный лагерь, а утром обнаружили, что одного двенадцатилетнего пионера нет. Бесследно пропал. Подняли всех на уши. Мальчишки сказали, что Женя Гребешков ушел куда-то ночью. Но никто не смог объяснить, куда и зачем.

Мигом подняли в ружье срочников из военной части в Угледарске, организовали добровольные поисковые отряды, подтянулись приданные силы милиции из области. МЧС еще не народилось, и такие проблемы со спасением в СССР решали сообща.

– Поисковые отряды уже работают, – вещал Кулебякин, – солдатики подъехали, прочесывать местность будут. Наша задача – присоединиться, а также выяснить все обстоятельства ухода пионера Гребешкова. Что-то они темнят, что-то недоговаривают. Ну какого ляда пацан в лес один ночью ушел? Не верю, ядрёна сивуха! Ну всё, по коням, товарищи, – Кулебякин уже встал и, посмотрев на меня, добавил: – На тебя, Саныч, надежда, там в лагере вещи пропавшего есть, так нужно Мухтара задействовать, по следу пустить.

Покой нам только снится. Я почесал руку под гипсом. Порой к чертям содрать его хочется.

– Сделаем, – кивнул я. – Сейчас по-быстрому покормлю его только, собака не человек, за идею не работает. Сытый пес – след лучше берет.

– Давай в темпе вальса. Ну все, товарищи, грузимся.

* * *

Прибыв на место, мы обнаружили палаточный лагерь. Перепуганные родители уже разбирали детей, кто-то примчался за чадами из области. Остальные пионеры сидели на бревнышке у погасшего костра с понурыми головенками, будто горевали, а пропавший Гребешков уже прослыл съеденным хищным лесным зверьем.

Конечно, здесь медведей нет, но дальше за Зарыбинском идут леса на сотни верст, в которых ребенку запросто можно сгинуть. Поэтому нужно было максимально оперативно обследовать квадрат, не дать ему углубиться в такие участки, где найти его будет сложно.

– Вертолет пожарный на подходе, солдатики ушли в цепь, – докладывал кому-то из главка Кулебякин. – Мой личный состав задействован почти на сто процентов. Подняли отпускников и даже вон кинолога с больничного призвали.

Петр Петрович гордо указал в мою сторону. Я же направился к ребятишкам. Взять след от палатки не получится. Тут народу прошлось – целый табор, несколько десятков человек. Мухтар – конечно, хорошая ищейка, но в толпе навыки бесполезны.

Возле пионеров, заламывая руки, крутилась пионервожатая. Я спросил у нее, кто был в одной палатке с пропавшим.

Она посмотрела на нас с Мухтаром с надеждой, будто мы были последней соломинкой, а потом позвала нескольких ребят:

– Петя, Сережа, Гоша!

Те нехотя поднялись с бревнышка и направились к нам. Вид у пацанов – будто нашкодили. Глаза всё отводят, и не потому, что те на мокром месте. Это меня и насторожило.

Я знаком показал пионервожатой, что поговорю без ее участия.

– Найдите Женю, пожалуйста, – причитала она, – меня уволят, еще и под суд… я головой отвечаю…

Я отвел пацанов с сторонку.

– Ну, рассказывайте, хлопчики… с самого начала.

– Рассказывали уже, – пробубнил рыжий с оттопыренными ушами по имени Петя.

Видимо, он был у них лидером, потому что остальные исподлобья на него поглядывали и молчали.

– Это вы милиции рассказывали, а у меня особый сотрудник. Мухтар. Он не слышал.

– А он понимает? – с удивлением выдохнул долговязый мальчик, которого звали Гоша.

– Конечно, – заверил я на полном серьезе. – Может, не все дословно, но улавливает эмоции. И если человек врет, он подаст сигнал.

– Какой сигнал? – в голос пробормотали пацанята.

– Секретный… – многозначительно хмыкнул я. – Так что давайте без небылиц и по существу.

– Ну-у, чего рассказывать? – жевал губу рыжий. – Спим мы, значит, в палатке, а Женька вдруг засобирался в лес. Сказал, что звезды пойдет смотреть. Он у нас этот… Астронавт.

– Сам ты астронавт! – перебил Гоша. – Астроном!

– А, ну да, точно, – согласился рыжий.

– У него еще дома телескоп. Огромный такой, во-от такенный!.. – с некоторой завистью проговорил Гоша.

– Звезды, говорите? – хмурился я. И показательно посмотрел на Мухтара. – Допустим. Дальше что?

– Ушел и ушел, а мы уснули, – пожал плечами Петя, не поднимая глаз.

Я внимательно посмотрел на пацанов – одежда в колючках, у одного боты в засохшей грязи.

– А вы куда сегодня ходили? – стал я допытываться.

– Да никуда, – заверил рыжий. – Проснулись, а тут это всё, и нам строго-настрого запретили покидать лагерь. Вот сидим, ждем…

Врут. Я незаметно дернул Мухтара за поводок два раза, тот лег.

Я показал на пса рукой:

– Вот и сигнал, что-то вы врете милиции. Нехорошо, ребятки…

– Да ничего мы не врем! – пробурчал рыжий. – Скажите, пацаны, да?

– Угу, – пробормотали двое дружков в ответ.

Пока не колются, значит.