– Показывайте палатку, – сказал я.

– Вон она, крайняя.

Мы вместе подошли к палатке. Советская, двухскатным домиком из брезента цвета хаки, на палках и с колышками. Двухместная, но в такую набиться и впятером можно, если ты не как Баночкин только.

Я заглянул внутрь:

– Где вещи пропавшего?

– Вот, – Петька ткнул на новенький спальник.

Явно импортный. Яркий, цвета морской волны.

Я его вытащил, и в этом спальном мешке еще оказался многофункциональный складник, тоже импортный. Интересно.

– Где его рюкзак?

– Вот, – Гоша вытащил рюкзак из палатки и протянул мне.

Рюкзак оказался не из брезента, а из синтетической плотной ткани. Таких в Союзе не шьют.

– А кто у Жени родители? – спросил я.

– Инженеры, вроде, – ответил рыжий, глядя на складник, как лисица на сыр.

Инженеры в СССР не шикуют – они обыкновенные работники. Интересно, откуда такие вещички?

– Нравится? – я повертел перед Петькой ножичек, открыл несколько клинков, и складник ощетинился шилом, отверткой, открывалкой и чем-то еще. Клинки сверкали на солнце.

– Он мне зажал его… – насупившись, пробубнил Петька. – Хотя обещал поменяться. Я ему марки негашеные предлагал. Целый альбом за него.

– Марки – тоже вещь хорошая, – кивнул я. – Ну, теперь Женька пропал, и нож тебе достанется? Так?

Глаза мальчишки блеснули, но он тут же взял себя в руки и, ковыряя взглядом землю, проговорил:

– Найдется еще… Вы же найдете?

Все ясно… Завидуют пацаны Женьке, что у него такие классные вещи. Вот и мотивчик.

Я напружинил голос.

– А ну рассказывайте? Вы его в лес ночью заманили? Достал он вас, красуется перед девчонками, козыряет вещами заграничными, как новый рубль сверкает. И вы решили его проучить… Вы не хотели, чтобы он заблудился, просто напугать решили. Так? Если скажете правду, Мухтар его найдет, и вам ничего не будет.

– Правда нам ничего не будет? – с надеждой спросил Гоша.

– Заткнись ты! – шикнул на него рыжий и наступил Гоше на ногу.

Глава 6

Я взял Петюню за шкирку и переставил его подальше от друга. А потом строго проговорил:

– Так, партизаны! Чем больше тянете резину, тем большей опасности подвергаете своего одноклассника, – я ткнул пальцем сначала на Гошу. А потом на рыжего: – У тебя на штанах колючки, а у тебя кеды в свежей грязи. Вы не спали ночью, куда-то ходили. По лесу шастали… Я найду, куда вы ходили, Мухтар найдет, не сомневайтесь. Но если сами покажете и расскажете, то, может, я никому не доложу про ваши проделки… Все зависит от вас, от того, смогу ли я найти Гребешкова…

– Говори уже, – пробурчал Гоша, глядя на главаря.

– Да, говори, или мы скажем! – поддержал третий пацаненок.

Рыжий вздохнул, шмыгнул пару раз носом и проговорил:

– Да мы просто напугать его хотели… Откуда же знали, что он в чащу рванет? Дурак…

– А теперь давай с самого начала, с чувством, с толком, с расстановкой, – по-учительски проговорил я. – И помни, Мухтар чует, когда врут.

Пацаны покосились на пса, тот внимательно посмотрел в ответ, будто понял меня.

– Ну-у, мы на спор предложили ему в реке ночью искупаться, – начал Петя, теребя пуговку на рубашке. – Если сможет и не испугается, то альбом с марками – его, если нет, то пусть свой ножик складной нам отдает.

– Так просто? В реке ночью? – с сомнением проговорил я.

– Не просто… Речка эта Черной зовется, место гиблое, все знают… Нельзя там даже днем купаться. А ночью тем более. Кикимора в камыши утянет.

– Сам придумал? – хмыкнул я, уже собираясь подать Мухтару сигнал, чтобы он изобразил недоверие, но пионер продолжил.

– Пацаны рассказывали, да это все знают. Вот даже у вожатки нашей спросите, если не верите…

Конечно, черная рука, синяя борода, гроб на колесиках… Какие там еще в советском детстве бытовали страшилки, в которые многие ребятишки свято верили? В Черную речку тоже небось верят.

То есть, искренне заблуждаются.

– Дальше что? – подбодрил я Петьку.

– Ну, может, нет там никаких кикимор, – вдруг проговорил он. – Только ночью все одно страхово, аж до мурашек. На этом и решили… – он стрельнул ещё в меня взглядом, но молчать ему и самому было невмоготу, и он договорил: – сыграть. Я, в общем, там притаился в камышах, нарядился как чудище лесное. Ветками обвешался, ивовой корой их закрепил, лыко у ивы, что веревка – крепкое. Стал похож на лешего. Ну или на кикимору. А пацаны, значит, Женьку привели. Тот веселый, щас, говорит я у вас альбом с марками выиграю. Не верю я в ваших русалок и прочих кикимор. В советской энциклопедии написано, что фольклор это всё, темнота народная. Стал он раздеваться, остался в плавках, начал в воду заходить. Как вдруг в воде плеснуло что-то впереди него.

– Кикимора? – с усмешкой покачал я головой.

– Нет, конечно! Рыба плавилась. Лещ.

– Да карп это огроменный, – перебил его Гоша и тут же замолчал.

– Вовремя, короче, плесканулась, – продолжил Петя с напряжением, – только черные круги на воде. Ну и Женька трухнул знатно… Хотел было назад, а пацаны давай смеяться, что он трус-белорус, ну и все в том духе, трусишка-зайка серенький. Смеяться стали. И он насмелился, пошел в воду…

Сердце у меня замерло, неужели пацан утонул? Но перебивать не стал. Очень похоже, что правду рассказывает ватага этих шалунов.

– Так вот, – продолжил Петька. – Я гляжу из камышей, стою по колено в воде и наблюдаю, как Женька весь трясется, и нет уже на роже его надменной ухмылочки, как обычно. Но вперед идет, в воду. А потом нырнул, как и договаривались. А когда он стал выходить из воды, пацаны ка-ак заорут: «кикимора, кикимора!» – и врассыпную. Мы так с ними договорились. И тут я такой, как выскочил, как выпрыгнул! Но в камышах запутался и на колени упал в жижу… Измарался, еще больше на лешего стал похож, будто нечисть из зарослей натурально вылезла. Хлюпал, что бегемот, пытаясь встать, аж сам себя напугался. Чего уж про Женьку говорить. Тот так перетрусил, что с криком «мама» ломанулся из воды – и бежать, только голые пятки сверкают. Вот…

Пока он рассказывал, в голосе были то нотки гордости, то упрямства, но последние слова произнёс сдавленным голосом. И теперь затараторил:

– Но он не в сторону лагеря усвистал, а куда-то в лес нырнул. С перепугу тропку забыл. Ну а я, что? Я кричу, что шутка, что – вернись, дурак. Да только увяз в прибрежной топи и снова споткнулся, воды наглотался и тины. И вместо криков у меня икота и бульканье.

– Еще больше страху нагнал, получается, – вздохнул Гоша.

И Петя кивнул, а третий пацанёнок добавил:

– В лагерь вернулись, думали, придет. А его нет. Мы не спали, ждали все. Думали, посветлу вернется. Когда солнышко, любой же дурак дорогу найдет, так? А его нет и нет… Вот и все…

– Мда-а… – почесал я затылок. – Натворили делов. Ладно… показывайте, где эти камыши с кикиморой. И где, кстати, его одежда?

– Да там, на берегу лежит. В кустах. Мы ее не стали трогать, думали, что вернется и оденется, а он сгинул. Я же говорю, мы такого ничего не хотели! Ой, что теперь будет? – чуть ли не всхлипывал Гоша.

– Да найдет его Мухтар, – заверил вдруг рыжий и, подняв голову на меня, добавил: – Правда ведь, вы его найдете?

– Совесть мучает? – прищурился я.

Рыжий опустил глаза, сопел.

– Жалко Женьку, – проговорил Гоша. – Дурак он, конечно, и зазнайка, а вдруг его медведь съел? Или кабан…

– Сам ты дурак! – прикрикнул на него Рыжий. – Нет у нас медведей!

– Зато кабаны есть! – парировал Гоша.

– Они не едят людей.

– А убить запросто могут… я в кино видел. Их секачами называют, опасные зверюги!

Я вмешался:

– Отставить пессимистические разговорчики! Показывайте место ночных купаний.

И мы пошли в лес. Идти было недалеко, до реки – протоптанная тропинка. Казалось, что действительно ничего страшного тут не могло приключиться. Берег уже обследовали поисковые группы. Спины некоторых поисковиков я видел среди деревьев. В первую очередь берег проверили, но одежду мальчика никто не нашел. А мы нашли, лежала она под кустами, не видно ее в стороне от хоженых тропок.

– Нюхай, – сказал я псу, а мальчишки завороженно и с нескрываемой надеждой, раскрыв рты, смотрели, как Мухтар деловито замер, потом фыркнул и стал водить носом по шортам, футболке, сандалиям…

– Дяденька милиционер? – Гоша переминался с ноги на ногу. – Он след точно учует?

– Так, хлопчики. Марш в лагерь, дальше я сам.

Их версию событий я уже выслушал и принял к сведению, теперь они тут только следы могли топтать.

– А можно с вами? – загудели школьники.

– Нет!

– Ну почему?

– По кочану… Марш в лагерь!

– Ладна-а… – вздохнули пацанята и поплелись по тропе обратно, в сторону палаток.

Я проводил их пристальным взглядом. Убедился, что идут в нужном направлении, и только после этого скомандовал: «ищи!».

Мухтар бодренько натянул поводок в струну и потащил меня к воде. Все правильно, Гребешков же купаться пошел. Вон даже следы босых ног видно на глинистой почве. В воде след, естественно, потерялся, но Мухтар походил вдоль берега и скоро нашел его продолжение.

Ага… Отсюда пионер выскочил. Дальше пес потянул меня в чащу, совсем не в сторону лагеря, а в противоположную. Пока все совпадает – так пацаны и говорили. Похоже, парень ломанулся не туда и заблудился. Мухтар прибавил ходу, пришлось перейти на легкий бег, чтобы поспевать. Я надеялся, что быстрее мы мчаться сегодня уже не будем, всё-таки с гипсом это не очень ловко. Тем более, что Мухтар вел меня вовсе не по тропе, а через заросли, где никто никогда не ходил. Но не доверять псу у меня не было ни единой причины. Видимо, Гребешков действительно перепугался до чёртиков и пёр напролом в ночи, не разбирая дороги. Вот сломанная веточка, вот сорванные листочки. Ломился кабанчиком.

Так мы прошли с километр. Мухтар остановился на полянке с примятой травой у пенька. Поводил носом по проплешине, походил. Видимо, здесь Женька передохнул. Километр пробежал без остановки, эк его прижало.

На полянке он, очевидно, уже пришел в себя от первого испуга и стал думать, куда дальше, потому что след повел в сторону – градусов на девяносто от прежнего маршрута. Видимо, Гребешков решил вернуться в лагерь, но ошибся с направлением.

Идем дальше… Теперь след вывел на еле заметную тропку. Женька, видно, решил, что так проще добраться, тропа куда-нибудь выведет, да и идти по ней легче. Вот только тропка была слишком узкая, будто звериная. Кабаны и зайцы тут точно водятся, может, еще кто-то обитает… О браконьерах в Зарыбинске, например, наслышан.

Прошел я так в общей сложности километра три, может больше. И пробирался совсем не в ту сторону, куда ушли поисковые группы. Те, в основном, прочесывали местность вдоль реки, считая, что пионер двинулся по пойме, а не в самую глушь. Не знали, что вел его страх, а не логика.

Хрусь! – послышался звук сзади меня.

– Гав! – ответил незнакомцу Мухтар, резко развернулся и зарычал.

Уши торчком, водит ими как локаторами, глаза устремлены куда-то в заросли. Женька? Не похоже… Кто-то следит за мной, идет сзади. Что за «зверь-кабан» такой?

– Считаю до трех! – крикнул я. – Не выйдешь! Пускаю собаку! Р-раз!

– Не надо собаку, дядя милиционер! Это я! Петя! – пронзил чащу голос Рыжего.

– Лесные пассатижи! Ты чего здесь?

Петька вышел из кустов. Насупился, вид пристыженный.

– С вами решил пойти… я же… я виноват…

– Совесть пробила? Это хорошо. Ты один?

– Один. Пацаны в лагерь ушли.

– И что мне с тобой делать? – вслух размышлял я.

– С собой взять! – снова с напором произнёс он. – Уже столько прошли.

– Ну да… а если тебя хватятся? Родители приедут…