– Танюша, я не спрашивал, как это произошло. Упала банка, хрен с ней. Извини, ― опомнился, что разговариваю с ребенком. ― Упала, да и упала. Почему ты так сильно испугалась?

Она пожала плечами.

– Я подумала, что ты заставишь меня… ― она замолчала, и склонила голову еще ниже, пряча от меня свою боль.

Какого хрена?

– Что, заставлю?

– Слизывать с пола.

Я ошарашено уставился в ее лицо, и тут же крепко сжал руки. Даже дыхание сбилось от шока.

Да какого шока? Я охренел в буквальном смысле этого слова.

– Тебя заставляли в детдоме слизывать еду с пола?

– Да. Я однажды уронила тарелку с супом. Мне поставили подножку, и я упала. Тарелка вылетела из рук. И воспитательница сказала, что это моя порция, и я должна ее съесть. Я сказала, что не стану этого делать, а она пригрозила закрыть меня в черном чулане. А там пауки. Я их очень боюсь.

Внутри жгло огнем от ненависти к той твари, что посмела манипулировать ребенком и угрожать.

И Таня явно не единственная, кто с этим столкнулся.

– Что было потом?

Девочка наконец‐то подняла голову, и я заметил в ее глазах слезы.

– Я попробовала сбежать, но Наталья Андреевна схватила меня за волосы и силой притащила к тому месту, где я разлила суп. Она ткнула меня в него и заставила есть.

Каких усилия мне стоило не двинуть кулаком по стоящему рядом столу.

Какая тварь! Урою, суку!

– Иди ко мне, ― протянул к ней руки и Таня сразу же пересела ко мне на колени, прижавшись головой к грудной клетке.

– Я подумала, что ты тоже заставишь меня слизывать сметану с пола.

Я крепче сжал руки на детской спине и носом уткнулся в ее макушку.

Внутренности разъедало от ярости.

– Разве я на идиота похож, Танюша?

– Значит, Наталья Андреевна идиот?

Я заглянул девочке в глаза, наблюдая, как постепенно ее лицо начало меняться.

– Я бы назвал ее иначе, но тебе таких слов знать не надо.

– А ты ее теперь накажешь?

Таня спросила с надеждой в голосе, заглянув мне в глаза.

– Ты даже не представляешь, как я ее накажу. А ты запомни, раз и навсегда, я тебе не враг. Я твой защитник, что бы не случилось. А такой пустяк, как разбитая банка, или испачканная одежда вообще не стоят внимания. Ты поняла меня?

– Да.

– Может тебя к психологу сводить? Ты, конечно, маленькая еще, но твое мнение для меня важно.

Малышка покачала головой.

– Я не маленькая, дядя Ильяс.

– Прости, совсем забыл, ― хмыкнул я, и поцеловал ребенка в щеку.

– Я принесла, ― Нина зашла в комнату с поллитровой банкой сметаны.

– Идемте борщ есть? Я проголодался.

– Пойдем, дядя Ильяс.

Мы вернулись на кухню.

Я переставил фарфоровую чашу с борщом на стол, и пока Нина убирала с пола сметану, Танюша вызвалась разливать борщ по тарелкам. Я с удовольствием наблюдал, как она старалась аккуратно это делать.

– А тебе погуще, дядя Ильяс?

– Да, Танюша, я люблю капусту.

– Хорошо, ― улыбнулась она, и добавила еще один половник борща, ― а я люблю жидкий.

– Спасибо. Ты будешь отличная хозяйка.

– Я стараюсь.

После обеда мы поехали в парк, и чудесно провели время вдвоем.

Благо Таня не грудничок и нянчиться с ней не надо, потому я решил дать возможность Нине отдохнуть. А мы вдвоем катались на каруселях, различных аттракционах, потом Таня прыгала на батуте и каталась на электрическом самокате. Нужно будет купить ей такой, чтобы гоняла по двору или в парке, неподалеку от дома.

Я видел счастье в ее глазах и радовался тому, что смог поднять ей настроение.

Вот такое должно быть детство. Счастливое, беззаботное, с искренним смехом и радостным блеском в глазах. А не то, о чем мне поведала Таня сегодня перед обедом. Но я клянусь, что разберусь с каждым ублюдком, кто посмел обидеть любого ребенка. И обязательно займусь каждым, кто хоть как‐то попытается устроиться работать по профессии.

Уничтожу, мразей.

Ближе к вечеру мы вернулись домой. И кажется, сегодня отмечался праздник животу. Потому что Нина наготовила фаршированные перцы, и много голубцов. Эта невероятная женщина знает, как меня задобрить.

– Дядя Ильяс, а ты посидишь со мной, пока я буду засыпать? ― столько надежды во взгляде ребенка было, что я снова отменил все личные дела и остался.

Решил послать все к чертям, только бы Тане было хорошо.

Посидел около нее некоторое время, и убедившись, что она заснула, ушел спать в комнату для гостей.

В понедельник займусь змеиным коблом в детдоме, а пока немного отдыха. Да и Таню завтра порадовать не помешает. Девочка это заслужила.

Глава 3

– Дядя Ильяс, доброе утро. Ты еще не ушел?

Таня, сонно потирая руками глаза, улыбнулась и подошла ко мне обниматься.

– Нет, малышка. Я решил провести эти выходные с тобой. Ты не против?

– Нет, конечно. Просто я не ожидала увидеть тебя с утра. Пойду умываться, иначе Ниночка за стол не пустит, ― хохотнула мелкая, на что я кивнул.

– Ты права. Давай, ты первая, а я за тобой.

– Хорошо, ― кивнула Таня, и убежала в ванную комнату.

Я присел на диван и зарылся в телефон, собираясь отыскать подарок для девочки.

Самокат. Ей он вчера пришелся по душе, и уверен, Таня очень обрадуется такому подарку. Я бы тоже обрадовался, если бы мне в детстве подарили самокат. Только мое детство прошло в детдоме и мне повезло меньше. Хотя, с какой стороны посмотреть.

Нашел хорошую фирму, и сразу же провел оплату, с доставкой на сегодня.

Отлично!

– Я все! ― Таня выбежала из ванной, довольно потирая ручки.

– Теперь я, а ты беги к Ниночке, пусть на стол накрывает.

– Хорошо.

Я быстро умылся и тоже присоединился к хозяйкам на кухне. Остановился на пороге и с улыбкой наблюдал, как Таня перекладывает на тарелку оладьи, заботливо приготовленные Ниночкой.

– Можно мне со сгущенкой? ― раскрыл свое присутствие, привлекая внимание женских глаз.

– Дядя Ильяс, а на голодный желудок нельзя сладкое, ― верно подметила Таня, на что я закатил глаза.

– Но может чуть‐чуть?

– Нет. Сначала со сметанкой, там еще в холодильнике осталась.

– Ладно, но после…

– А после, Ильяс Захарович, можно и со сгущенкой, ― подтвердила Нина, ставя другую тарелку с блинами.

Я достал из холодильника красную икру и сметану, и присел на стул около окна.

– А это вкусно? ― уточнила Таня, глядя на банку.

Я кивнул, и открутив крышку, протянул ей банку.

– Попробуй.

– Можно? ― она указала пальчиком, на что я кивнул.

Таня подцепила пальцем несколько икринок и отправила их в ротик. Языком раздавила о небо и улыбнулась.

– Очень вкусно!

– Нин, подай, пожалуйста, хлеб и масло. Сейчас еще покажу, как вкусно.

Я намазал бутерброд для Тани, обильно добавив поверх масла икру.

Девочка с удовольствием откусила кусочек и зажмурилась.

– И вправду здорово! А если в блинчик?

– И в блинчик тоже.

После завтрака, мы решили прогуляться по скверу, что располагался около дома. Я наблюдал за Таней и понимал, что сделал правильный выбор. Глаза девочки сияют от радости, разве это не лучшая награда? Ребенок должен улыбаться, он должен быть счастливым несмотря ни на что. И никто не имеет право отнимать у него его счастье.

Сейчас глядя на то, как она радуется какой‐то мелочи, которую другой бы даже не заметил, я понимал, что хочу продолжать радовать ее. Пусть это будет обычное платье, или дорогой подарок, только бы видеть в глазах ребенка счастье.

– Дядя Ильяс, а почему у тебя нет жены? ― неожиданный вопрос застал врасплох.

Я несколько секунд не отвечал Тане, а потом пожав плечами, посмотрел ей в глаза:

– Не встретил еще ту самую, наверное. Не знаю.

– А хочешь?

– Не думал.

– Это, наверное, потому что ты никогда не любил. Вот дядя Денис любил мою маму, а она его не очень.

Я напрягся. Таня впервые заговорила о прошлом. Сам я ее ни разу не тревожил этими вопросами, боясь задеть за живое и погрузить в пучину боли, в которой она и так прожила немалое количество времени. Я понятия не имел, как она отреагирует на такой разговор и просто не имел право ничего спрашивать. А тут она сама заговорила о маме.

– Не знаешь почему мама не любила Дениса?

– Нет. Я только слышала, как они ругались, и мама говорила, что он мешает ей нормально жить.

– Понятно.

На самом деле ничего непонятно, но лишних вопросов задавать я не стал. Если Таня захочет, сама расскажет, что знает. Уверен, она именно так и сделает. Просто нужно немного времени. Ребенок слишком напуган и переживает из‐за каждой мелочи. А мне хватило ее взгляда после того, как она упустила банку со сметаной.

Никогда не забуду ее испуг.

А что может означать мешает нормально жить? Может быть у нее были вредные привычки? Или она любила потусить, а Денис запрещал, в виду того, что у нее есть дочь?

Как там эту барышню зовут? Лиза, кажется?

В кармане зазвонил телефон.

– Извини, Танюш.

Я заметил, как у ребенка тут же изменилось выражение лица и мысленно чертыхнулся. Наверняка, подумала, что я сейчас уеду. Только ничего подобного, я готов послать сейчас всех, и с ребенком провести оставшуюся часть выходных.

– Да, слушаю.

Звонил курьер. Он уже ожидал у ворот вместе с посылкой.

– Сейчас подойдем.

– Дядя Ильяс, а куда мы?

– Идем, сейчас все узнаешь.

Я протянул девочке руку, и она вложила в нее свою маленькую ладонь.

Сквер находился практически напротив дома, и уже через несколько минут мы подошли к воротам, где нас ожидал курьер.

Таня, когда увидела огромную коробку, на которой нарисован электрический самокат, ошарашенно округлила глаза. А когда услышала, что это чудо техники, специально купленное для нее, и вовсе бросилась мне в объятия.

– То есть, это совсем‐совсем мне? И не надо будет отдавать?

– Не надо будет. Это для тебя купил. Тебе же вчера понравилось кататься на самокате?

– Дядя Ильяс, очень понравилось, ― произнесла она, и прижав ладошки к глазам, горько расплакалась.

Да черт! Как я должен на ее слезы реагировать?

Меня эта сентиментальность до добра не доведет.

Опустившись на колени, я прижал Таню к себе. Она дрожала, но отняла руки от лица и обвила ими мою шею.

– Мне не нравится, что ты плачешь.

– Я помню. Просто ты столько для меня сделал. Дядя Ильяс, мне очень‐очень приятно.

– Тогда я буду расценивать это за слезы радости? ― я заглянул в ее глаза и руками стер слезы с щек.

Таня кивнула.

– Спасибо тебе, ― она порывисто обняла меня, а я прикрыл глаза, понимая, как для нее это важно.

Отцом я себя не ощущал. Не каждый сможет полюбить чужого ребенка, как своего, как бы не говорили, что чужих детей не бывает. Но к Тане я испытывал уважение, и девочка была для меня дорога. Я знаю, что мой брат ее любил, как дочку, а этого для меня достаточно, чтобы заботиться об этом ребенке.

Сам я никогда не имел семьи и скорее именно это являлось причиной, что я не понимаю, как это быть отцом. Хотя очень стараюсь для Тани. Мне важно, чтобы она не ощущала себя одинокой. Ребенок не должен страдать по вине взрослых. Дети вообще не должны страдать. А с тем, что Таня испытала, находясь в детдоме, мне предстоит еще разобраться.

– Пожалуйста, ― ответил я, гладя ее по голове.

Нужно подумать, чем еще девочку порадовать. Пусть она и плачет от счастья, и мне сложно видеть ее слезы, но то, как потом сияют ее глаза, говорит лишь о том, что я все делаю правильно.

– Пойдем испытаем самокат?

Таня кивнула уже с улыбкой, и отстранившись от меня, прошла к коробке.

Мы вместе распаковали самокат, разобрались, как его включать и как им пользоваться. Таня сразу же встала и поехала.

Ее глаза сияли от счастья. А я радовался этому, как мальчишка.