Архилект корабля, заслышав вопросительный тон Редвинга, обратился напрямую к собравшимся на мостике:

– Озоновый слой Земли, если бы его удалось сжать до атмосферного давления, не превосходил бы толщиной нескольких миллиметров.

Говорил архилект теплым, участливым голосом: Редвинг настроил его тон так, чтобы слова ИИ действовали успокаивающе. Клифф прозвал программу Мамочкой, возражений по этому поводу не возникло: уж больно выражен был акцент хозяюшки с Атлантического побережья.

Бет кивнула.

– Это затем, чтобы ультрафиолет экранировался немедленно, первой же газовой прослойкой, отделяющей воздух Паутины от космоса. Чистая работенка.

Но магнитные поля – не просто резиновые ленты. Они сейчас вцепились в «Искательницу солнц». Желтые линии на экранах притягивали и тормозили корабль, волокли его к верхним атмосферным слоям Паутины. Не пора ли выключить ионоточный двигатель? Он ведь мешает работе магнитных полей Паутины, и наоборот. Редвинг понял, что пора брать быка за рога, – и сделал это. Чувствуя на себе взгляды команды, он отдал соответствующий приказ артилектам: уменьшить интенсивность термоядерной реакции до уровня, обеспечивающего лишь бортовое энергоснабжение. Пинчевые поля, вытягивавшие плазменную пику и подгонявшие ее в стремительном межзвездном полете, ослабели… успокоились… погасли.

Редвинга точно в живот ударили. Он вспомнил первую свою машину-любимицу, красотку с водородным двигателем: этот корабль также питается острой смесью изотопов с преобладанием водорода. Когда машина испустила дух, Редвинг уже готовился к космическому полету и понимал, что времени насладиться поездками на новой у него не будет. Ощущение возникло удивительно похожее. Он рассчитывал теперь лично ступить на поверхность нового мира. В Чашу он не спускался ни разу, но Паутина мало отличается: такой же исполинский конструкт, построенный для нужд живых существ. Он и представить себе не мог, что в масштабах Галактики планеты покажутся чем-то старомодным.

Ритмичное подрагивание палубы под ногами унялось. Редвинг прислушался к быстрым переговорам артилектов. Те оживленно болтали с глорианскими искусственными разумами, улаживали текущие проблемы стыковки «Искательницы». Проскочив через места, пострадавшие от неизбежных трудностей перевода, Редвинг сосредоточился на физике. Магнитные щупальца переплелись с полями самой «Искательницы», как сплетаются пальцы протянутых навстречу рук в тесном рукопожатии, хотя ни одна частица твердого вещества не соприкоснулась с другой.

Редвинг затормозил корабль почти до неподвижности; они приближались к уширенной части Паутины. «Искательнице» приходилось маневрировать: Паутина в этом месте вращалась со скоростью около двух километров в секунду. Выступающий Бугор – по всей видимости, столь важный, что Редвингу казался заслуживающим упоминания с большой буквы, – был шире остальной Паутины на тысячи километров. На то имелись очевидные биосферные соображения. Здесь, во внешних областях Паутины, вдалеке от сияющих полумесяцев Глории и Чести, гравитация вдоль Бугра падала почти до нуля. Межпланетный транспорт причаливал тут и разгружался, пользуясь тривиальным гравитационным градиентом. Как ни чужды глорианские умы, а простыми преимуществами законов природы пользуются без колебаний.

Бугор замаячил впереди: огромный лабиринт лесов и вод. Низкогравитационные леса чередовались с пузырчатыми голубыми морями, пропуская солнечное сияние внутрь. А вот показались гибкие платформы величиной с материки: пустынного вида, собранные стопками слева и справа от центральной области, воздух и свет проникали через прослойки. Изящные блистающие колонны, то паутинно-тонкие, то утолщенные, скрепляли все эти конструкции воедино. Воздушные арабески, право слово. Глазам землян представали всё новые штабеля равнин, соединенные серебристыми тросами, кое-где поросшие размыто-бархатистыми мхами.

Магнитные когти крепко зацепили корабль. Команда присматривалась к изменчивым контурам поля. Атмосферные пленки тоже зашевелились. Выпятились, точно в робком поцелуе.

Настал момент, венчающий десятилетия межзвездных странствий, годы в Чаше, сложности подготовки новой экспедиции оттуда на Глорию, к которой во мраке следовала смутной угрозой сама Чаша. Ледоразумы, навитые по внешней стороне Чаши, передавали расплывчатые сообщения о Глории, но четко разъяснять ситуацию избегали. Уклонялись и от ответа на вопрос, посещала ли когда-нибудь Чаша эти места. Это раздражало.

Команда на мостике выстроилась плечо к плечу, в безмолвном благоговении взирая на экраны. Редвинг позволял им наслаждаться этим моментом. У него самого работы хватало.

Он медленно, не привлекая внимания, опустил на голову гарнитуру с шумоподавлением. И нашептал артилектам последовательность команд, которая хранилась исключительно в его мыслях. Информацию, которая нигде не записана, нельзя взломать. Даже самим артилектам. Он это усвоил в ранних полетах через облако Оорта два века назад. Старые добрые методы всё еще оправдывали себя.

Он обращался напрямую к низкоуровневым структурам артилектова подсознания. Это обеспечивало немедленное выполнение команд: машинный эквивалент безусловного рефлекса, как при ударе молоточка по колену. Механизмы полного контроля людей над артилектами встраивались со времен принятия Алгоритмического закона Дойча – Тьюринга много столетий назад. Редвингу нужна была самая свежая оценка возможностей глорианцев.

Команда, наученная земным опытом, полагала, что общение с глорианцами окажется похоже на ранние разговоры с ИИ, впоследствии прогрессировавшими до уровня артилектов. Так оно и было.

Алгоритмы артилектоперевода, дополнительно усовершенствованные множеством обновлений с Земли, превосходили способности любого человека. Выжимка смыслов осуществлялась не из детализированной информации, а из миллиардов «документов», которые артилектам охотно предоставляли для чтения глорианцы. Базовая научная информация, прочие культурные материалы. Артилекты никогда не уставали просеивать глорианские символы и картинки. Артилектосеть обучалась так же, как делала это земная сеть века назад, когда опознавала кошек и собак после просмотра миллионов картинок. В конце концов артилекты самостоятельно, не опираясь на программные инструкции, расшифровывали синтаксис глорианских языков.

– Удалось ли улучшить общение с глорианцами? – спросил Редвинг.

С артилектами можно было сразу переходить к делу, не тратя время на светскую болтовню.

– Следует допустить, что по крайней мере несколько наших фраз вызвали у них языкание заплетыков. Глорианские наречия многослойны, смысл их проступает не сразу. Напоминаем вам, капитан, что ваш англишский в конечном счете восходит к попыткам норманнских солдат очаровать англосаксонских хостес. Глорианская узлоречь не столько развертывается, сколько расшнуровывается, спирализуется с постепенным нарастанием сложности на каждом витке.

Артилект повысил голос, имитируя эмоции. У него хорошо получалось подделываться под человека.

– А получится ли вообще наладить устное общение?

– Вероятно. Метаязык оснащен сногсшибательно богатым комплектом суффиксов и префиксов. В целом грамматика чрезвычайно сложна, но не настолько, чтобы мы, артилекты, не справились.

– Гм. Например?

– Во время ранних сеансов связи, когда возникали трудности перевода, глорианцы даже обменивались определениями. Наподобие: Жизнь – антиэнтропийная организация химических или электромеханических систем, которая, будучи предоставлена самой себе, имеет тенденцию к метастазированию с умножением численности и разнообразия. Это верное определение, но для нас недостаточное.

– Для вас?

– Мы полагаем, что высокоуровневая ментальность сама по себе служит свидетельством жизненной активности. Химия в данном случае не принципиальна.

– Гм. А дайте-ка послушать глорианскую речь.

Пулеметно-стремительный трескучий шум.

Редвинг про себя обозвал эту речь брандашмыжной.

– Глорианцы переслали этот комментарий вместе с изображениями важных религиозных фигур, а именно: Будды, Иисуса и святых эпохи Возрождения.

– Зачем?

Артилекты продемонстрировали Редвингу видеопоток через гарнитуру. Фигуры двигались, махали руками, танцевали.

– Эти изображения поступали из многих мест Паутины. Массив фазированных сигналов высокой четкости. Кроме того, приняты изображения планет.

– Их передача раздроблена, распределена по массиву? Почему?

– Вероятно, потому, что нас желает приветствовать вся цивилизация? Они выбрали изображения, резонирующие, по их мнению, с привычными человеку жестовизуальными действиями: догадка глорианцев подтвердилась.

– А что это была за… тарахтелка?

Старший артилект отвечал высоким тенором и слегка наставительно:

– В основном свистящие фрикативные согласные. Вы, люди, производите аналогичные звуки посредством направления воздушной струи языком в сторону края зубов. Фрикативные согласные возникают при продавливании воздушного потока через небольшое щелевидное отверстие в ротовой полости.

– Вы можете общаться с ними посредством звуков?

– Мы пытаемся. Глорианцы тоже учатся. Они запросили самую короткую фразу, какая бы содержала все буквы англишского языка. Наилучший найденный нами вариант в обратном переводе дает «Зефиры неподдельно озадачили туповатую курицу-попрыгушку». Пожалуй, это своеобразное достижение.

– А что они о себе рассказали?

– Немногое. Мы отослали им подробный курс человеческой истории, не опуская никаких деталей. Они ответили: На протяжении последних эр нашего вида возникло семнадцать империй. Они начали строительство Арки. До них нам дела нет. Их больше не существует. Всё проходит, пока не оставляет след. Это необычная позиция. Но, впрочем, люди известны своим пристрастием к хронологии. Даже песни земных китов сохраняются в популяции максимум на несколько поколений.

– Нас внутри кто-нибудь встретит?

– Нам ответили, что встречающие готовятся. Вероятно, да.

Клифф тронул Редвинга за плечо, капитан сбросил гарнитуру и вопросительно посмотрел на него.

– Гремучая змея? – произнес Клифф. – Или кобра?

– Э?

– Простите, сэр. Это старая история. Помните тренировки ситуаций Первого Контакта на равнинах Центральной Азии? Сценарий «Гремучая змея»: бей первым как можно быстрее. Сценарий «Кобра»: приникни к земле, затихарись, просканируй местность, никаких переговоров или ЭМ-траффика. Докладывай только по лазеру.

Да, на Земле они проделали много изнурительных тренировок: имитация высадки в болоте, лесу, ледяной пустыне, скалистых горах – ведь никто не знал, как в действительности выглядит Глория. Сейчас эти тренировки должны оправдать себя, но Паутину невозможно просчитать до конца: это подлинно чуждая биосфера.

– Скорее «Кобра». Но я бы советовал выбросить из головы всякие мысли о… – Редвинг развернулся к экипажу на мостике и повысил голос: – Сражении. Никакого насилия. Мы разморозили лейтенанта Кэмпбелла и берем его с собой, но это скорее мера предосторожности, которая предписана Землей.

Клифф собирался было продемонстрировать скепсис, но тут влез Эшли:

– Я читал, что при первой высадке в Чашу одна ваша группа попала в плен.

Клифф смерил его взглядом.

– Мы вооружимся.

– Никаких агрессивных телодвижений, – рявкнул Редвинг, – понятно?

– Даже если нас попробуют захватить? – спросил Эшли недоверчиво.

– Даже в этом случае. Бет с Клиффом и остальными, у кого есть опыт высадки в Чашу, пойдут первыми. Вы следом.

Эшли демонстративно поиграл бровями, потом сказал:

– Да, сэр, безусловно, я выполню ваш приказ.

Его тон полностью обессмыслил это уважительное «сэр».

– Приготовиться к посадке, – Редвинг помедлил. – Точнее, к спариванию.