Первое желание выразительно транслируется на моем лице, и инстинкт самосохранения заставляет сына подвинуться к соседу, в компании которого восседает на дворовой скамье.

Две пары глаз смотрят смерти в глаза. То есть мне. Кроме шуток, я готова убить…

– Спокойно…– вскакивает Соколовский и преграждает мне путь, избавляя от греха.

Мужские ладони на моих плечах, широкая грудь не дает заглянуть в наглые глаза сына.

– Да ты… ты… ты просто…– хриплю как невменяемая, глядя на Сёму.

– Наталья Михайловна… – удерживает трепыхающуюся меня Соколовский.

Семен скукоживается. Превращается в один маленький боязливый комок, но я настолько заведена, что вижу перед собой только единственную цель – добраться до него.

Я брыкаюсь в мужских крепках руках как попавшая в сетку селедка. Во мне бушует злость. Сейчас она правит эмоциями, но еще недавно меня душил страх.

– Отпусти! – шиплю на Соколовского. – А ты… – перебрасываюсь на Сему, – ты… ты просто понятия не имеешь, что я только что пережила!

В висках болезненно пульсирует.

– Наталья Михайловна!

– Ты… – продолжаю биться в истерике я.

– Наталья Михайловна!

– Бессовестный…

– Наташа! – твердый голос Соколовского встряхивает.

Меня саму встряхивает.

Я замираю, перестаю дышать, дрожать и чувствовать.

Карие глаза моего студента впиваются в мои, пригвождают к месту. Серьезные и бездонно глубокие.

Я опускаю взгляд ниже, на красиво очерченные губы, требующие:

– Успокойся…

Как завороженная смотрю на движение этих губ.

Глядя в лицо Соколовского, рассматриваю каждую черточку и щербинку.

Поджимаю губы.

Чувствую на своих плечах сильные руки. Они сжимают и сдавливают, но эта сила не случайная. Он ее контролирует. Черт возьми, как и сиюминутную ситуацию, и я позволяю ему забрать этот контроль. Потому что я уже ощущаю, как начинаю пустеть…

Это опустошение.

– Успокоилась? – заглядывая мне в глаза, спрашивает Соколовский.

Смотрю на него.

– Драться больше не будешь? – продолжает забрасывать вопросами.

Смотрю на него.

– Садись тогда…

Он усаживает меня на скамью, и это то, что мне нужно, ведь мои ноги словно желе.

Закрываю глаза и позволяю себе всхлипнуть, не заботясь о том, как выгляжу в глазах прохожих и своего нового студента. Меня не беспокоит, если он вдруг решит, что я истеричка, ведь чуть меньше часа назад я едва не лишилась рассудка. Разве что-то может иметь значение?

Сорок минут назад я была близка к инфаркту и готова выпотрошить себя и весь город наизнанку.

Мне никогда не было так страшно. Так, чтобы тошнило.

– Наташ… – тоненький голосок сына касается моего слуха.

Чувствую, как маленькая холодная ладонь опускается мне на макушку и несмелые, робкие поглаживания окончательно срывают чеку. Этого предостаточно, чтобы с ресниц сорвались слезы. Те, которые вчера не удалось из себя выжать, сегодня катятся по щекам водопадом.

– Ма-ам… ну не плачь…– Сёма гладит меня по волосам.

Сорок минут назад я получила от учительницы сообщение с вопросом о причине отсутствия Семена в школе. Практически каждое утро моя мать отводит сына на учебу, и сегодняшнее утро не стало исключением.

Я пыталась держать себя в руках и не наговорить матери лишнего, когда ей позвонила, чтобы уточнить, добрались ли они до школы, но мой голос в итоге сорвался. Прямо в тот момент, когда мама сказала, что самолично довела его до входной двери.

Кажется, тогда я пережила клиническую смерть.

Через пять минут выяснилось, что охранница видела, как мой ребенок потоптался в фойе, а потом вышел из школы.

Не помню, как вызвала такси. Весь путь до дома я находилась в тумане. Думала лишь о том, что себе не прощу, если с моим сыном что-нибудь случится. Я просто не смогу жить… Я думала, что как только его найду, непременно обниму и не выпущу из кольца рук никогда. Никогда!

Начальная школа, в которую ходит Семен, находится в соседнем дворе нашего жилого комплекса, и дорога до нее проходит через наш двор. Когда я увидела невредимого сына, мой страх облачился в неконтролируемую ярость.

– Ма-ам…

Открываю глаза. Сема стоит передо мной, а в его голубых, как у меня, глазах – слезы. Мое сердце сжимается.

– Прости меня… – шелестят его губки.

Я делаю глазами круг по родному, худенькому лицу.

– Помнишь, я недавно сильно болела? – сиплым голосом спрашиваю у сына. – У меня была очень высокая температура, и тебе было страшно…

Сема задумывается, а спустя секунду его личико вытягивается. Глаза испуганно распахиваются. Вспомнил.

– А теперь представь, что мне было также страшно, и прибавь миллион…

Глава 10.

Наташа

– Я так больше не буду… – виновато бормочет Сёма.

Я надеюсь на это. На большее не способна. Я истощена досуха.

Смотрю на сына, и мой взгляд обещает, что на этом наш разговор не окончен.

Семён удрученно вздыхает. Пока мне достаточно того, что он напуган. Если мне удалось донести до него всю тяжесть последствий его поступка, то мы определенно на полпути к успеху. Остальное дома.

– Пойдем…– бесцветно говорю сыну и встаю со скамьи.

Я обессилена, но все еще помню, что нас трое.

Собрав пальцами слезы со щек, поворачиваюсь к Соколовскому.

– Английский будет. Вам назначали нового преподавателя, – сообщаю ему.

Утро понедельника началось с приятной новости. Практические занятия по английскому языку у выпускного курса «Сервис и туризм» отдали другому преподавателю. У меня остался французский. Это означало, что видеться с новым соседом-студентом предстояло в два раза меньше, и я была на седьмом небе от счастья. До сообщения от учительницы Семена.

Не дожидаюсь реакции Соколовского.

Отворачиваюсь и на ватных ногах бреду к дороге.

Мне все равно, рад он этому известию или нет. Опустошение такое глубокое, что я бы и глазом не моргнула, начнись в эту секунду землетрясение.

С аналогичным равнодушием я смотрю на знакомый серебристый седан, аккуратно паркующийся на освободившемся месте.

Это машина Самойлова.

Сам он появляется через две секунды. В черном деловом костюме. Выглаженная белая рубашка и идеально уложенные волосы. Как и полагается мужчине со статусом.

Захлопнув водительскую дверь, он быстрым шагом подходит ко мне.

– Нашлись? – спрашивает Саша и смотрит мне за спину, за которой плетется Семён.

Безэмоционально киваю, не уверенная в том, что он вообще увидел мой кивок.

Взгляд Самойлова останавливается отнюдь не на сыне, который уже стоит рядом со мной, и я предполагаю, кто бы это мог быть. Соколовский.

– Здравствуйте, – здоровается сын, переведя внимание Самойлова на себя.

– Привет, хулиган, – улыбается ему Саша, но эта улыбка выходит какой-то кислой, и в ответ на нее сын опускает глаза.

– Мы… домой, – сообщаю Самойлову.

Кивнув, он спрашивает:

– Не против, если я вас провожу?

Я не против. Если честно, мне все равно.

Пока втроем едем в лифте, звоню маме. Прошу успокоиться и не срываться с работы.

Как только кладу трубку, воцаряется тишина, рассекаемая лишь поскрипыванием кабины. Рассматривая свои кроссовки, Семен подпирает угол. Саша смотрит на себя в зеркало. А я… думаю, что втроем нам и поговорить-то не о чем.

Вспоминаю прошлые встречи. Их было не так-то и много. Пару раз мы втроем гуляли в парке. Столько же были на пляже. Один раз ходили в кафе.

Как эти двое взаимодействовали? Да никак… Совершенно точно никак. Ни тепло, ни холодно. Сдержанно по отношению друг к другу.

Почему я задумалась об этом прямо сейчас?

Я не знаю…

***

Помыв руки, Семён скрывается в нашей с ним комнате.

Я мою руки в раковине на кухне, слыша, как то же самое делает Самойлов в ванной.

Хватаю полотенце и подхожу к окну.

Я не смотрю бездумно в пространство. Мои глаза целенаправленно находят крепкую фигуру. Недалеко от лавочки, на которой разгоралась наша семейная драма.

Скрестив ноги в лодыжках, Соколовский подтягивается на турнике. Сильные руки поднимают спортивное тело вверх, затем опускают вниз. Вверх… Вниз. Вверх. Вниз.

Я знаю, насколько эти руки сильные. Их прикосновения на своих плечах и сейчас ощущающую.

По позвоночнику скатывается горячая волна.

Сжимаю ягодицы, и как зачарованная слежу за повторяющимися техничными движениями. Вверх. Вниз.

Жарко.

Открываю форточку.

Футболка Соколовского задирается, когда он зависает на вытянутых руках. Будто специально демонстрируя все достоинства своего тела. Бесспорно, оно прекрасно. И достоинств там не сосчитать.

Я снова напрягаю живот. Поджимаю пальцы на ногах.

– Мне кажется, вчера я его видел… – голос Самойлова пугает до чертиков.

Я вздрагиваю и резко оборачиваюсь.

Он стоит прямо за моей спиной и смотрит туда же, куда я секунду назад.

– Прости, не хотел напугать, – Саша переводит взгляд на меня.

Выдохнув, говорю:

– Но напугал.

Твою мать, я не слышала, как он подошел.

– Прости, – повторяет мягко. – Вы знакомы? – кивает подбородком мне за плечо.

Я оборачиваюсь и прослеживаю за траекторией его взгляда.

Соколовский, приложив к уху телефон, размашистым шагом двигается к машине.

– Наш новый сосед, – говорю, стараясь звучать незаинтересованно, хотя во мне вращаются круги. Их много, и они заставляют меня разволноваться, ведь я давно ничего подобного не испытывала.

Улыбнувшись, Саша поднимает руку и касается моих волос. Убирает прядь за ухо.

– Хорошо… – говорит монотонно и тихо. – Хочешь, я поговорю с ним? По-мужски.

Меня встряхивает.

– С кем? – округляю глаза.

– С Семеном.

Выдыхаю.

– По-мужски? – нахмурившись, уточняю я.

– Да. Попытаюсь. У меня нет опыта общения с детьми, но я попробую, – говорит слегка взволнованно.

Я задумываюсь.

По-мужски… это как?

У Семена не было и нет отца. Единственный мужчина в семье – мой отец, и он… как Сёмина любимая мягкая игрушка.

По-мужски – это строго, грубо, требовательно, как?

У меня тоже нет опыта. Я семь лет и мама, и папа, и подруга Наташа…

Хочу ли я впускать в наш скромный, уютный мирок кого-то еще?

Готова ли?

Пока нет. Но рано или поздно придется, ведь я собираюсь строить с Сашей совместное будущее, и мой сын – его неотъемлемая часть.

– Позволишь? – вкрадчиво настаивает Самойлов.

Мое сердце противится, но, наступив себе на горло, я киваю.

Глава 11.

Наташа

Я благодарна Саше, что дверь в спальню остается открытой, и мне не приходится его об этом просить.

Как ни крути, моя просьба выглядела бы как недоверие. И Самойлов это понимает.

Бросив взгляд в окно, не вижу ни Соколовского, ни его машины.

Волнующие меня круги в животе перерастают в томление. Я снова волнуюсь, но теперь из-за разговора Саши и Сёмы.

Понятия не имею, как отреагирует сын. Как предательство с моей стороны?

Я замираю у двери. Не знаю, что может выдать мое присутствие, ведь я практически не дышу.

Двух собеседников я тоже не вижу, но отчетливо слышу голос Саши:

– Семен, ты уже взрослый мальчик. Твой сегодняшний поступок перешел все границы. Ты напугал маму, сорвал ее с работы… Ты же понимаешь, что подобные поступки приводят к неприятным последствиям?

Самойлов делает паузу, вероятно, дожидаясь реакции Семы.

Но ее нет. Сын молчит.

– Мама очень испугалась… – продолжает Саша. – Зачем ты сбежал из школы?

Его голос ровный, у меня же потеют ладони.

Я отираю их о штанины брюк.

– Молчишь… Это не воспитанно, Семен. С тобой разговаривает взрослый человек.

Я сжимаю кулаки и закрываю глаза.