Снова комок в горле… Чертов Майк! Как посмел он поставить ее в такое положение после всего того, что им пришлось пережить?! Конечно, он знал, что семья на первом месте. Конечно, он не был глуп или тщеславен настолько, чтобы подумать, будто Аннека Хардинг может дать ему нечто большее, чем короткое приключение. Она представила на секунду, как он мчится по Голливудским холмам в автомобиле с откидным верхом, в солнечных очках, под рев песни «The Boys of Summer». Это то, к чему он стремился?

Позже, лежа в постели, Черри наблюдала за Майком – дверь в ванную была открыта. Он изучал себя в зеркале. Она знала, в чем дело. Большинство людей их возраста, рассматривая свое отражение, пытались разглядеть за морщинами себя прежнего, увидеть проблески давно минувшей юности.

Черри очень старалась не зацикливаться на увядании. Пыталась сосредоточиться на том, чтобы быть хорошим человеком, окружала себя красивыми вещами. Майк тревожился по этому поводу больше, чем она. Он маниакально пробегал свою дистанцию каждый день, до смерти боялся облысеть. Вот и сейчас он ерошил волосы, словно оценивал, сколько потерял с тех пор, как смотрел на себя в последний раз. Он повернулся и напряг мышцы пресса. Ему не о чем беспокоиться, подумала она. Он в хорошей форме.

Впрочем, может, не для Аннеки. Черри стиснула зубы, вспомнив сцену в кабинете. Почему Аннека на него польстилась? Безусловно, он был легкой добычей – тщеславный и при этом ранимый мужчина, который вскоре выйдет на пенсию и останется не у дел. Зачем она это сделала?

Конечно, Черри знала ответ. Потому что Аннека это могла. Она была как раз из таких женщин. Неуверенная, несмотря на красоту и успешность. Ей нужно подтверждение собственной значимости. Ей необходимо знать, что она неотразима.

Майк щелкнул выключателем в ванной, и Черри закрыла глаза. Он лег рядом, и она напряглась. Он протянул руку и прикоснулся к ее бедру – скорее похлопал, чем погладил. Скорее с нежностью, чем с намеком на секс. Обычно она совсем не возражала против последнего, но только не сегодня. Сейчас об этом не могло быть и речи.

– Не спишь? – прошептал он, и она что-то сонно пробормотала. – Просто хотел сказать тебе спасибо за сегодняшний день.

Черри ответила не сразу.

– Мы все в этом участвовали, – наконец пробормотала она. – Все вместе.

– Нет. Ты была главной. Как всегда. Черри, без тебя я бы ничего не достиг.

Как мило с его стороны… Ее сердце могло бы растаять, если бы только он не повторил слова Аннеки, сказанные в его адрес. Осознанно или неосознанно? И сказал ли он правду?

Тем не менее в этом была доля правды. Когда работы Майка вышли из моды в конце семидесятых, когда появился панк, нуждавшийся в более дерзких графических образах, а не в причудливых деталях, мастером которых он был, она подтолкнула его в сторону преподавания, убедила получить дополнительное образование и использовать свой опыт для обучения молодого поколения. Позже, когда Майк уже преподавал, она увидела вакансию в университете Эйвонминстера, у которого была репутация динамичного, инновационного вуза. Кроме того, мысль о том, чтобы вновь оказаться рядом с Рашбруком, была слишком соблазнительной, и Черри потихоньку уговорила Майка переехать из Лондона на юго-запад. Карьера мужа начала процветать, а она оказалась рядом с теми местами, которые по-прежнему любила всем сердцем.

Как там говорят? За каждым успешным мужчиной…

Она ничего не ответила. Просто протянула руку и похлопала его, чтобы выразить благодарность и в то же время дать понять, что слишком устала, чтобы продолжать разговор. Она надеялась, что Майк поймет намек.

Он понял. Через пять минут его дыхание стало более глубоким, переходящим не то в похрапывание, не то в посапывание. Черри лежала в темноте, и слезы, которые она сдерживала почти весь вечер, лились по щекам. Как трудно плакать беззвучно… Но меньше всего она хотела, чтобы Майк проснулся и спросил, в чем дело.

Обидно, особенно после всех ее стараний устроить ему идеальные проводы на пенсию. Она знала, он страшился пенсии и не был уверен в будущем. Именно поэтому ей хотелось, чтобы этот день стал особенным. Пусть она не сделала собственной карьеры, но прекрасно понимала, почему уход из университета был сложен для Майка, и, как всегда, желала его защитить.

Увидев Майка и Аннеку вместе, Черри была потрясена до глубины души. Будучи человеком, который обычно гордился тем, что мог найти выход из любой ситуации, она не знала, как поступить. Сделать вид, что ничего не изменилось, означало жить во лжи и позволить ему выйти сухим из воды. Вызвать его на откровенный разговор означало драму, безобразную сцену и трудный выбор.

После всего, через что они прошли, это было чертовски несправедливо! Если бы она не пошла искать мужа… Быть может, она все преувеличивает? С ней такое случается от переутомления, а день выдался длинный и трудный. Не исключено, что она стала свидетельницей короткого флирта, вызванного алкоголем. Лучше об этом забыть.

Надо спать, сказала себе Черри, вытирая слезы. Часто ответы являлись ей во время сна: бессознательное приходило на помощь и распутывало сложные узлы, которые завязывались в жизни. Утро может внести ясность. Вероятно, утром окажется, что она напрасно разволновалась.

Завтра она отправится в Рашбрук. Там на все можно взглянуть другими глазами. Она была уверена, что Рашбрук даст ей ответ.

Глава 4

– Снимем шкурку с кролика!

Роза не была уверена, что фраза подходит для трехлетнего ребенка в наш брезгливый век, но именно так говорила прабабушка Кэтрин, когда Роза была маленькой и ее переодевали перед сном или утром. Ведь люди живут, передавая традиции, поговорки и обычаи из поколения в поколение, разве не так? И ты участвуешь в этом процессе. Поэтому она будет повторять это выражение в память о Кэтрин.

К тому же, похоже, Герти не против. Она подняла руки вверх, и Роза стащила с нее пижаму и натянула полосатую футболку с длинным рукавом и вельветовый сарафан, одним глазом поглядывая на часы. После вчерашнего праздника они опаздывали, а Роза терпеть не могла спешку, поскольку это означало, что у нее не останется времени как следует пройтись по своему мысленному списку. А от этого зависело, как она будет себя чувствовать весь оставшийся день. Если не пройти всю процедуру, она будет нервничать, а ее мозг станет прокручивать моменты, которые она могла упустить. Хотя, разумеется, ничего ужасного не случится, если что-то будет упущено. Ей приходилось напоминать себе об этом. Постоянно. Ничего страшного, если ланч Герти будет уложен в контейнер не в том порядке. Ничего страшного, если не накачать как следует шины велосипеда.

Роза изо всех сил боролась со своей тревожностью, но иногда та брала верх. Она не понимала, отчего это случилось сегодня, но подумала, что мог сказаться стресс вчерашней вечеринки. Поскольку торжество знаменовало перемену, а Роза ненавидела перемены. Ей нравилось, чтобы все оставалось прежним, несмотря на то что ее логический ум говорил: жизнь устроена иначе.

Каждую неделю она старалась делать что-нибудь новое, просто чтобы привыкнуть к новым идеям, новым людям, новому окружению. Вчера она заставила себя заговорить с тремя гостями, которых раньше никогда не встречала, и ей это на удивление понравилось. Она вернулась домой победительницей, но сегодня чувствовала усталость и раздражение. Ей трудно было договориться с собой. Разум как будто упрямился. Она напомнила себе, что перед выходом из дому нужно как следует поесть. Голода она не ощущала, но на пустой желудок становилась беспокойной.

Конечно, корень этого – травма, связанная со смертью отца. До гибели Фрэнка Роза легко преодолевала сомнения и перемены, и новые вещи не выбивали ее из колеи. Но потеря отца в семнадцать лет лишила ее уверенности и сделала тревожной и подозрительной. Она почти победила невроз, но после недавнего ухода прабабушки все повторилось снова. Смерть Кэтрин не была шоком, или трагедией, или чем-то неожиданным, ведь ей было далеко за девяносто, но Роза и Кэтрин были очень близки, и Роза по ней скучала.

К тому же, напомнила она себе, поскольку выявление триггеров всегда помогало ей справиться с их последствиями, сегодня – день, когда Вистерия-хаус передается новым владельцам. Вот отчего она нынче на взводе. Этот дом играл важную роль в жизни Розы. Она знала там все уголки и закоулки, представляла, как падает свет в каждой комнате, помнила скрип ступенек, бой дедушкиных часов. И сад. Она могла ходить по нему с закрытыми глазами и определять, где находится, по запаху. Резкий мускусный запах теплицы, романтично-сладкий аромат клумб с розами, сильный дух компостной кучи. Теперь ей никогда не придется дышать воздухом старого сада…

Ничего, говорила себе Роза. Она усвоила все, чему научилась у Кэтрин, и будет пользоваться этим во благо. У нее есть крепкая семья. Она постепенно приходит в себя. В прошлом году пересдала два выпускных школьных экзамена, пересдает третий через две недели. Готовится к тому, что Герти в сентябре пойдет в начальную школу в Маунтвилле. Правда, от одной этой мысли у Розы скручивало живот.

Это Мэгги мягко предложила отправить Герти в детский сад для подготовки к школе.

«Не уверена, что Герти идет на пользу то, что она постоянно окружена людьми, которые ее обожают. Ей нужно научиться понимать чужие правила, играть по ним и отвоевывать себе место. Ей это полезно, Роза. И тебе тоже. Тебе нужно время для себя, чтобы ты могла делать что-то свое. Ты прекрасная мать, но ты не только мама Герти. Нет никакого преступления в том, чтобы подумать и о себе».

Роза понимала, сколько недосказанного было в словах Мэгги. Подразумевалось, что ее связь с Герти была слишком тесной. Мэгги считает, что Герти избалована? Что ей слишком много позволяют? Они все старались ее не баловать, но Герти, без сомнения, была уверена, что ее обожают, и при желании могла обвести вокруг пальца и Розу, и Мэгги, и Черри, и Майка.

Поэтому Мэгги оплачивала детский сад – три дня в неделю, – чтобы у Розы было время для себя. Она проводила его с пользой: готовилась к экзамену по психологии и раз в неделю была волонтером. Но надвигался сентябрь, и Роза понимала: как только Герти пойдет в школу, ей придется выйти из тени, стать полезным членом общества и найти настоящую работу. Не может же она вечно жить с Мэгги.

– Скорее, дорогая! Бери шлем и ланч-бокс.

Герти вскочила, выбросила банановую шкурку в ведерко для компоста, как ее научили, и собрала свои вещи. Роза порылась в рюкзаке и выудила ключи. Так как Мэгги уже ушла, Роза запрет дверь и придумает кодовое слово, которое напомнит ей, что она это сделала, чтобы не ехать назад и не проверять.

– Ревень, – произнесла она, поворачивая ключ.

Был сезон ревеня. Скоро она будет собирать бордовые стебли и вдыхать их острый запах.

– Ревень, – повторила Герти, которая знала это правило.

Они сели на велосипед Розы и поехали навстречу утреннему солнцу.

Час спустя Роза, стоя на коленях, нащупывала в земле первые в этом году редиски. До нее доносился рев транспорта – грядки находились на краю промышленной зоны в пригороде Эйвонминстера. Раз в неделю Роза приходила сюда собирать урожай, а потом готовила из овощей что-нибудь сногсшибательное в «Миске для души».

«Миску для души» финансировал местный предприниматель Аарон. Так он отдавал долг обществу за свою успешность. Он заработал немалые деньги, продавая экстравагантную спортивную одежду в Интернете, и построил кухню и столовую рядом со своим складом. Кто угодно мог прийти на обед – вопросов здесь не задавали. Аарон знал, что значит быть голодным. Подростком он сбился с пути, совершал вещи, которыми не мог гордиться, но одумался и теперь платил по счетам. Он приходил каждый день, разговаривал со всеми, обедал с посетителями. Если замечал, что кто-то подавлен или грустит, предлагал совет. Он всегда видел признаки того, что человек попал в беду.