Бледный король читать онлайн Дэвид Фостер Уоллес - страница 12

Бледный король (страница 12)

Страница 12

Шоссе 54 на восток не было федеральным, и порывы от встречных фур били по пикапу и его модулю, вынуждая мать бороться с рысканьем. Все окна – опущены из-за застоявшегося запаха мужчины. Неименуемая вещь в бардачке, который мать велела закрыть, чтобы не видеть. Карточка с анекдотом чертила в обратном потоке воздуха завитки и растворилась в блеске оставшейся позади дороги.

В «Конвиньент Марте» к западу от Пратта, штат Канзас, они купили и съели буррито, разогретые в предоставленном для этой цели устройстве. Преогромный недопиваемый слаш.

Кроме панциря из дисков и фольги, лучшей обороной на случай, когда придут безумец Джек Бенни и его рабы со спиральками в глазах, заявляла мать матери, будет притвориться мертвой, лежать с открытыми пустыми глазами и не моргать или дышать, чтобы мужчины убрали свои бластеры, обошли дом, посмотрели на них, пожали плечами и сказали друг другу, что, видать, уже опоздали, так как женщина и ее маленькая девочка уже скончались, чего их теперь трогать. Принужденная репетировать вместе, в отдельных кроватях, с открытыми флаконами таблеток на столе меж ними, сложенными на груди руками и широко раскрытыми глазами, дыша так незаметно, что грудь не поднималась. Старшая женщина умела держать глаза открытыми и не моргать очень долго; мать в детстве не умела, и скоро они закрывались сами по себе, ведь живое дитя – не кукла, ему нужно моргать и дышать. Старшая женщина говорила, время и дисциплина помогут, научат смачивать глаза без моргания. Она читала декады по бусам из бродячего цирка и повесила на почтовый ящик никелевый замочек. Окна в полумесяцах между черными кругами колпаков заклеивались фольгой. Мать девочки носила капли и вечно жаловалась на сухость глаз.

Впереди ехать было приятно. Она не спрашивала о мужчине из пикапа. Они были в его пикапе, а он – нет; непонятно, на что тут жаловаться. Отношение матери было наименее безразличным, когда они сидели плечом к плечу; она подшучивала, пела и украдкой поглядывала на дочь. Весь мир за пределами фар скрывался. Ее фамилией была девичья бабушки, Уэр. Она могла закинуть пятки на черную приборку пикапа и смотреть между коленей, весь язык фар на дороге – между ними. Прерывистая разделительная черта обстреливала их азбукой Морзе, луна, белая как кость, была круглой, и по ней бежали облака, принимая разные обличья. Сперва пальцы, потом целые ладони и деревья молний трепетали на западном горизонте; за ними никто не гнался. Она все высматривала огни фар или признаки. Помада матери была слишком яркой для выражения ее губ. Девочка ничего не спрашивала. Шансы были велики. Этот мужчина либо из той разновидности, что напишут заявление, либо из той, что устремятся вслед, как второй Пинок, и найдут их за то, что бросили его размахивать шляпой на дороге. От вопроса лицо матери обмякнет, пока она будет придумывать, что сказать, когда правда в том, что она даже об этом не задумывалась. Благословление и жребий девочки – знать оба разума как один, держать руль, пока в глаза вновь закапывается «Мурин».

Они позавтракали в Плеплере, штат Миссури, а дождь пенился в стоках и бил в стекло кафе. Официантка во всем белом, как медсестра, запомнилась грубым лицом, называла их обоих своими милыми, носила значок с надписью «У меня остался всего один нерв, и ты на нем играешь», и заигрывала с рабочими, чьи имена уже знала, пока из кухни валил пар над стойкой, где она вешала странички из блокнота, а девочка почистила зубы в туалете со сломанной защелкой. Висящий над дверью колокольчик извещал о клиенте. Мать хотела бисквиты, картофельные оладьи и кукурузную кашу с сиропом, и они сделали заказ, и мать нашла сухую спичку, и скоро девочка слышала, как она смеется над чем-то, что сказали мужчины за стойкой. По улице струился дождь, медленно проезжали машины, а их пикап с жилым модулем стоял лицом к столику с все еще включенными габаритками, которые она видела, как видела мысленным взором законного хозяина пикапа где-то до сих пор на дороге под Кисметом, вытянувшим руки-клешни в пространство, куда скрылась из виду машина, пока мать колотила по рулю и сдувала волосы с глаз. Девочка зачерпнула тостом желток. Двое мужчин вошли и заняли соседнюю кабинку, у одного были похожие усики и глаза под красной кепкой, почерневшей от дождя. Официантка с коротким огрызком карандаша и блокнотом произнесла:

– На кой черт уселись в эту грязную кабинку?

– Чтобы быть поближе к тебе, дорогуша.

– Так вон там бы тогда сели бы и были бы еще ближе.

– Блин.

§ 9

Авторское предисловие

Это автор. То есть настоящий автор, живой человек с карандашом, а не какой-то абстрактный рассказчик. Ну да, иногда в «Бледном короле» есть и такой рассказчик, но это в основном формальный, предписанный законом конструкт, существующее по юридическим и коммерческим причинам лицо, примерно как корпорация; у него нет непосредственной доказуемой связи со мной как человеком. Но это прямо сейчас – я как настоящий человек, Дэвид Уоллес, сорок лет, СС № 975-04-2012^[18], обращаюсь к вам из домашнего офиса, подлежащего вычету по форме 8829, по адресу 91711, Калифорния, Клэрмонт, Индиан-Хилл-бульвар, 725, в пятый день весны 2005 года, чтобы сообщить о следующем:

Все это правда. Эта книжка – настоящая правда.

Очевидно, мне надо объяснить. Сперва, пожалуйста, отлистайте назад и прочитайте дисклеймер книги, на обороте титула, в четырех страницах от довольно неудачной и вводящей в заблуждение обложки. Дисклеймер – та сплошная масса текста, которая начинается с: «Все персонажи и события этой книги вымышлены». Я понимаю, обычные граждане почти никогда не читают дисклеймеры – так же, как мы не удосуживаемся читать об авторских правах, данных Библиотеки Конгресса или скучных формальностях на договорах продажи и в рекламе: все знают, они там только потому, что так требует закон. Но теперь я хочу, чтобы вы его прочитали, дисклеймер, и осознали, что в первоначальное «Все персонажи и события этой книги вымышлены» входит и вот это авторское предисловие. Другими словами, это предисловие по определению дисклеймера тоже вымышлено, то есть находится под особой правовой защитой, установленной дисклеймером. Мне эта защита нужна, чтобы сообщить вам, что дальнейшее^[19] на самом деле вовсе не вымысел, а по существу истинно и точно. Что «Бледный король», по сути дела, скорее мемуары, чем какая-то выдуманная история.

Может показаться, будто возникает раздражающий парадокс. В дисклеймере все, что следует далее, названо вымыслом, включая и предисловие, но теперь, в этом предисловии, я говорю, что никакой это не вымысел; то есть если верить одному, то нельзя верить другому, и т. д., и т. п. Пожалуйста, знайте, что меня такие умилительные парадоксы самоотсылок тоже раздражают – как минимум сейчас, когда мне уже больше тридцати, – и что книга в самую последнюю очередь является каким-то остроумным метапрозаическим приколом. Вот почему я сейчас подчеркнуто нарушаю протокол и обращаюсь к вам напрямую, от настоящего себя; вот почему в начале этого предисловия прозвучали все мои настоящие идентификационные данные. Чтобы я мог сказать вам правду: единственный подлинный «вымысел» тут – это дисклеймер с оборота титула, а он, еще раз, юридическая необходимость: его единственная цель – защитить от юридической ответственности меня, издателя и его дистрибьюторов. Почему тут такая защита требуется особенно сильно – почему, собственно, на таком предварительном условии настоял сам издатель ^[20], чтобы принять рукопись и выплатить аванс, – та же причина, почему дисклеймер, по сути дела, ложь ^[21]. А вот самая настоящая истина: все, что последует далее, по существу истинно и точно. Это, как минимум по большей части, истинная и точная выборочная хроника того, что я видел, слышал и делал, кого знал и с кем или под чьим началом работал, а также что произошло на Посту-047 в Региональном инспекционном центре Среднего Запада, Пеория, штат Иллинойс, в 1985–1986 годах. Значительная часть книги, собственно, основана на нескольких блокнотах и дневниках, которые я вел в течение тринадцати месяцев на должности инспектора рутинных деклараций в РИЦе Среднего Запада. («Основано» более-менее означает «взято напрямую» – почему, дальше еще обязательно прояснится.) Другими словами, «Бледный король» – что-то вроде производственных мемуаров. Еще он задумывался как некий портрет бюрократии – возможно, даже самой важной федеральной бюрократии в жизни американцев, – в период тяжелой внутренней борьбы и самоанализа, родовых схваток, приведших на свет, по выражению профессиональных налоговиков, Новую Налоговую службу.

Впрочем, в интересах полной прозрачности мне стоит недвусмысленно сказать, что приставка «по существу истинно и точно» касается не только неотъемлемой субъективности и предвзятости любых мемуаров как жанра. Правда в том, что и здесь, в этом документальном повествовании, есть легкие изменения и стратегические перестановки, и большая их часть развивалась в череде черновиков под влиянием редактора книги, порой попадавшего в очень щекотливое положение из-за необходимости балансировать литературные и журналистские приоритеты с одной стороны и юридические и корпоративные угрозы – с другой. Пожалуй, это все, что мне стоит об этом сказать. Есть, конечно, еще целая мучительная предыстория того, как юротдел одобрял три последних черновика рукописи. Но я вас от всего этого избавляю хотя бы потому, что сам этот взгляд на внутреннюю кухню идет вразрез с однообразным и микроскопически дотошным процессом одобрения и множеством мелких изменений и перестановок ради этих самых изменений, когда, например, отдельные лица отказывались подписать согласие на публикацию или когда одна компания среднего размера пригрозила иском в случае, если, несмотря на дисклеймер, мы упомянем ее настоящее название или узнаваемые подробности ее настоящей давней налоговой ситуации ^[22].

Впрочем, в конечном счете получилось намного меньше мелких изменений ради сокрытия личностей и хронологических перестановок, чем можно ожидать. Есть все-таки преимущество в том, чтобы ограничить мемуары конкретным временным интервалом (плюс соответствующими предысториями) в далеком, как нам всем теперь кажется, прошлом. Для начала, людей это уже меньше волнует. Я имею в виду людей в книге. Работникам юротдела издательства было куда проще собрать подписи на разрешения, чем прогнозировал юрист. Причины тут разные, но все же (как и втолковывали мы с моим адвокатом) очевидные. Из названных, описанных, а иногда даже возникавших в сознании так называемых «персонажей» «Бледного короля» большинство уже ушло из Службы. Из оставшихся кое-кто поднялся до таких уровней GS, когда они уже более-менее неуязвимы ^[23]. А еще из-за времени года, когда были предоставлены для ознакомления черновики книги, некоторые работники Службы, уверен, были так заняты и загружены, что даже толком не читали рукопись и, подождав достаточно, лишь бы казалось, будто они пристально изучили текст и, поразмыслив, подписали согласие – просто чтобы чувствовать, что одним делом стало меньше. Также кое-кому вроде бы польстила мысль, что кто-то обращал на них внимание и годы спустя вспомнил их вклад. Пара человек подписали, потому что остались моими личными друзьями; один из них – возможно, самый драгоценный и самый важный для меня друг. Кое-кто уже скончался. Двое, как оказалось, находятся в тюремном заключении, из них один – тот, на кого в жизни не подумаешь.

[18] Малоизвестный факт: только те граждане США, чьи номера социальной страховки начинаются с цифры 9, работают – или когда-то работали – по договору о найме в Налоговой службе. Благодаря налаженным отношениям с Управлением социального обеспечения Налоговая в день начала договора выдает вам новый номер СС. То есть, поступая в Службу, вы будто заново рождаетесь, по документам. Об этом известно очень немногим обычным гражданам. Да и с чего бы. Но вспомните свой номер социальной страховки или номер тех, кто настолько близок, что вам его доверил. Есть только одна цифра, с которой номера СС не начинаются никогда. Это цифра 9. 9 зарезервирована за Службой. И если вам такой номер выдали, он ваш уже до конца жизни, даже если вы давно ушли из Налоговой. Вас как бы клеймят. Каждый апрель – и, конечно, каждый квартал для самозанятых, выплачивающих ежеквартальный EST, – декларации и EST, где номера соцстраховки подателей начинаются с 9, автоматически направляются на особую программу инспекции в Мартинсбергском компьютерном центре. Ваш статус в системе меняется навечно. Служба знает своих – всегда.

[19] Это юридический термин; на самом деле я имею в виду, что все вокруг этого предисловия – правда. Сейчас предисловие перенесли на 92 страницу от начала из-за очередного перестраховочного припадка издателя, о чем см. ниже.

[20] По совету своего штатного юриста издательство отказалось от того, чтобы его название прозвучало в данном авторском предисловии, несмотря на то, что любой, кто посмотрит на корешок или титульную страницу, тут же его узнает. То есть мера совершенно иррациональная; ну да бог с ним. Как заметил мой юрист, советникам корпораций платят не за абсолютную рациональность, а за абсолютную осторожность. И вполне понятно, почему зарегистрированная в США корпорация вроде издательства этой книги осторожничает даже из-за небольшой вероятности, что ее заподозрят в насмешке над Налоговой службой (цитата из первых истерических писем какого-то штатного юриста) или в «соучастии» нарушения автором договора о неразглашении, который обязаны подписывать все сотрудники министерства финансов. При этом – как мы с моим адвокатом 105 раз сказали перед тем, как до юриста компании наконец дошло, – версия договора о неразглашении, обязательная для всех сотрудников министерства финансов, а не только агентов Бюро алкоголя, табака и огнестрельного оружия и Секретной службы, принята в 1987 году, то есть в том же году, когда для инспектирования почти всех личных налоговых деклараций, в США впервые применили компьютеры и высокомощную статистическую формулу, известную как ANADA (т. е. «дискриминантный алгоритм „Аудит / Не аудит“»). Знаю, что для всего лишь какого-то предисловия вываливаю на вас довольно сложную и путаную кучу данных, но главное тут – что Службу волнует защита ANADA(а) и составляющих этой формулы по определению, аудит каких налоговых деклараций вероятнее всего принесет дополнительную прибыль, поэтому-то в 1987-м договор о неразглашении неожиданно коснулся и сотрудников Налоговой. Но меня-то в 1987-м там уже не было. Некоторые личные неприятности наконец остались позади, я смог перевестись в другой колледж, и к осени 1986 года вернулся на Восточное побережье и снова работал в частном секторе – хотя и, конечно, все еще с новеньким номером СС. Вся моя карьера в Налоговой продлилась с мая 1985-го по июнь 1986-го. Поэтому я освобожден от договора. Не говоря уже о том, что я едва ли был в состоянии узнать что-нибудь чувствительное или конкретное об ANADA. Моя должность в Службе ограничивалась низшим уровнем и пределами региона. По большей части я был инспектором рутинных деклараций – он же «букашка» в номенклатуре Службы. Мой зарплатный грейд по договору – GS-9, на тот момент – самый низкий при полной занятости; даже некоторые секретари и уборщики зарабатывали больше. И назначили меня в Пеорию, штат Иллинойс, то есть настолько далеко от Трех Шестерок и Мартинсбергского центра, насколько можно представить. Признаться, в то же время – и вот что особенно беспокоило юриста издательства – Пеория являлась РИЦем, то есть одним из семи узлов Отдела инспекций Налоговой – того самого отдела, который закрыли, или, если точнее (хотя тут можно поспорить), передали из ведения Управления комплаенса расширенному Техническому управлению после появления ANADA и цифровой сети «Форникс». Эти факты о Службе явно более эзотерические и бесконтекстные, чем я вправе просить запомнить вот так сходу, и уверяю, все это еще будет объясняться и/или разворачиваться с бо`льшим изяществом и драматургией в самих мемуарах, когда они, собственно, начнутся. А пока, чтобы вы не одурели и не заскучали окончательно, достаточно просто сказать, что Инспекции – это такой отдел Налоговой службы, в чьи задачи входит прочесывать и отсеивать декларации разных типов, идущих на аудит в подразделение разных типов, чтобы помечать некоторые из них как «20-е» – это сокращение для деклараций, идущих на аудит в подразделение соответствующего округа. Самими аудитами уже занимаются агенты из Отдела аудита, обычно – GS-9 или -11. Трудно подать все это легко или изящно – и, пожалуйста, знайте, в этой абстрактной информации нет ничего такого уж важного для задачи данного предисловия. Так что спокойно пропускайте или читайте наискосок, если хотите. И только не подумайте, будто вся книжка такая, потому что она не такая. Впрочем, если у вас вдруг проснулся жгучий интерес, каждая декларация, отобранная по какой(им) – либо причине(ам) (как по обоснованным и дальновидным, так и, если честно, причудливым и оккультным, в зависимости от букашки) линейным инспектором и направленная на аудит, обязана сопровождаться служебной запиской серии 20 Налоговой службы, откуда и взялось название «20-е». Как и у большинства обособленных и (будем откровенны) презираемых государственных органов, у Службы полно особого жаргона и кодов, в которых сперва вроде бы тонешь, но потом они запоминаются так быстро и применяются так часто, что чуть ли не входят в привычку. Мне и сейчас иногда снятся сны на службоязе. Впрочем, если вернуться к сути, Инспекция и Аудиты – два главных отдела Управления комплаенса Налоговой, и штатного юриста издательской компании заботило, что юристы Налоговой, если достаточно обидятся и захотят придраться к вопросу с договором о неразглашении, могут заявить, будто я и несколько моих коллег и администраторов Поста-047 РИЦа, присутствующих в сюжете, подпадаем-де под действие договора задним числом, потому что не только подчинялись Управлению комплаенса, но и работали в том самом РИЦе, который в итоге сыграл такую важную роль в преддверии того, что стали называть «Новой Налоговой службой», «Инициативой Спэкмана» или просто «Инициативой», якобы введенной лишь в Законе о реформе налоговой системы 1986 года, но на самом деле ставшей результатом затяжного и очень сложной бюрократической грызни между Юридическим и Техническим управлениями из-за Инспекций и функций инспекторов в процедурах Налоговой. Конец инфодампа. Если еще читаете, надеюсь, вы хотя бы разобрались, почему вопрос, называть или не называть издательство, – не из тех, на споры из-за которых мне хотелось бы тратить время и редакторское расположение. В документальной прозе часто приходится идти на компромиссы. (а) Кстати, формула правда так называется, это не шутка. Понимали ли статистики из Технического управления, что дают алгоритму такой мрачный, почти танатоидный акроним?* Очень сомневаюсь. Как теперь знает слишком много американцев, компьютерные программы совершенно и раздражающе буквальны и неконнотативны; как и, собственно, работники Технического управления.* Прим. пер.: Nada (исп.) – «ничто».

[22] Последнее – хороший пример того, что ввергает юридический отдел издательства в омут дотошности и перестраховок. Люди часто недооценивают, как серьезно большие американские корпорации относятся к малейшей угрозе иска. Как я в конце концов понял, дело даже не в том, проиграет или выиграет издательство в суде; их больше беспокоят судебные издержки и влияние этих издержек на рост стоимости страхования ответственности – и без того крупной статьи текущих расходов. Тяжба, другими словами, – дело недешевое, и уж лучше редактору или штатному юристу, которые подвергнут издательство возможной юридической ответственности, суметь показать финдиректору, что к рукописи отнеслись со всеми возможными осторожностью и юридической экспертизой, иначе надеть ему, как выражались мы в Инспекциях, «коричневый шлем». В то же время несправедливо винить во всех тактических маневрах и уклонениях одного издателя. Я (т. е., еще раз, настоящий человек Дэвид Уоллес) тоже боюсь исков. Как и на многих американцев, на меня подавали в суд – даже два раза, хотя оба иска признали несостоятельными и один отклонили как недобросовестный раньше, чем меня вызвали давать показания под присягой, – поэтому я знаю то, что знают столь многие из нас: тяжба – это не прикольно, и лучше по возможности потратить время и силы, чтобы ее избежать. Плюс, конечно, надо всем процессом одобрения-и-юридической-экспертизы «Бледного короля» нависала тень Службы, которую никто в здравом уме не помыслит злить – или даже привлекать ее внимание – без нужды, ведь Служба, как и гражданские иски, могут попортить вам кровь, даже не добившись от вас ни гроша.

[23] Например, один сейчас – помощник регионального комиссара по помощи налогоплательщикам в офисе западного регионального комиссара в Окснарде, штат Калифорния.

ПредыдущаяСледующая