Подписали не все; я так не говорил. Но большинство. Кое-кто даже согласился на интервью под запись. Где уместно, записанные на диктофон ответы переносились непосредственно на бумагу. Другие любезно подписали дополнительные согласия на использование некоторых их аудио- и видеозаписей, сделанных в 1984 году в рамках отмененных мотивационных и рекрутинговых мероприятий Отдела кадров Налоговой службы ^[24]. В совокупности они предоставили множество воспоминаний и конкретных деталей, которые в сочетании с техниками реконструктивной журналистики ^[25] помогли изобразить сцены невероятных авторитетности и реализма вне зависимости от того, присутствовал ли сам автор физически на месте происшествия или нет.

Что я пытаюсь донести: это все равно по существу правдиво – то есть книга, к которой написано это предисловие, – вне зависимости от разнообразных искажений, деперсонализации, полифонизации и прочих украшательств некоторых из дальнейших § ради соответствия дисклеймеру. Это не значит, будто все такие украшательства – просто неоправданные приколы; учитывая вышеупомянутые юридические/коммерческие ограничения, они оказались неотъемлемой частью всей задумки книги. Концепция, как согласились юристы обеих сторон, в том, чтобы читатель воспринял такие приемы, как смена ТЗ, структурная фрагментация, намеренные нестыковки и т. д., просто как современные литературные аналоги «Жил да был…», или «В тридевятом царстве…», или любой другой традиционной техники, дающей знать читателю: далее следует вымысел, относитесь соответственно. Ведь – как знают все, пусть даже неосознанно, – между автором книги и ее читателем всегда есть некий негласный договор; и условия этого договора зависят от определенных кодов и знаков, которыми автор показывает читателю, что это за книга – то есть вымысел/невымысел. И эти коды важны, так как подсознательный договор документальной литературы очень отличается от договора художественной ^[26]. Что я сейчас пытаюсь сделать – в защитных рамках дисклеймера с оборота титула, – это обойти все негласные коды и стопроцентно открыто и прямолинейно расписать перед вами условия текущего договора. «Бледный король» – по сути, документальные мемуары с дополнительными элементами реконструктивной журналистики, организационной психологии, базовой теории гражданского и налогового права и т. д. Наш взаимный договор основан на допущениях а) моей правдивости и (б) вашего понимания, что все нюансы или семионы, с виду подрывающие эту правдивость, на самом деле являются защитными юридическими приемами – примерно как стандартные положения, сопровождающие тотализатор и договоры гражданско-правового характера, – и потому надо их не расшифровывать или «считывать», а просто принять как цену нашего с вами, так сказать, общего бизнеса в сегодняшнем коммерческом климате ^[27].

Плюс еще автобиографический факт, что, как и многие другие задротистые и разочарованные молодые люди того времени, я мечтал стать «художником», то есть человеком с оригинальной и творческой взрослой работой, а не скучной и машинной. Моей конкретной мечтой было стать бессмертно великим писателем вроде Гэддиса или Андерсона, Бальзака или Перека и т. д.; и многие записи в блокнотах, на которых основаны отдельные части данных мемуаров, сами по себе литературно приукрашены и раздроблены; так уж я в то время видел. Отчасти можно сказать, из-за литературных устремлений меня и занесло во время академа на работу в РИЦ Среднего Запада, хотя в основном эта предыстория к делу не относится и будет затронута только в данном предисловии, и то кратко, а именно:

Короче говоря, правда в том, что самые первые художественные тексты, за которые мне, собственно, платили, связаны с некоторыми студентами в моем первом колледже, очень дорогом и высокоинтеллектуальном, где учились в основном выпускники элитных частных школ Нью-Йорка и Новой Англии. Чтобы не вдаваться в кучу подробностей, просто скажем, что я писал определенные прозаические тексты для определенных студентов по определенным предметам и что эти тексты считаются художественными в том смысле, что стили, тезисы, академические персонажи-рассказчики и авторские имена в них были не мои. Ну вы поняли. Главный мотив этого маленького предприятия, как оно часто и бывает в реальном мире, – финансовый. Не то чтобы я отчаянно нуждался в студенческие времена, но семья у меня далеко не зажиточная, и частью моего пакета финансовой помощи были крупные студенческие займы; и я понимал, что студенческий долг, как правило, не предвещает ничего хорошего никому, кто хочет после выпуска встать на какой-либо творческий путь, ведь хорошо известно, что большинство творцов годами вкалывают в аскетической безвестности, прежде чем заработать какие-никакие деньги своим ремеслом.

С другой стороны, в колледже было полно студентов, чьи семьи могли себе позволить не только полностью оплачивать учебу, но и, видимо, без лишних вопросов давать средства на любые личные расходы. Здесь под «личными расходами» имеются в виду всякие поездки на горнолыжные курорты на выходные, безумно дорогие музыкальные центры, вечеринки студенческих братств с битком набитым баром и т. д. Не говоря уже о том, что весь кампус занимал меньше двух акров, но большая часть студентов все равно умудрялась рассекать на личных машинах, хотя парковка на территории тоже стоила 400 долларов в семестр. В общем, с ума сойти можно. Во многих отношениях этот колледж и познакомил меня с мрачными реалиями классовой системы, экономической стратификации и очень разных финансовых миров, где обитают очень разные американцы.

Среди этих студентов высшего класса действительно хватало испорченных, безмозглых и/или неотягощенных совестью. Другие находились под большим давлением семьи и по тем или иным причинам не могли реализовать то, что их родители считали их истинным потенциалом успеваемости. Кое-кто просто не умел жонглировать временем и обязанностями и вдруг оказывался перед дедлайном. Вы наверняка уловили суть. Просто скажем, я, чтобы в ускоренном режиме закрыть некоторые свои долги, предоставлял определенные услуги. Причем услуги недешевые, но и я все-таки был очень хорош и осторожен. Например, всегда требовал достаточно объемную выборку предыдущих текстов клиента для понимания, как ему свойственно мыслить и выражаться, и никогда не совершал ошибку написания чего-то нереалистично лучше его прежнего творчества. Наверное, вы уже увидели, почему такие упражнения могут быть и хорошей ученической подготовкой для того, кому интересно так называемое «писательское мастерство» ^[28]. Прибыль с этого предприятия направлялась на высокодоходный депозитный счет денежного рынка; а процентная ставка в то время была высокой, тогда как процент по студенческим займам начинает расти только после окончания учебы. В целом – консервативная стратегия, как финансово, так и академически. Не подумайте, будто я там строчил по несколько художественных заказов в неделю. У меня, в конце концов, своих дел хватало.

Предвосхищая возможный вопрос, признаю, что этическая сторона в данном случае как минимум хромает. Вот почему я решил честно признаться, чуть выше, что не страдал и не нуждался в дополнительном доходе, чтобы не голодать, ничего такого. Но я старался скопить кое-какие средства для, как я ожидал ^[29], выплаты будущего тяжелого долга. Я понимаю, что это, строго говоря, не оправдание, но думаю, сойдет хотя бы за объяснение; были и другие, более общие факторы и контексты, которые можно представить как смягчающие. Например, в самом колледже, как оказалось, хватало нравственного лицемерия, как то: он себя расхваливал за расовое разнообразие и левацкое благочестие своей политики, тогда как в действительности делал деньги, и немалые, на подготовке детей элиты для элитных профессий, тем самым увеличивая число своих процветающих выпускников-жертвователей. Никто не говорил об этом вслух и даже не давал себе осознать, но колледж был натуральным храмом Мамоны. Я серьезно. К примеру, самым популярным основным предметом была экономика, а самые лучшие и умные в моем потоке – все как на подбор одержимы карьерой на Уолл-стрит, чьим публичным этосом в то время считалось «Жадность – это хорошо». Не говоря уже о том, что в кампусе действовали розничные продавцы кокаина, зарабатывавшие побольше меня. Это только несколько факторов, которые я, если захочу, могу предложить как смягчающие. Сам я смотрел на свое занятие отстраненно и профессионально, почти как юрист. Моей основополагающей философией было следующее: есть или нет в моем предприятии элементы, технически считающиеся пособничеством или подстрекательством в нарушение Кодекса академической честности колледжа, само решение, а также практическая и нравственная ответственность за него лежат на клиенте. Я выполнял некоторые платные задания по фрилансу; зачем некоторым студентам некоторые статьи некоторого объема на некоторые темы и что они решат с ними делать после получения – не мое дело.

Достаточно будет сказать, что эти взгляды не разделила судебная коллегия колледжа в конце 1984 года. Тут история становится запутанной и немного фарсовой, и в типовых мемуарах, скорее всего, больше бы обсасывались дальнейшие возмутительные несправедливость и лицемерие. Я этого делать не буду. В конце концов, я все это рассказываю, только чтобы снабдить контекстом кажущиеся «вымышленные» формальные элементы этих нетипичных мемуаров, которые вы (я надеюсь) купили и теперь с удовольствием читаете. Плюс, конечно, не мешает объяснить, как я попал на самую скучную и машинную работу белых воротничков в Америке, хотя должен был учиться на третьем курсе элитного колледжа ^[30], чтобы этот очевидный вопрос не отвлекал вас всю дорогу до конца книги (лично я как читатель ненавижу отвлекаться на такие вопросы). Приняв в расчет эти ограниченные цели, фиаско с Кодексом АЧ, пожалуй, проще набросать в общих схематических чертах, а именно:

1а) Наивные люди более-менее по определению не знают, что они наивны. 1б) Я, как сейчас понимаю, был наивен. 2) По разным личным причинам я не состоял ни в одном студенческом братстве, поэтому не подозревал о множестве безумных трайбалистских обычаев и практик так называемого «греческого»^[31] сообщества колледжа. 3а) Одно братство ввело феноменально тупую и недальновидную практику: собирать в картотеке с двумя ящиками за баром в бильярдной копии отдельных недавних экзаменов, контрольных, лабораторных отчетов и диссертаций, получивших высокие оценки и доступных для плагиата. 3б) К слову о феноменальной тупости: оказалось, что не просто какой-то один, а целых три члена этого братства, не потрудившись посовещаться с тем, у кого заказали и получили работу, подкинули в эту общую академическую кубышку то, что технически им не принадлежало. 4) Парадокс плагиата заключается в том, что для успеха на самом деле требуется много стараний и тяжелого труда, поскольку надо дополнить стиль, содержание и логические переходы оригинального текста в достаточной степени, чтобы плагиат не бросался полностью и оскорбительно в глаза профессору, выставляющему оценку. 5а) Тот тип испорченного безмозглого студента из братства, который ищет в общей картотеке диссертацию о неявных дефляторах ВНП в макроэкономической теории, – это тот же тип, который не знает или не задумывается о парадоксальном дополнительном труде, необходимом для хорошего плагиата. Он, как невероятно это ни прозвучит, просто перепечатает работу слово в слово. 5б) Еще более невероятно – он не удосужится проверить, что никто из его братьев не планирует сплагиатить ту же работу для того же курса. 6) Моральная система студенческого братства, как выясняется, классически трайбалистская, то есть отличается глубоким чувством чести, секретности и преданности так называемым братьям в сочетании с полнейшим социопатическим наплевательством на интересы или даже человечность кого угодно вне данного братства.