Вскрытие покажет любовь (страница 19)
Движения его рук не доставляют дискомфорта, поэтому желания сопротивляться и выделываться нет. Расслабляюсь. Лёгкие поглаживания погружают в нирвану. К моменту, когда Кирилл запускает руки под мою футболку, я уже купаюсь в благодати. Возможно, алкоголь ещё гуляет в крови, поэтому мне так классно. Так, гляди, и спиться недолго. Незаметно для себя засыпаю.
Спустя пару часов всё равно приходится встать. Тащу себя в душ. Контрастные струи бодрят. Чувствую себя бодрой и отдохнувшей. Вчера перед тем, как завалиться в постель, я умылась, собрала волосы. Киру повезло, никакой жути с чёрным от макияжа лицом он не видел. З – забота.
Как только я вхожу на кухню, Кирилл, стоящий рядом со столешницей, подхватывает пучок укропа и откусывает от него половину.
– Будешь? – спрашивает, протянув мне остаток зелени. – Мы с сегодняшнего дня на правильном питании.
Прохожусь по нему взглядом.
– Ты долго на травке не протянешь.
– Я давно не дурманился, милая. А рядом с тобой так и вовсе, только лучше становиться желаю. Если ты скажешь жрать эвкалипт, поверь, я начну.
Вот же болтун.
– Коалы в мечтах, Кир. Из-за тебя я и шести часов не проспала, – прикрываю зевающий рот ладонью. – Я смотрю – ты старался, – киваю в сторону нашего завтрака, растягивая губы в улыбке.
Кирилл подвигается в сторону, закрывая мне обзор на бумажный пакет с логотипом местного ресторана. Делаю вид, что не понимаю, что к чему, слушаю его стенания о том, как он устал при приготовлении пищи. Звук открывающихся контейнеров вызывает смех.
– Я хотел, Алён, но не вышло. Торчу тебе теперь новую кастрюлю, – сознаётся с грустью в голосе и огоньком в глазах.
– Я не самый большой любитель готовки, не страшно. Жги и остальные, я не расстроюсь.
– Как будем вместе жить – обязательно, – подмигивает мне.
И я, взрослый человек, вроде бы обладающий интеллектом, ведусь. Эта глупая игра будоражит. Мы, шутя, начинаем развивать тему всё дальше и дальше.
В какой-то момент, отсмеявшись, Кирилл с серьёзным видом произносит:
– Только детей, Алён, чуток позже. Мне ближайшие лет десять надо максимально посвятить карьере.
– Ну вот, а я уже посчитала, когда надо зачать, чтоб скорпиончика родить.
Необходимое качество для судебно-медицинского эксперта – умение отключать свои эмоции. Иногда это приходится делать за считанные секунды, чтоб с ума не сойти. Сейчас мне тоже оно помогает. Мы с ним шутим, смеёмся, по мне не видать, что внутри уже подпекает.
Глава 32
В зоне прилёта пробегаюсь глазами по толпе собравшихся в попытке как можно быстрее найти своего единственного, самого лучшего папочку. Натыкаюсь взглядом на высокого, крепкого мужчину, закрывающего лицо букетом цветов. Сейчас что-то будет. Надо сказать, чувство юмора папы понимают не все, но я его унаследовала.
Папа убирает от лица потрясающей красоты нежно-розовое облако из французских роз и улыбается во все свои, от природы крепкие, зубы.
– Как долго я тебя ждал! – своим поставленным голосом извещает всех собравшихся родитель, когда я несусь к нему на всех парах. Буквально подхватывает меня одной рукой, на несколько секунд отрывая от пола. – Люблю – не могу. Своей сказал, что еду к тебе. Соскучился очень, родная, – прижимает до хруста костей.
Понимаю, что-то тут нечисто. Ведётся шоу для кого-то. Но, несмотря на это, на мои глаза наворачиваются слёзы. Разлука с папой даётся тяжело, что десять лет назад, что сейчас.
– И я по тебе, очень. Просто безумно, – только при встрече понимаю, насколько сильно. Обнимаю его за шею и вытираю слёзы об его свитер украдкой.
Если сейчас попросит остаться – я соглашусь. Сама не ожидала, что так проберёт. Тоска внутри поочередно сжимает все органы.
– Моя самая лучшая девочка, – целует меня в макушку, рукой прижимает мою голову с усилием. Мне начинает казаться, что его пальцы немного подрагивают. – Как долго я ждал тебя. Совсем про нас забыла, малышка, – последнее предложение произносит вполголоса так, чтобы слышала его только я.
– Это не так. Ты же знаешь, – выходит жалостливо, со всхлипом.
Забирать вещи мы идём вместе, папа прижимает меня к себе за талию. Дюже крепко. Забористо. На лице сияет улыбка.
– Пап, второй заяц у нас кто? – он явно желает устроить показательное выступление. Приехал за мной, но что-то пошло не по плану. Это экспромт.
– Коллег увидел. В областной у нас новые. Муж с женой. Черноротые. Приподнесли твоей матери, что я с интерном своим сплю. Всего лишь подвёз девушку после смены, она в их доме квартиру снимает. Сейчас посмотрим. Уверен – пока доберёмся, фото наше уже у Зои будет.
– Тебе нужен повод?
Отец кивает. Опрометчиво можно решить, что он у меня добряк. Но среди оперирующих хирургов «мягкотелых» встречаются нечасто. Металлический стержень необходим, иначе не выжить. Сломаешься после первой потери на операционном столе.
Уже в машине рассматриваю свой презентик. Вот она разница: один букет от дорогого сердцу человека ценнее в разы, чем тысячи роз от чужого мужчины. Вожу пальцами по волнистым краям розовых лепестков. Они словно сотканы из сотен бабочек, такие же нежные.
– Нравится? – папа достаёт карточку цветочного магазина из кармана. – Сорт «Пинк Мондиаль». Попросил мне записать. Матушка твоя по-любому захочет в саду такую красоту заиметь. Ей хоть не показывай новых цветов, занялась не на шутку.
– Очень нравится, – нюхаю, зарываясь лицом поглубже. Каждый праздник он мне цветы заказывает, но это другое. Тут частичка его внимания больше – он сам выбирал.
– Тебе и не такие дарят. Мой на фоне твоих садов слишком скромный, – смотрит на меня, прищурившись. А я не пойму. Никуда не выкладывала и само собой не говорила.
– Каких садов? Нереально красивый, не обижай мне его, – прижимаю к себе цветули, на что папа посмеивается.
– Да рассказывай. Наталья уже по всем сетям пронесла. Кто такой? Количество больно лихое. Ты у меня, конечно, красавица, но столько денег на веники…
Узнаю папу, мама часто жалуется, мол, совсем он не романтичный.
– Это за спасённую жизнь, пап, – приходится вкратце обрисовать ситуацию.
– Что у вас там за врачи такие? – вздыхает. К халатности он относится строго.
Передёргиваю плечами. Всякое бывает.
– Почему Кирилла не привезла? Я б познакомился.
Ой, Кирюша-Кирюша. Он меня вёз в аэропорт. Чуть на рейс до Москвы не опоздала. Болтун-балагур. Остановился на трассе и ждал, пока расскажу ему, откуда столько цветов. Сдались они всем.
– Последнюю надежду мне решил спугнуть?
– Ой ли. Твоему мужу, – ловит периферическим, как я закатываю глаза, – будущему, придётся и через двадцать лет быть в тонусе. Блюсти, чтоб поклонники лишнего себе не позволяли. Я ещё не забыл твою юность, – показательно хватается за сердце.
– Скажешь тоже. Школа, репетиторы по химии, курсы оказания первой медицинской помощи, русские народные танцы, игра на арфе, гончарное дело. Что я ещё забыла? – ещё санитаркам в больнице, где работал отец, помогала на добровольной основе. Про это специально молчу, он точно помнит.
– А всё для чего, как ты думаешь? – вид у отца говорящий, мол, да-да, чтоб и минуты у тебя не было на погулять. – Если бог тебе дочку пошлёт, поймёшь меня. С парнями проще. Хотя какие они бывают глупые, – качает головой, схватившись за неё одной рукой, – сейчас увидишь.
– Чего ты племянника моего обзываешь?
– Бедный парень. У него без шансов. Что мать, что отец, – интонация заменяет слово «пропащая».
– Зато дед, – растягиваю в улыбке губы. Большой палец левой руки поднимаю.
– Лисица, – смягчается папа.
Глава 33
Снова и снова перечитываю сообщения, полученные от Артёма:
«Какого хрена ты себе позволяешь? С каких пор по малолеткам пошла?»
«Совсем башкой двинулась на своем желании родить».
«Алёна, возьми трубку».
«Скучаю по тебе, моя девочка».
«Злюсь на тебя и всё равно очень люблю. Давай попробуем снова? Обещаю, будет последний раз. Не могу без тебя. Подыхаю».
Несколько десятков сообщений и столько же непринятых вызовов за последние два дня. Шумова понесло. Это нормально. Быть недовольным мной – его привычное состояние. Можно только порадоваться тому, что я далеко. Потому что, как ни крути, в состоянии бешенства нечистая его всегда приносит ко мне домой. И я по итогу прикрываю свою слабость словами: «так жалко его», «впущу, чтоб соседям не мешал», «ладно, пусть у меня проспится». Если есть желание, человек может справиться со множеством вещей и ситуаций, но чаще всего мы преднамеренно даём себе поблажки.
Вспоминаю наше временное расставание и понимаю – те несколько лет я не страдала по нему. Да, помнила всегда, но не более. В тех двух отношениях, что были у меня «между Артёмом» я не была девицей – «ах, любить можно только однажды». Но потом пошла на поводу у своей прихоти, и вот результат. Как тебе, Алён? Оно того стоило?
Если бы я была более восприимчивой, то Артём бы утопил меня в чувствах вины и раскаяния на тему «иметь двух мужиков за четыре года могут только павшие женщины». Он так яростно и правдоподобно изображал агонию по этому поводу, что в здравии меня держали только моё хладнокровие и рассудительность.
Зря, зря меня папа оставил одну. Опять мои мысли понеслись не в ту степь. Может, в морг прогуляться? Отрезвитель ещё тот.
Мы с ним премило пили кофе после того, как папа показал мне очередной, новый, филиал их клиники, который они с другом открыли пару месяцев назад. И тут ему позвонили из областной. У одного из его «птенчиков» в ходе плановой операции случился эксцесс.
«Птенчиками» мы с сестрой называли в юности всех, у кого отец был научным руководителем, куратором. Пернатые вечно паслись у нас дома. Меня они жутко раздражали, хотела на их место, а сестра себе среди них мужчинку подыскивала.
За два последних часа я выпила три чашки кофе, прочла все папины статьи в журналах, которые нашла в кабинете. Можно бы было домой поехать, но там меня начнут трамбовать ближайшие родственницы. Так что ждём. Сижу на диване, пальцами поигрываю, быстро по очереди постукивая одним о другой, начиная с больших, заканчивая мизинцами и обратно. Предвкушаю и представляю пиздячки, которые он после отвесит всем провинившимся. В эпитетах папа себя никогда не сдерживал, окрас великого и могучего у него поистине радужный.
– Сгинь я сказал, – раздаётся зычный голос отца из-за двери. Я, сидящая на диване, подпрыгиваю. – Она в отпуске. Идите на хрен со своими консультациями.
Оу. Оу. Оу. Про меня, про меня. Ушки к макушке поднимаются.
Дверь резко распахивается, папа уверенно заходит в свой кабинет, не обращая внимания на то, что только что чуть ли зубы дверным полотном не выбил стоящему за его спиной коллеге. Зачастую он после операций выглядит уставшим, сейчас же энергия из Богдана Анатольевича льётся рекою. Невооруженным взглядом вижу: лишнее слово – и кому-то влетит. Поэтому сижу, словно мышка, не нарываюсь, только киваю незнакомцу.
– Альберт, мы торопимся. Сам осмотр проведи, приличия ради иногда стоит.
Сижу, как приличная девочка, с ровной спиной, колени вместе свела, ладонями обхватила. Белых гольф не хватает, было бы как в школьное время. Как только мне разрешили передвигаться по городу без сопровождения, я начала после школы сбегать к папе в больницу. Потом от мамы получала за пропуск музыкальной школы, но оно того стоило.
– Алёна Богдановна, милая, взгляни одним только глазком. Мои дармоеды не справляются. Мальчонка так кричит, что они дух испускают.
– Я что-то непонятно сказал? Она не пойдёт, – папа не на шутку заводится. Я даже рта открыть не успеваю, а он уже норовит вытолкать мужчину из кабинета.
По реакции папы можно понять, что случай там не типичный. Он знает всю жесть, с которой мне приходилось сталкиваться за время работы, знает мои болевые точки. Именно ему я звонила после своего первого вскрытия новорожденного. Это не жутко – это ад на земле. Самое пекло.